Елена Соковенина
Импровизаторы
Саквояж мадам Ренар
Моему сыну
Дюк Маллоу перестал стучать на машинке, откинулся на спинку кресла и задумался. Как же передать, что реклама, как лавина, погребает под собой все, не оставляя выбора? Что она уже вынула из него всю душу? Что мечтал он совсем о другом? Что…
«…что человеку с надеждами и желаниями в наше время и деться-то некуда! — Лев Берёзкин решительно колотил по клавиатуре ноутбука. — Человек ведь хочет приключений, чудес, романтики!»
«…Какой там! Романтика умерла. — Дюк печально щелкнул патентованной зажигалкой “Лайтер”. — Лет пятьдесят уже, как ее совсем не осталось…»
«…Не осталось ничего живого. — Лев мрачно грыз зубочистку (натуральный бамбук). — Обезумевший прогресс, тотальный контроль и дикое одиночество — это и есть наше время!»
«Наступивший двадцатый век…» — Дюк снова остановился, прислушался: точно, звонил телефон.
«Двадцать первый век…» Завибрировал мобильный, экран засветился: «Федор».
1905 год
Берлингтон, штат Вермонт,
Соединенные Штаты Америки
Мистер Эзра Джосайя Саммерс, похоронный церемониймейстер, рукоположенный пресвитер общины Пустых последних дней, постоянный член-корреспондент Нью-Йоркского общества подавления греха, почетный председатель Общества трезвости, автор многочисленных публикаций в «Баптистском миссионерском вестнике», спустился из своего кабинета. Под его пышными рыжеватыми бакенбардами вздрагивали брыли.
— Мир и покой снисходит на того, кто всем сердцем постигает, что Христос жил и умер ради всех нас… Аллилуйя! — Мистер Саммерс сделал выразительную паузу.
— …и муки его искупительной жертвы сопровождают нас ежедневно и ежечасно, на рассвете и на закате, на закате и на рассвете, от рассвета до заката, — заученно подхватил Джейк.
— Ибо на каждом шагу всех нас и каждого из нас подстерегают ловушки и искушения. И в одну из них, в эти врата праздности ума и похоти тела, попался мой сын! Что это? — Указательный палец мистера Саммерса хищно прицелился в стопку книг, лежащую на столе.
— Это… э-э… это сочинение мистера По, описывающее нравственное падение чад Его и борьбу Его за покаяние их.
— Та-ак! А это?
— Это про одного безумца, возомнившего себя Им, пошедшего против Воли Его, и сотворившего себе подобного из тел усопших чад Его, и создавшего чудовище, которое…
— Прекрасно! Ну, а это?
— А это сочинение мистера Жюля Верна, описывающее пребывание четверых путешественников на необитаемом острове без еды и питья, одним духовным усилием, к вящей славе Его.
Отец свистел носом.
— Ну, а это?
— А это… это…
То, что обложки украшали скелет, гремящий костями по лестнице и пугающий пожилого джентльмена под хохот маленьких засранцев, цирковые кулисы, где явно происходит нехорошее, и дамочка, вылезающая из окна в черной полумаске, еще оставляло шанс. Хотя, признаться честно, шанс очень маленький. Даже поднаторевшему в деле Джейку Саммерсу сложно было выкрутиться, когда перед тобой вот такими буквами:
И ладно бы только это. Тут еще всякое, вполне отвечающее названию:
Мистер Саммерс сгреб всю стопку со стола. Затем, поддернув брюки, присел перед камином.
То, что делало жизнь Джейка Саммерса хоть немного сносной, гибло у него на глазах. Почти три года! Все накопления, обмен правдами и неправдами и даже мелкие кражи — поскольку возвращать взятое он не собирался.
— Роз! — Пресвитер ворошил кочергой книги, пачкая в золе рукава. — Где вы? Несите трость.
Служанка вышла. Сейчас. Сейча-ас. Ну, где приглашение? Никто не хочет, чтобы Джейк Саммерс поднялся в кабинет?
Поняв, что всё будет гораздо хуже, Джейк отвел взгляд от дергающихся локтей отца. Порку, домашний арест можно пережить — наплевать! Но, что бы это ни было, теперь все кончено. Книги погибли…
2015 год
Рига, Латвия
— Федя! Федя, почему ты молчишь? Федя?! Неужели я не заслуживаю даже ответа! Ах, значит, не заслуживаю! Какой шарман! Может, объяснишь почему, Федор? Я, кажется, с тобой разговариваю? Ты как, не собираешься отвечать? Шарман! Какой шарман!
Мать вышла. С двери посыпалась краска.
Не прошло и пяти минут, как мать ворвалась снова.
— Ну ладно. Допустим, у меня тяжелый характер. Но у тебя патологически отсутствует самокритика! Впадаешь в истерику от каждого замечания! Это просто какая-то ма́нишка величия, позерство, понимаешь? Ты боишься увидеть себя со стороны. Если бы ты задумался хоть на минуту! Человек, который признал свою вину, в силах исправить ситуацию. Она в его руках. Она в твоих руках! Федя! Федя, скажи что-нибудь! Это ненормально! Ведешь себя как больной!
Хлопнула дверь. Опять посыпалась краска. Минут через пять мать постучалась.
— Послушай. У тебя проблемы с социальной адаптацией. Я сейчас нашла хороший тренинг. Логика, эмоции, имидж, физиология — всё вот это. Представляешь, всего за три занятия!
Сделав паузу и не дождавшись ответа, она продолжила с прежним напором:
— Это не психология. Это мотивация. Просто мотивация. На три-то занятия ты уж как-нибудь напряжешься? Федя, правда. Один раз напрягись. Ты научишься действовать, Федя!
— Не хочу.
— Ты не хочешь того, чего еще даже не видел.
— И не хочу видеть. Потом не развидишь.
— Ты же меня даже не выслушал!
— Это опасно для нервной системы.
Опять хлопнула дверь.
— У тебя какая-то дикая потребность унижать, — неслось из коридора. — Я не понимаю. Я прошу тебя объяснить. Спокойно, хладнокровно, как взрослый. Федя. Федя?! ДА ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ, В КОНЦЕ КОНЦОВ!
Солнце грело щеки, ветер гулял по волосам, и вообще погода с самого утра стояла такая, что до смерти захотелось стать счастливым — сразу и навсегда. А почему нет? Небо так безмятежно чисто, река сверкает на солнце. Неужели и эта весна пройдет зря?
Джейк Саммерс сидел на валуне на берегу речки Винуски и запускал камешки в воду. Раз, запрыгал плоский камень, два… три… четыре-пять-шесть… семь — его камень нагло обогнал другой.
Спокойно, без паники. Федор Летний незаметно размял пальцы. В случае чего — сразу в табло, без предисловий.
Он повернулся и осмотрел чужака — от желтых кедов до больших карих глаз под сросшимися бровями. Маленький тощий тип близоруко щурился. Рот широкий, как у лягушки, ветер швыряет в лицо черные кудри до плеч. Взгляд уверенный. Застиранные джинсы и чистая белая майка.
Вот сволочь: ни слишком глубоко посаженных бесцветных глаз, ни брекетов, ни рыжего ничтожества на подбородке.
Незнакомец бесцеремонно устроился на соседнем обломке и тоже достал телефон. Вот тебя только тут и не хватало!
Порыв ветра. Чужак откинул с лица кудри. Федор тоже сгреб волосы назад. Рукой с телефоном потер зачесавшийся нос и — упс! — едва не уронил телефон в воду. Незнакомец взволнованно крякнул и тут же сделал безразличный вид. Федор покосился на него, но ничего не сказал.
Какое-то время сидели молча, погрузившись в телефоны. Потом обменялись взглядами, встали и побрели по набережной, пиная друг другу попавшуюся пивную банку.
— Уехать? А на что вы жить будете, сэр? А чем вы будете питаться? — Дюк еле удержался на ногах, промазав ногой мимо штанины.
Оба только что вылезли из воды и теперь стучали зубами. Что уж тут притворяться: вода была очень так себе — конец апреля все-таки не лето. Да и Винуски течет с каких-никаких гор. На камнях возле воды еще попадались островки снега.
— До завтра как-нибудь обойдусь. Там посмотрим. А чем буду заниматься… Это, сэр, такое дело… Собственно говоря, я намерен поискать что-нибудь… чего-нибудь… Ну, только не смейся. Если коротко — приключений.
Повисла пауза.
— Ну, чтобы найти то, что мне нужно, — слишком быстро и слишком бодро продолжил Джейк, — надо же, чтоб что-то происходило!
Пауза затягивалась.
— Знаешь, как у мистера Жюля Верна, — с натужной беспечностью продолжал Джейк, — и Майн Рида, и…
— Стивенсон? — проявил осведомленность новый знакомый.
— И у него тоже. И у Фенимора Купера. И…
— Ну, Пратчетт, само собой.
— Филип Дик? Я про него сразу понял.
— Кто бы не понял! — согласился Федор. — И Пехов. И…
— …и Азимов!
— Ты читаешь Азимова?!
— Я его всего прочел. Уже давным-давно.
— …Или вот Конан Дойль.
— Ой, да! Конан Дойль — вещь! Только я его не читал, а смотрел.
— А я читал. И Эдгара По читал.
— И я читал.
— И Лавкрафта всего.
— И я всего. Только он слабоват.
— Да.
Лев долго молчал.
— Слушайте, Теодор. — Он сосредоточенно завязывал шнурок. — У вас такое сомнительное дело… Возьмите меня с собой?
Федор уперся взглядом в тот берег: Заячий остров с телебашней. Вздохнул и отвернулся. По Каменному мосту вдалеке медленно ползли машины и нудно дребезжал трамвай. Город, в котором никогда ничего не происходит.
— Ну возьмите, вам что, жалко? — Лев посмотрел новому знакомому прямо в глаза. — Я не знаю, чем хочу заниматься, ты не знаешь, чем хочешь заниматься, — почему бы нам и не знать этого вместе? Вдвоем веселее.
