Лиза в восторге кинулась в пошивочные мастерские. Как она любит примерочную комнату — своих нарядов пока покупать не на что, так хоть в сценических покрасоваться! Правда, какой костюм сошьют для Амура? Небось обычную греческую тунику. Но все равно так приятно побыть на примерке.

Костюмерша разложила на кушетке розовый, только что пошитый, еще теплый от утюжки костюм. Потом она что-то забормотала и вышла. Лиза осталась одна. Ну и что? Разве она не сумеет сама одеться?

Девушка аккуратно развернула розовый шелк, оделась, подошла к большому зеркалу на стене и ахнула: туника до того коротка — ничего не прикрывает…

Лиза завертелась перед зеркалом, да и застыла как вкопанная — из зеркала на нее глянула сластолюбивая улыбочка Голобородко в белом парике. Девушка взвизгнула, пытаясь прикрыться только что сшитым костюмом. Да что скроешь под кусочком ткани с ладошку?..

— Не пугайся, мой амурчик! — страстно зашептал князь. — Я добр, я щедр! Я тебя по гроб жизни обеспечу. Будущее твое раем сделаю. Только допусти до себя! За один твой поцелуй подарками завалю. Будешь жить в красивом особняке, выезжать в шикарной карете на шестерке цугом. За восторги любви мне ничего не жалко. Ни в чем никогда нуждаться не станешь, жить будешь как королева! Драгоценности, наряды, слуги — я для своих разлюбезных аманток ничего никогда не жалел. Небось слышала, как я танцорку Ленушку своим вниманием удостоил? Семь лет обожал — возвышенной любовью жаловал. Потом судьбу ей устроил: замуж за действительного статского советника выдал. В приданое с целого города откуп налоговый пожаловал — ежегодный доход восемьдесят тысяч. Сверх того, дом в Петербурге подарил, триста тысяч стоящий. А уж тебя миллионными милостями осыплю, почище царских!

Лиза слушала жаркий сластолюбивый шепот и вжималась в холодное зеркало. Кто ж не слыхал о таровитости светлейшего князя! Да только Лиза и финал той истории знала — после щедрот княжеских задушил статский советник жену свою Ленушку. А на следствии показал: сама нечаянно на длинной косе удавилась. Вот вам и «царские милости»!

Оторвавшись от зеркала, Лиза выпалила прямо в распаленные глаза князя:

— Я, ваше сиятельство, актера Горюнова люблю!

Голобородко скривился:

— Зачем тебе этот нищий? Гляди, что я тебе принес! — И князь вытащил пачку ассигнаций такой толщины, в какую и не верилось. — Только допусти до себя!

И соблазнитель сунул пачку прямо в декольте Лизочки. Влажные, как у вурдалака, губы уткнулись в шею девушки. Та вскрикнула в ужасе, отпихнула сиятельного сластолюбца и, схватив его деньги, не глядя, бросила в горевший старый камин. Миг — и пачка треснула, деньги рассыпались в огне и начали корчиться, будто хотели выбраться…

* * *

Из пошивочной мастерской Лиза выскочила как ошпаренная. В коридоре налетела на Катерину Баранову, чуть с ног не сбила. Катерина фыркнула и злобно погрозила кулачком вслед убегающей Лизе. Но тут в дверях появился сиятельный князь, красный как вареный рак. Хотел было побежать за ускользающей Лизой (это в его-то годы!), да натолкнулся на Баранову.

— Следишь, мерзавка! — хрипло гаркнул он бывшей пассии. — Что, завидно?

Катерина улыбнулась слаще некуда и пролепетала:

— Чему завидовать? Глупости или неблагодарности? Да у этой дурочки сердца нет. Коли было, она бы от вашего внимания в счастье пришла. По мне, так даже лицезреть ваше сиятельство и то блаженство.

— Неужто я тебе так люб? — капризно поинтересовался князь и ткнулся в объемистые груди Катерины.

Та обняла его, закатив глаза. Сама сладко думала:

«Господи, конечно ж, люб! Мне бы только в твоих пассиях еще пару годков удержаться, я бы жизнь новую начала. Театр бы этот ненавистный к черту послала, подарки твои ювелирные продала да и завела бы себе собственный трактир на бойком месте. Вот где жизнь настоящая! Военные франты на постой останавливаются, почтари мимо летят, купцы заезжие гуляют — и со всех денежки бегут. В мой карман, мою казну! Но пока для трактира средств маловато. Дарам княжеским пополнения требуются — побольше и пощедрее!»

И Катерина смачно чмокнула князя в его напудренный парик:

— Уж как вы мне любы, ваше сиятельство!

— Докажи, прелестница! — Князь игриво провел по подбородку девицы.

— Да хоть сейчас! — страстно прошептала Катерина.

— Тогда пойдем! — И князь потащил девицу за собой.

Позади пошивочных мастерских обнаружилась небольшая комнатка, скорее даже чуланчик. Но обставлен этот чуланчик был почти по-царски: кругом ковры и на стенах, и на полу, в центре — огромная кровать под розовым балдахином, прямо перед кроватью — огромное зеркало венецианского стекла, установленное так, чтобы открывался самый откровенный вид с кровати.

Катерина ахнула.

— Не ожидала? — хихикнул князь. — Я тебя сюда еще не водил.

Катерина закусила губу. Конечно, эдакие хоромы сиятельный ловелас обустроил для своей новой любовницы Лизки. Но не лежать невскому подкидышу на этом роскошном ложе, не получать за это даров княжеских. Только ей, Катерине, должны доставаться сии дары. А уж она-то отдарит!

Девица пылко вскрикнула и бросилась на кровать, потянув за собой князя.

* * *

На спевке Лиза не попала в такт. Через четверть часа и вовсе, начав свою арию, спуталась в словах. Маэстро Меризи был изумлен. Его прилежнейшая ученица оказалась совершенно не готова к репетиции.

— Отчего ты не выучила партию?! — почти зло осведомился Антонио. — Генеральный показ на носу. Сама императрица пожалует!

Лиза стояла на авансцене, раскрасневшаяся и поникшая. Маэстро решил сменить гнев на милость — все-таки стоит присматривать за девочкой. Вдруг она и есть та, которую ищет его друг Франческо? Впрочем, нет, не может быть!..

— Все свободны пока! — крикнул он певцам на сцене. — Я позову. А ты, Елизавет, подойди ко мне!

Лиза ссутулилась. Обычно маэстро называл ее так официально, только когда сердился по-настоящему. Но что делать, если после сцены в примерочной комнате у Лизы в горле ком стоит и сердце трепещет от страха. Это ведь надо — так поступить с самим князем Голобородко! Это же не футляр с сережками под сиденье кареты спрятать… Тогда князь решил, что слуга забыл отнести подарок Лизе и приказал его выпороть. Жесток князь! Об этом все знают и рассказывают. Это пока он смотрит на Лизу маслеными глазками и улыбается — ждет, что она одарит его любовными ласками. А как поймет, что не будет ласк, — что тогда?!

Господи помилуй, князь же сживет ее со света! Она ведь сирота беззащитная. Ни родителей, ни друзей. Да и были бы друзья, разве им расскажешь о том, как сладко причмокивал он, как гладил ее липкими пальцами, как жарко шептал слова такие соблазнительные: драгоценности, наряды, выезд, собственный дом…

Кому про такое расскажешь? Никто в театре не поймет, что от всего этого можно отказаться. Даже подруга Дуня Волкова дурой обзовет. А как иначе, раз от своего счастья отказываешься? Дура — она и есть дура. Карьера певицы недолга. А не дай Бог, потеряешь голос — одна дорога в работный дом. Или того хуже — в нищенки. Да любая — что певица, что актриса — о своем будущем с ужасом думает. Сценический век прост: на сцене царишь, пока при тебе молодость — тут тебе и обожание, и подарки. А молодость прошла — и корке хлеба будешь рад.

Конечно, удачливые девицы замуж выходят. Да только особо удачливые. А Лизу пока замуж никто не звал, да и вряд ли позовет. Вон Александр целовал, но дальше не пошел. Понял, видать, что без замужества Лиза на любовь не согласна. Хоть и рассуждают ее театральные товарки, что любовь, мол, любовью, а постель постелью, но Лиза, пусть и любит Сашу, но невенчанной женой ему никогда не будет. Ведь какая жена без Божьего благословения? Так — амантка, любовница, пассия…

«Нет, не хочу!» — Лизу передернуло, и она тихонько застонала. И тут только поняла, что маэстро Меризи ждет ответа.

— Я спрашиваю, отчего ты в таком миноре? — по-итальянски поинтересовался композитор.

— Все хорошо! — по-итальянски же ответила девушка. — Просто я устала немного, но это быстро пройдет.

От прекрасного родного выговора у Антонио перехватило дыхание. Конечно, у этой девушки абсолютный слух, и она, слушая, как говорит сам Антонио, просто отлично подражает ему. Но вдруг это не так — вдруг в ней говорит голос крови? Вдруг она и вправду дочь Франческо?..

— Расскажи мне, чем ты так расстроена, девочка? — Антонио мягко взял ученицу за руку. — Я же вижу. Я постараюсь тебе помочь!

Маэстро улыбнулся, и улыбка вышла такая добрая и заботливая. Лиза вздохнула, хотела снова повторить «все хорошо», но неожиданно ком застрял в горле, и по лицу потекли слезы.

Антонио сориентировался быстро: нельзя, чтобы ведущую певицу видели плачущей. Схватив девушку за руку, он повел ее в глубь темного зрительного зала.

— Расскажи мне, что случилось! — прошептал он, опускаясь в кресло последнего ряда партера.

И тут Лизу прорвало. Смахивая слезинки, она рассказала маэстро и про приставания князя, и про свою любовь к Александру.

— Конечно, я понимаю, он не сможет жениться на мне. Он ведь воспитанник благородного графа Алексея Михайловича Шувалова, императорского библиотекаря.

Антонио насторожился:

— Как это «воспитанник»?

Лиза покраснела. Она вообще так легко краснела, эта милая девочка…

— Ах, маэстро, вы же не знаете всех наших театральных слухов. Но здесь все уверены, что Александр Горюнов — незаконный сын графа.

— Бастард?

Антонио не сумел сдержать разочарования. Он-то уже подумал о том, что нашел еще одного подкидыша. Горюнов, действительно, черноволос, черноглаз, как Франческо. И пылок, свободолюбив, и в лице его есть что-то не русское. А вдруг… Но раз Лиза говорит, что Александр — бастард Шувалова, ей лучше знать. Да и вообще: если Франческо нужно найти свое дитя — пусть это будет милая Лиза.

Впрочем, если Александр — воспитанник графа Шувалова, тот может облегчить участь Лизы. Возможно, рассказав о прекрасной певице, Антонио сумеет уговорить графа вступиться за девочку? Но в любом случае надо как-то постараться отвадить от нее этого ужасного князя. Самому Антонио с князем не сладить — Голобородко его непосредственный начальник. Но, может, граф Шувалов сумеет оградить Лизу от посягательств этого сиятельного ловеласа?

Антонио вздохнул и промолвил:

— Не плачь, Лиза, я постараюсь тебе помочь!

6

Правда, это легче сказать, чем сделать. Где и как он сможет увидеться с одним из могущественных сановников России — графом Шуваловым? Однако зацепка есть, и ее следует использовать. Ведь граф Алексей Михайлович не только заведует всей императорской библиотекой, но и лично курирует Собрание старинных рукописей. А разве композитор Меризи не может взглянуть на старинные ноты или почитать трактаты о музыке?

Дело, однако, оказалось хлопотное. Сначала — внутренняя докладная записка от маэстро Меризи директору театров господину Соймонову. От господина директора запрос в Собрание старинных рукописей. И, наконец, бумага о «Разрешении непосредственного обращения италианского композитора Антонио Меризи к директору Императорского собрания книг графу Шувалову». Как же все зарегламентировано при русском дворе! Говорят, даже когда цесаревич-наследник Павел Петрович хочет видеть свою государыню-мать, он должен исхлопотать на это «долженствующее разрешение».

Хвала Мадонне, что хоть времени все эти бумаги заняли немного, а то Меризи уже приготовился ждать целые месяцы. Но нет, несмотря на горы изведенных бумаг, уже на другой вечер слуга, специально присланный к маэстро из библиотеки, известил:

— Пожалуйте за мной! Их сиятельство граф Шувалов примут вас лично.

Хорошо, что во дворце столько слуг. В другое время Антонио раздражался от их вечного присутствия — в каждой комнате, при каждом переходе кто-то стоял и подсматривал, подслушивал. Немудрено, что и императрица, и другие власть придержащие знали о каждом вздохе в дворцовых покоях. Но сейчас слуга-провожатый был как раз кстати — в огромных, сумрачных, бесконечных коридорах дворцового комплекса можно потеряться в два счета. Даже бывалые придворные ходили только в сопровождении слуг, несущих впереди массивные золоченые канделябры, ночи-то в Петербурге длятся по девять месяцев, а то и вовсе, кажется, и не кончаются. Эти странные петербуржцы даже самое светлое время года называют — белые ночи!

Не запоминая дорогу (все равно обратно проводят), Меризи думал о предстоящем разговоре. Пожалуй, стоит намекнуть графу Шувалову, что певица Лиза Невская не просто подкидыш, а уже почти найденыш. И ее предполагаемый родитель не какой-нибудь обыватель петербургских окраин, а венецианский дворянин, выходец из почтенного, богатого и старинного рода. Если что, стоит сказать об этом, как уже о доказанном факте. Во славу добра и искусства можно и солгать. Мадонна милостива — она простит!

Зато граф Шувалов мог бы помочь Лизе — оградить ее от приставаний князя Голобородко. Конечно, Алексей Михайлович — не сам влиятельный императорский канцлер, но ведь его прямая родня, так что силу и вес при дворе имеет!

Тяжелые сосновые двери, покрытые узорами не хуже знаменитых «Дверей рая» в соборе Флоренции, отворились совершенно бесшумно. Слуга-провожатый пропустил Меризи, а сам остался в коридоре. Видно, хранилище рукописей для благородных посетителей, а не для простых слуг. Антонио ступил на толстенный ковер, скрадывающий все звуки шагов. Ничто не должно тревожить, читающих старинные книги!

Однако оказалось, что Меризи ошибся. Граф принял его не в хранилище рукописей, а в собственном кабинете. Ковер привел композитора прямо к столу, за которым восседал высокий, еще совсем не старый вельможа, весьма благородной наружности. Одет он был просто, в темно-коричневый камзол на французский, еще дореволюционный манер (послереволюционная мода при русском дворе не поощрялась, как не поощрялись и все выходки самих революционеров-французов). На его большой, изящно очерченной голове красовался белый парик с косичкой, перевязанной черной ленточкой. Граф щурился, но, видно, не от неудовольствия, а от слабости глаз. Хотя, когда он раскрыл их, Антонио изумился — настолько они были необычны: темно-синие, с черными всполохами. Глаза серьезного человека, много пережившего на своем веку. И еще Антонио уловил его сходство с воспитанником — Александром Горюновым. Сходство это не бросалось в глаза, но существовало как-то подспудно — в манере взгляда, в повороте головы, в легком жесте руки, которым граф пригласил пришедшего сесть напротив. Значит, верны слухи, что Александр графу — родная кровь.

— Рад познакомиться со знаменитым маэстро Меризи! — вежливо и совершенно правильно по-итальянски проговорил граф. — Признаться, я и сам хотел зайти к вам — узнать, как там мой шалопай?

— Все прекрасно, ваше сиятельство, — отвечал Антонио, в почтении склонив голову. — Для меня честь, что господин Горюнов почтил нашу театральную труппу своим присутствием.

Граф вскинул на маэстро потемневшие глаза и процедил:

— По мне, это, конечно, не честь. Но что поделаешь, сама императрица признала за Александром талант пения. В таком случае пусть поет. Но хочу осведомиться у настоящего профессионала — велик ли сей талант?

Меризи улыбнулся:

— Если я скажу вам, ваше сиятельство, что не велик, вам не понравится. Ежели — велик, вы не поверите. Я скажу другое. Любой талант нуждается в труде, как алмаз в шлифовке. Я вижу, что ваш воспитанник в последнее время стал петь куда лучше. Его голос обрел силу, его дыхание раскрылось, звук обрел красоту и гибкость. И все это только благодаря…

Граф махнул рукой, перебивая:

— Знаю! Эта певичка, Невская, стала с ним заниматься. Тоже мне учительница… Знаем мы такие учения… — Граф хмыкнул. — Да влюбился в нее Сашка — вот и вся недолга. Отсюда и плоды учения. Однако, я боюсь, как бы иных плодов не случилось!

Граф вскочил. Антонио уставился на него в изумлении. Алексей Шувалов оказался не просто высок ростом — велик! Его ручищи сжали спинку тяжелого дубового стула, как хрупкую игрушку. Антонио даже показалось, что стул треснул.

— Право, граф, стоит ли так нервничать? — осторожно произнес Меризи. — Госпожа Невская добрая девушка, правильных моральных устоев. Она не куртизанка, не каботинка, не охотница за деньгами. Я скажу вам больше… — Антонио замялся. — Я открою вам тайну, господин граф. Однако прошу помнить, что это не моя тайна, и хранить ее строго между нами. Елизавета Невская — не просто крестница государыни-императрицы Екатерины Великой, но и, возможно, пропавшая дочь моего венецианского друга. Пока это секрет, но по весне он приедет в Санкт-Петербург с официальными бумагами. Его имя — Франческо Манино.

Пальцы Шувалова рванули спинку стула с такой силой, что и вправду раздался треск. Граф отбросил разломанный стул и облокотился на столешницу, нависнув над Антонио всем своим огромным весом.

— Что вы говорите? Это же невозможно!

Антонио пожал плечами:

— Отчего же? Это романтическая история. Лет двадцать назад мой друг был влюблен в русскую красавицу Софи, путешествовавшую по Италии. Теперь он ищет свою потерянную любовь и своего ребенка. Возможно, это Лиза — никто ведь не знает, чья она дочь.

Граф оторвался от стола и позвонил в колокольчик. Антонио напрягся: велит выгнать, и весь разговор! Они тут, в России, коротки на расправу.

Но граф Шувалов гаркнул вошедшему слуге:

— Новый стул — как обычно!

Видно, ломание стульев вошло у него в привычку.

Новый стул, точно такой же, как предыдущий, мгновенно был доставлен. Великан грохнулся на него всем своим весом, и Антонио еле сдержал улыбку — теперь понятно, отчего стулья у Шувалова столь массивны.

— Что ж, говорят, Невская — хорошая певица, — процедил граф. — Дай ей Бог счастья. Однако вряд ли ваш венецианский друг признает в ней свою дочь. Когда вы говорите, он приедет?

— Я пока не знаю, ваше сиятельство.

— Когда узнаете, скажите мне тотчас! Чтобы я мог знать заранее.

Антонио хотел уже было спросить: зачем это знать графу, но вовремя сдержался. Не стоит ничего спрашивать. Надо гнуть свою линию.

— На свете трудно жить без протекции, ваше сиятельство! — почти льстиво проговорил он. — Вот сейчас мне покровительствует русская государыня. Кто бы я был без нее? Хоть и известный в Европе, но простой музыкант. А на ее службе я — придворный капельмейстер. Юная девица Невская за свой талант тоже пожалована государыней. Но ведь к Екатерине Великой с разными пустяшными просьбами пойти она не осмелится. Свои беды девочка может только мне рассказать. Но разве у меня есть настоящий вес? Я — человек приезжий из заграницы, иностранец. Другое дело вы, ваше сиятельство. Вы — из достойнейшей и знаменитой семьи, вы здесь все можете. К тому же ваш воспитанник поет в нашей труппе, к потому вам должны быть понятны наши тяготы…

Шувалов сцепил руки и хрустнул пальцами.

— Это вы про что, почтеннейший?

— Князь Голобородко преследует девицу Невскую. Она в отчаянии. Сами понимаете. Но против власти князя у нас нет обороны. Но вы можете помочь девушке, ваше сиятельство!

И тут из внутренней двери, как чертик из табакерки, неожиданно появился взволнованный Александр: