Все постарались отметиться подношениями у новой фаворитки. Сам господин Соймонов, директор императорских театров, презентовал «прим-певице Невской» черепаховый гребень. Офицеры лейб-гвардейского полка нижайше просили «госпожу Невскую» принять страусиновый веер, усыпанный блестками, и посетить их завтрашнюю вечеринку. Это надо же! Пару часов назад Суслов, дыша перегаром, обзывал ее дрянью, а теперь сам директор Соймонов величает прим-певицей. Неужто такое возможно — и только потому, что императрица пожаловала ее подарком?! Вот что значит фавор!..

* * *

Лиза выскочила из театра, прижимая к груди подарки, завернутые в старенькую шаль. Дома посмотрит! А пока надо успеть занять место в казенной карете, которая после спектакля развозит актеров по домам. Не займешь место, можно всю дорогу на полусогнутых ногах простоять. Тогда все тело будет ныть до утра. Но вот чудеса — несколько карет распахнули перед ней свои дверцы. Господа поклонники, кланяясь, закричали наперебой:

— Пожалуйте, госпожа Невская!

Лиза остановилась в изумлении. Неужели они обращаются к ней?!

И тут двое каких-то подвыпивших франтов протиснулись вперед и, подхватив девушку под локотки, насильно потащили за собой, распихивая толпу:

— Мамзель поедет с нами!

Лиза вскрикнула, попыталась отбиться. Один из франтов прогнусавил:

— Она еще и сопротивляется! Не видит, кто оказал ей честь. А ведь мы, милочка, — братья Нащокины!

Лиза взвизгнула. Этого еще не хватало — весь Петербург был наслышан про буйных братцев. Они вечно попадали в какие-то эпатажные истории, но чаще всего о них говорили, как о юных развратниках.

И тут рядом прозвучал знакомый голос:

— Отпустите девушку!

Нащокины оторвались от Лизы и развернулись на голос. Прямо на них смотрел Александр Горюнов. Скулы на его щеках побелели от гнева, глаза же, напротив, зажглись каким-то странным и жестким светом. Его высокая, крепкая фигура возвышалась над щуплыми братьями на целую голову, сильные руки сжались в огромные кулаки.

— Кто это? — подслеповато прогнусавил один из братьев.

Но второй, как-то быстро сжавшись, потянул его за рукав:

— Да ну ее, эту певичку! Пойдем, Гришка. Не связывайся. Это же шуваловский выкормыш!

И братья быстро скрылись в темноте.

Александр повернулся к Лизе:

— Прошу вас, барышня Невская, карета подана!

4

Ох уж этот Александр! Он оказался таким заботливым и таким веселым. Стал отвозить Лизу домой после спектаклей и все шутил: «Я спасаю честь русской сцены!» По дороге рассказывал забавные истории, интересные столичные новости. Из его рассказов Лиза начала узнавать об особах высшего света, а также о литераторах, художниках, музыкантах.

— Обрати внимание на завтрашнем спектакле на вторую ложу бенуара, — наставлял Александр. — Это ложа князей Гагариных, но завтра в ней будет сидеть драматург Храповицкий. Я потом тебя с ним познакомлю. Он очень образованный и приятный человек. Недавно вот сказал, что хочет написать несколько оперных либретто. Если сумеешь ему понравиться, сочинит что-нибудь специально для тебя. Кстати, именно так бывает в Европе — на лучшую исполнительницу пишут специальный репертуар.

— А ты откуда знаешь? — удивлялась Лиза.

— Я целый год провел за границей. Меня опекун, Алексей Михайлович, с собой брал. И знаешь, что я придумал, Лизанька? Мы привезли много нот из Европы. Переведу-ка я сам для тебя несколько оперных текстов. Мне, например, очень нравится комическая опера «Проделки Амура».

Лиза пожала плечами:

— Неужели ты станешь заботиться о моей карьере? Это ж сколько времени уйдет на один перевод либретто? А тебе самому пробиваться надо. Ты ж пока на вторых ролях.

— И что? — бесшабашно заулыбался Александр. — У тебя — талант, а мне Бог совсем чуток его отмерил. Сама слышишь, как у меня голос частенько дрожит.

— А давай, Саша, я тебя немного поучу! — Лиза с надеждой вгляделась в лицо друга. — Меня маэстро Меризи некоторым тайным приемам пения обучил. Таких приемов твой учитель господин Насонов не знает.

— Что ж, давай! А не обидится твой Меризи, что ты его тайны раскрываешь?

— А мы ему не скажем! — засмеялась Лиза.

Теперь все свободное время они проводили вместе, но тайком. Александр читал Лизе куски из переведенного либретто, она учила его приемам пения. И это помогало обоим.

А как-то под Рождество, придя на очередное занятие к маэстро Меризи, девушка спросила его:

— Маэстро, а как в Италии относятся к французским композиторам?

Антонио потер переносицу:

— Вообще-то в Италии и своих композиторов хватает. Но лично я люблю французов — в их операх есть и глубина, и непосредственность. А комическая опера и вовсе превосходна. Правда, с тех пор, как в Париже случилась эта ужасная революция, кажется, там тоже перестали по-настоящему веселиться. Слишком много крови пролилось. Но почему ты спрашиваешь, Лиза?

Девушка собралась с духом и выпалила:

— Я прочла клавир французской оперы «Проделки Амура». И мне очень понравилась заглавная роль. Я ведь до сих пор только в трагических да лирических операх выступала, а тут — комическая роль. Так интересно!

— Да, — согласился Антонио, — роль интересная и с музыкальной стороны выигрышная. Но императрица запретила нынче петь по-французски. Да и мы все не одобряем зверства революции.

— А у меня есть либретто на русском языке.

Антонио удивился:

— Кто же перевел?

Лиза зарделась:

— Наш певец — Александр Горюнов. Специально для меня…

Антонио взглянул на раскрасневшуюся девушку, вспомнил красавца Горюнова. Никак тихоня Лиза влюбилась?

— То-то я смотрю, ты с ним дружбу наладила. Жаль, что он певец не выдающийся, а то были бы вы прекрасной сценической парой. Оба — красивые, статные. Публика пришла бы в восторг.

— А вы, маэстро, послушайте, как Александр теперь петь стал! — выпалила вдруг Лиза и, бросившись к дверям, отворила их.

За порогом оказался сам Горюнов — тоже взволнованный, почти смущенный. Ну как тут отказать? Антонио уселся за клавесин и махнул рукой:

— Прошу, молодой человек, покажите, что умеете!

И Горюнов показал — спел три арии разного плана: две героические, одну комическую.

Меризи удивленно слушал, не прерывая. Молодой человек и вправду стал петь совсем иначе и гораздо лучше. Пропала неуверенность в голосе, появилась окраска и даже сила. Антонио придирчиво оглядел Александра — да ведь он тоже влюблен. И его чувство к Лизе сотворило чудо. Да, любовь — великая сила. Жаль, сам Антонио не испытал ничего подобного. Может, тогда и он сочинил бы великую музыку…

* * *

Жизнь становилась прекрасной! Маэстро Меризи начал репетиции «Проделок Амура». Правда, когда дело дошло до распределения ролей, взвилась Катерина Баранова. Кричала на весь театр, что роль Амура — как раз для нее, бегала по начальству, даже искала заступничества у своего покровителя — князя Голобородко. Но еще недавно пылкий амант Катерину не поддержал, напротив, взглянул холодно и только заметил:

— Нашему уважаемому маэстро видней, кому роли поручать!

Словом, Лиза начала репетировать. Да только липкий Голобородко теперь к ней приклеился. Все время вертится вокруг, шепчет с придыханиями:

— Я по-родственному: раз матушка-императрица тебя выделила, я тебя тоже награждать и одаривать стану!

Хороши награды — то по головке погладит, то за щечку ущипнет, а то и вовсе норовит липкими губами чмокнуть.

Ох, не нравятся Лизе такие «подарки». Но что сделаешь? Начальство, всем известно, не выбирают. Особенно такое — княжеское… Вот Лиза и старается и князя не обидеть, и себя уберечь. Но больше всего она старается, чтобы Голобородко при Александре рук не распускал. Горюнов ведь горяч — а ну как ввяжется в свару. Конечно, ему-то хорошо — у него защитник, опекун Шувалов, есть. Если что, заступится. Но за Лизу заступаться некому. До родителей в Небесном Царстве — высоко, до матушки Екатерины — далеко. Разве станет она какой-то певичке аудиенцию давать? Да и князь Голобородко у Екатерины в любимцах ходит. Вот и крутится Лиза сама, как умеет…

В начале Святок репетиции «Амура» приостановились. Начали давать уже игранные оперы — по три спектакля на день: надо же после поста повеселить народ. Возобновили «Служанку-госпожу» Паизиелло. Лиза там всегда с фурором пела, чуть не каждую арию бисировала. На последнем антракте вернулась в гримерную, да и обомлела: на столе лежит большой футляр розового атласа, золотыми нитями вышитый. Такие она только в богатых ювелирных лавках видала. В них настоящие драгоценности кладут, не то что гребешок или заколку, а целые ювелирные гарнитуры.

Да только Лиза и открыть не успела — в гримерку, как на грех, Катерина Баранова ворвалась. Она в «Служанке-госпоже» крошечную арию пела. Увидела подарок и к нему кинулась. Первая атласный футляр открыла да и взвизгнула:

— Да что же это?! За что же это?!

Футляр прямо в лицо Лизе бросила, сама убежала. Хорошо, Лиза успела подарок поймать — футляр тяжелым оказался. А ну как бровь бы рассек или, того хуже, в глаз угодил? Как бы тогда Лиза оперу с подбитым глазом допела?!

В театре неписаное правило было. Уж если бьешь, бей так, чтобы на лице следов не осталось. Да что шальной Барановой до каких-то правил, ежели она осерчала?

Лиза футляр раскрыла, тут только и поняла, отчего сыр-бор. Оказывается, подарок-то князем Голобородко прислан: золотая пара внутри лежит — серьги с бриллиантами да витая цепочка с массивным фермуаром, тоже с бриллиантовыми вкраплениями. Дорогущий подарок! А к нему еще и записочка: «Только ты теперь царишь в моем сердце, прелестница!» Вона как! Переменчив оказался князь: еще вчера в прелестницах Катерина Баранова числилась, а сегодня, видно, ей отставка вышла. Есть отчего беситься бедной Баранихе!

Да только и Лизе от всего этого радости мало. Как теперь выкручиваться? Взять подношение, на себя надеть? Но ведь как противно-то! Все будет казаться, что это липкие княжеские руки обнимают. Ох нет, только не это. Не может Лиза теперь позволять обнимать себя! Вчера под вечер, когда Александр, как уже стало привычным, повез ее домой в своей зимней крытой коляске, не удержался он, да и поцеловал Лизу. И так это оказалось хорошо и приятно, что у Лизы голова от счастья кругом пошла. Вот она — любовь-то! Недаром матушка-императрица наказывала именно ее в жизни искать. Деньги-то наживутся и проживутся — а ну их к бесу! Зато любовь навечно останется.

Словом, схватила Лиза атласный футляр да и побежала на театральную площадь — туда, где ряды карет стоят. Вот и княжеский выезд с вызолоченными гербами на дверцах карет. Девушка обернулась — слава Богу, никого не было. Видно, слуга с кучером в извозчицкую избу греться ушли. Там всегда для тех, кто ждет господ после спектакля, кипяток заготовлен, а то и водочка для сугрева.

Лиза тихонько приоткрыла дверцу кареты и засунула княжеский подарок прямо под ближнее сиденье. Если Голобородко спросит: отчего не надела, Лиза скажет: не получала никакого подарка. На своем стоять станет — не было, и все тут! Пусть потом слуги футляр в карете найдут. Но это еще когда будет!..

Глупая, конечно, выходка. Лиза и сама прекрасно понимала это. Но ничего другого в голову не приходило. Избавилась от подарка — и то счастье. Футляр просто руки жег!

Влетела Лиза обратно в театр, мгновенно переоделась. Таким, как она, костюмеров не полагается: не велика птица — делай все сама. Но сейчас это Лизе на руку. Выскочила она из гримерной, едва до поднятия занавеса успела. Ну а там легкие и красивые мелодии Паизиелло полились. Лиза запела да и забыла обо всем — и о князе, и о его дарах. Какие могут быть огорчения, если можно петь такую музыку?!

После спектакля, еще взволнованная потоком аплодисментов и криками «браво!», она вбежала в гримерку. Скорей бы переодеться — Александр, как всегда, в коляске дожидается. Домой поедут, может, он опять ее поцелует…

Девушка быстро, но аккуратно (не дай Бог, порвать!) скинула казенный театральный костюм (костюмерша потом пройдет и заберет наряды из всех гримерных), надела свое простенькое платье, не маркое, терракотового цвета, накинула темно-коричневую мантилью, подбитую дешевеньким, заячьим мехом, завязала лентами зимний капор и потянулась за муфточкой. На столе рядом с муфтой лежал еще один футлярчик, правда, небольшой и не такой шикарно отделанный. Лиза взяла его двумя пальцами, словно боясь. Посмотрела на зеленую бумагу, которой он был обтянут, так, словно эта бумага прикрывала змею, и снова положила на стол. Впрочем… Подумав, Лиза решила здраво — этот подарок явно не от князя, слишком уж дешев для сиятельного дарителя. Скорее всего принес какой-нибудь поклонник из простых. Но все равно было отчего-то неприятно и боязно.

Не беря футлярчик в руку, Лиза нажала на пружинку. Раздался странный звук, всполох. Девушка интуитивно отскочила от стола и вдруг с ужасом увидела, что футляр загорелся, за ним мгновенно запылала ее муфточка на столе, а потом и столешница. И тогда Лиза закричала.

На ее крик первым вбежал Александр. Наверное, он шел встретить девушку. Из соседних гримерных появились певцы, занятые в сегодняшнем спектакле — кто уже одетый для выхода домой, а кто и полураздетый. На крики выбежали все. И все в удивлении уставились на полыхающее пламя в гримерной Лизы. Первым пришел в себя Александр.

— Зови пожарных! — закричал он, а сам, схватив домотканый половик, начал сбивать им все разрастающееся на столе пламя.

Буквально через полминуты появились пожарные с песком и баграми. Горящий стол засыпали песком, потом залили принесенной водой. Словом, гримерная Лизы представляла собой ужасное зрелище — обгоревшая, замусоренная и мокрая. Придется завтра гримироваться в другой комнате. Значит, надо просить начальство «о соизволении»…

— Как это случилось? — шумно дыша, спросил чумазый Александр. — Свеча опрокинулась?

— Нет! — тихо ответила Лиза, пытаясь унять дрожь. — Кто-то подсунул фейерверк в подарочном футляре.

— «Шутиху», что ли?

— Ну да! Когда я открыла футляр, он взорвался. Хорошо, лежал на столе…

Голос Лизы оборвался. Она так ясно представила, что было бы, возьми она подарок в руки: обгоревшее лицо, поврежденные глаза. Кто же мог «пошутить» столь ужасно, бесчеловечно?..

Через открытую настежь дверь взгляд Лизы упал в темный коридор. Мимо ее гримерной промелькнула чья-то тень. Лиза кинулась к двери. Но в коридоре уже никого не было. Девушка в ужасе вернулась к Александру:

— Там кто-то стоял! Тот, кто принес эту ужасную «шутиху»!

И Лиза в страхе прильнула к своему спасителю. Александр обнял ее, зашептал что-то успокаивающее. Лиза всхлипнула. Какие ужасы стали твориться в ее жизни! Кто и за что хочет ее покалечить? Может, это князь решил отомстить за отвергнутые драгоценности? Или кто-то из артистов завидует Лизиному успеху? Или появился сумасшедший поклонник?

Александр погладил девушку по голове, как малое дитя. Это публика видит в ней талантливую певицу, а ему она кажется сейчас испуганным ребенком, которого надо оберегать и защищать. Что ж, он станет ее защитником. Больше того, как только подойдет Красная горка — время свадеб, он станет мужем этой испуганной девочки. И тогда никто во всем мире не посмеет ее обидеть!

5

Улучив несколько свободных минут между репетициями новой оперы «Проделки Амура», маэстро Меризи вскрыл очередное письмо своего друга Франческо Манино. Как и в прошлый раз, тот писал сбивчиво. Буквы разлезались и наезжали друг на друга. Видно, Франческо волновался. Конечно, писать собственноручно сей брат венецианского дожа не привык — всю жизнь за него писали специально нанятые секретари. Но такие сведения секретарям не доверишь.

Антонио читал и все больше цокал языком по венецианской привычке. Ну и страсти описывал ему друг Франческо…

«В прошлый раз, мой дорогой Антонио, я не осмелился написать тебе главное. С моей несравненной русской Венерой был не просто роман. То было великое и животворящее чувство. Да-да, мой друг, возлюбленная Софи призналась мне, что ждет ребенка. Представляешь, Антонио, — моего ребенка! Однако тогда я, дурак, замешкался, не сделал сразу же ей предложения, не пошел к ее отцу. Наверно, она восприняла это дурно, потому что через пару недель все русское семейство покинуло Венецию. Я бросился в погоню, объездил Италию, Францию, но своей возлюбленной не нашел. Конечно, ты скажешь, Антонио, надо было ехать в Россию. Но тогда я был еще молод, не крепок душой. Поездка в такую даль, в снег, медвежьи леса казалась мне смертоубийством. Да и не думал я, что любовь останется во мне на всю жизнь…

Ах, друг, умоляю опять, разузнай что можешь при русском дворе. Вдруг ты встретишь мою синеокую Венеру, расскажи ей обо мне. Если же нет — присмотрись: нет ли там юноши или девушки лет девятнадцати, кто покажется тебе похожим на меня лицом или манерами? Вдруг встретишь мое дитя? Дай мне знать, и я поеду сквозь все снега и морозы…»

У Антонио голова пошла кругом. Еще не легче! Как все это можно разузнать?! Простенько так, невзначай, поспрашивать у русских дам: не прижили ли вы незаконного ребеночка, пока ездили в Венецию лет двадцать назад? Да за такие расспросы могут не только из Петербурга выслать, а и в тюрьму Петропавловской крепости посадить!

Да у бедняги Франческо, видно, рассудок помутился. Как можно найти незаконного ребенка спустя двадцать лет?! К тому же из того, что Антонио повидал при дворе, было ясно, что незаконные связи в России не одобряют. Говорят, еще десяток лет назад бедную женщину, уличенную в «незаконном разврате», могли бить плетьми прилюдно прямо на площади, а потом сослать в самую отдаленную ее усадьбу — жить там безвыездно. Неудивительно, что русские женщины даже самого высокого звания, родив незаконного ребенка, пристраивали его в крестьянские семьи, а то и просто подкидывали у незнакомых домов. Где-то Меризи уже слышал подобную историю…

Ах, да, ведь Лиза Невская — из таких подкидышей. Антонио чуть не присвистнул. А ведь ей как раз девятнадцатый год. И глаза у нее такие же синие, как у возлюбленной Франческо. Вон он пишет — «синеокая Венера». Да и красива Лиза, как богиня — и лицом, и статью. К тому же и поет, и изъясняется по-итальянски отменно. Может, это итальянская кровь в ней говорит?

Ох, Мадонна! Антонио потряс головой, отгоняя такие мысли. Мало ему своих дел и волнений — премьера на носу. Надо государыне угодить во что бы то ни стало. Тогда она обещала ему прибавку к жалованью. А тут Франческо со своими странными просьбами. Не до него!

Вдруг Антонио вспомнил строки из письма друга: «Я поеду сквозь все снега и морозы». Может, это и вправду, настоящее чувство? Надо уговорить Франческо приехать в Петербург хотя бы весной, вдруг он найдет свою возлюбленную и свое дитя?.. Впрочем, маэстро вздохнул: Петербург город огромный — сколько подкидышей тут ежедневно находят… Трудно будет сыскать одного-единственного. Но к Лизе стоит присмотреться повнимательнее. Хотя куда еще внимательнее — он и так видит девушку каждый день.

* * *

— Лизонька! — помощник режиссера Суслов, притворно ласково и льстиво улыбаясь, спешил навстречу. — Иди быстренько в костюмерную. Для твоего Амура костюм пошили!