Он поднимает взгляд. Голубые глаза с ободком сужены.
— Парники, Лудар, — выводит он, захлопывая томик, — уже третий год как живут вместе. Логично для людей, которые хотят стать супругами, правда? Что у тебя в голове? Ты умудряешься пихать туда зубодробительные заклятья, но не интересоваться жизнью вокруг? Твоя бесполезная подруга на факультете, и ты даже из нее не вытянула такой детали?
Я не знаю, почему молчала Тал. Что до двух лет назад — у меня был очередной сложный период, жизнь богатых придурков меня точно не интересовала. И все же оскал Рейма противоречит словам. Он понял, что я не догадываюсь, — раньше, чем сегодня.
— Мы не можем жить вместе, — говорю я пораженно.
Он картинно изгибает бровь.
— Думаешь, я не удержусь, увидев тебя в ванной голой? Брось. Все, что хотел, я рассмотрел за четыре года.
Его глаза блестят. Рука вдруг обхватывает мою, упертую в подлокотник кресла, и бежит от запястья вверх — издевательски, нагло, дерзко.
Все это так меня поражает, что я замираю. Его издевки всегда отдавали пошлостью — все эти попытки оставить меня без блузки и прочие гадости. Как и комментарии насчет моей внешности. Но сейчас это переходит грань.
Руки вспыхивают.
С губ слетает ругань. Предплечья окутывает горячее марево, и мерзавец отдергивает пальцы. Я пользуюсь этим: ладонь взмывает с подлокотника и почти бьет в рожу Рейма.
Почти.
Он оказывается на ногах, хватает меня и заводит руки за спину. Когда он научился так быстро двигаться? Книга стучит об пол, пламя вспыхивает сзади и угасает. Мы застываем — лицом к лицу, прижатые друг к другу. Он держит меня крепко, как в объятиях.
В его взгляде — неожиданное отражение тех огней, что уже погасли.
— Серьезно, Лудар? — цедит он медленно, но взбешенно. — Это все, что ты придумала? Мы заключили сделку, я стараюсь, чтобы нас приняли за пару, чтобы, демоны, кто-то действительно поверил, что я могу жениться на тебе! А ты истеришь, как пятилетка?
— Убери руки! — Я дергаюсь, но это не помогает. Наши бедра соприкасаются. Моя грудь упирается в его.
— Ты меня бесишь, — выдыхает Рейм. — Как же ты иногда меня бесишь.
— Как же это взаимно!
Его зрачки расширены, глаза кажутся слишком яркими и поглощающими. Я зачем-то смотрю в них. Зачем-то разглядываю его лицо: бледную кожу, острые крылья носа, линию губ, которая всегда казалась мне злой и испорченной.
Не понимаю, что не дает мне оторваться.
— Чего ты ждал? Что я начну сносить насмешки? Не было, Рейм, и не будет. — Я отворачиваюсь, вдруг чувствуя себя неловко. — Отпусти, потому что теперь у меня есть доступ к твоей зубной щетке, к твоему шампуню и даже к твоим носкам. Они могут вылететь в окно, или ты можешь умыться морской краской.
Слышу усмешку над ухом.
— Думаешь, заниматься с избранником, у которого синие разводы на физиономии, — хорошая идея?
— Ну ты же хочешь, чтобы я «любила» тебя, каким бы отвратительным ты ни был.
Он наконец расцепляет руки. Я делаю шаг назад на всякий случай, но Рейм подозрительно долго молчит и больше ничего не делает. Только когда я поворачиваюсь снова, он поднимает книгу с каким-то странным выражением на лице.
— Нам нужно все обсудить, — говорит ровнее. — Как вы поболтали с Тео?
— Получше, чем с тобой. — Я потираю плечи. Хочется вообще сбегать в душ, потому что сегодня я получила критическую дозу близости одного придурка.
Но теперь даже душ не примешь спокойно.
Ответ Рейма не удовлетворяет. Он пытается узнать подробности. Я не в настроении, чтобы ими делиться, но все же рассказываю немного. Зачем? Открывать душу этому гаду — кошмар, но я устала и поддаюсь.
— Конечно, тебе нужно его привлечь, — уже спокойно рассуждает Рейм, садясь на подлокотник кресла. — Или ты думала, что Тео бросит все, увидев твою мордашку у меня на плече?
Я думаю, что Альнар теперь делит такую же комнату с Глорией. Где-то совсем рядом. И эта мысль убивает.
Может, мне вообще от всего отказаться?
— То есть вчерашний крестьянин напялил доспехи и рвется тебя защищать, — продолжает Рейм. — Хм, наверное, это стоит использовать.
— Серьезно? — Меня одолевают недобрые предчувствия, но я нахожу и повод улыбнуться. — То есть ты все-таки позволишь залепить тебе пощечину? Ну, чисто перед Альнаром.
— Подумаю, — ответный оскал «избранника» еще холоднее моего.
— А ты с Глорией говорил?
— Конечно же нет, — снова ошарашивает меня аристократ. — У меня другой план.
— Какой?
— Я не бегаю ни за кем, — самодовольно объявляет он. — Санди это злит. Так что буду злить ее и сводить тебя с Тео.
— Злить людей у тебя отлично получается.
В каком мире этот план может сработать? Я набираю воздуха в грудь, но…
Ничего не говорю. Просто машу руками.
— Дай мне подумать, Лудар. И дай Тео время, завтра что-нибудь попробуем.
Я вздыхаю, плюю на него мысленно и иду к себе, разбирать сумки.
Брожу по красивой спальне с изысканными светильниками на стенах и чувствую себя ужасно. Я здесь. Альнар с Глорией. Что эти двое делают сейчас, о чем говорят за закрытой дверью? Хочется стукнуться лбом о стену.
Но когда я развешиваю в шкафу одежду, когда вынимаю книги, конспекты и все для учебы, немного успокаиваюсь. Это всего лишь душевая. Спальня у меня своя, условия — на порядок роскошнее, чем нужно. В гостиную можно и не ходить. Мы с Реймом почти не будем пересекаться, а мыться можно как-нибудь быстро и незаметно. Точнее, желательно, чтобы это он мылся незаметно. Мы над этим поработаем.
Но когда я успокаиваю дыхание, мои потекшие в нужную сторону мысли прерывают стук входной двери и голоса за стеной.
— Неплохо! — слышу веселый голос Вальдо. — А здесь можно жить.
Ему вторят еще несколько голосов и заливистый девичий смех. Не хочу выходить, но выхожу — чтобы застать зрелище, от которого во рту собирается кислота.
Они стоят здесь: несколько парней и девчонок из компашки Рейма уже завалились в нашу гостиную. В руках у Дуласа бутылка вина и бокалы; Кариса достает из сумки еще одну. Мажу взглядом по «гостям» и не нахожу ни одного доброго лица.
Нахожу десяток врагов.
Мое появление встречают внезапной тишиной.
— О, Лудар. — Вальдо склоняет голову набок, глядя на меня то ли с интересом, то ли с насмешкой. — Будешь пить с нами?
И я понимаю, что обещание отметить наш ритуал — не шутка.
В этой гостиной. Рейм собирается сегодня праздновать с другими придурками здесь.
Несколько секунд я пытаюсь взять себя в руки. Сам виновник очередной катастрофы преспокойно сидит в кресле. Вид у него расслабленный, но взгляд, обращенный на меня, предостерегает.
— Присоединишься? — спрашивает он.
— Мне надо кое-что почитать. И написать, — выпаливаю быстрее, чем думаю. Я и правда хотела взять в библиотеке книги по программе парников, изучить все заранее. Хотя не это причина отказа, конечно, — я не могу задержаться с этими людьми в одной комнате.
Рейм встает и идет ко мне.
— Один бокал, Келли.
Он прямо по дороге перехватывает бутылку у Дуласа и бокалы у Вальдо. Пять секунд спустя застывает передо мной.
Я смотрю, как он разливает вино — сначала нам, потом остальным. Аристократические недоумки снова приходят в движение, но острые взгляды колют меня со всех сторон.
Во всем этом безумии Рейм вкладывает бокал мне в руки. К счастью, сейчас его движения — не такие резкие, как раньше, словно он сделал выводы. Даже когда наши пальцы соприкасаются и когда его рука вновь трогает мою спину.
Прямо под волосами. Я подавляю дрожь — может, оттого, что этот жест кажется слишком необычным, каким-то почти нежным и потому трижды неправильным. Аристократ покачивает бокал, баюкая гранатовую жидкость внутри.
Он произносит небольшой тост, заканчивающийся словами:
— За нас с Лудар и за вас, неудачники. Будет хороший год.
И я заставляю себя расслабиться. На каких-то пару минут решаю: чем спокойнее я поведу себя сейчас, тем меньше подобных ситуаций придется терпеть в будущем. Прислоняюсь плечом к плечу Рейма, твердя себе, что это всем на пользу.
— Верно, — улыбаюсь врагам. — Не думала, что буду пить за вас… особенно за тебя, Дулас, но так уж вышло.
Не помню вкуса вина. Помню, как чокаюсь с Реймом, и его глаза. Взгляд цвета неба пронизывает меня насквозь, но неожиданно не давит, а словно проникает под кожу. Его рука притягивает сильнее, обжигая лопатки. Щеки колет, как будто искры, пляшущие в голубизне, падают на мое лицо.
Но когда я опустошаю бокал, никто не смотрит на меня лучше. Дулас хмурится, Кариса еле заметно морщит нос. Какая-то девчонка — кажется, тоже из вздыхавших в прошлом по Рейму — усаживается в кресло с таким видом, будто уже планирует подлить мне яд.
Я никогда с ними не помирюсь. Они никогда меня не примут. Нет, если раньше они воспринимали меня как досадное недоразумение, то теперь все может быть хуже.
Ощущение, что некоторые готовы меня загрызть.
Я возвращаюсь в спальню и запираю дверь на ключ.
Весь оставшийся вечер пытаюсь заниматься под хохот, музыку, льющуюся из волшебного кристалла, и обрывки разговоров за стеной. Я не улавливаю всех слов, но, кажется, они несколько раз говорят обо мне.