Елена Сотникова

Мама для чужого наследника

Пролог

— София Андреевна, вынуждена вам сообщить, что биологические родители ребенка от него отказались, — словно холодный душ, на мою голову обрушивается ошеломляющая новость.

Я сижу в просторном светлом кабинете женской консультации. В одной из дорогих современных клиник женского здоровья. Напротив ведущего врача этого учреждения.

— Что? — не верю своим ушам.

Инстинктивно прижимаю руку к животу.

Мне все еще кажется, что я ослышалась.

Такого просто не может быть!

Это абсурд!

Это неправда.

Это как вообще?

Искать суррогатную мать по личным предпочтениям, гонять ее по всем анализам и обследованиям, требовать соблюдать определенную диету, образ жизни, распорядок дня — и после всего этого отказаться?

Но тяжелая пауза в разговоре и серьезный сосредоточенный вид моей собеседницы не оставляют мне шансов.

— Увы. Это первый случай в моей практике. Как оказалось, так тоже бывает. Вы можете не переживать за вознаграждение. Оно в полном объеме поступит на ваш счет в ближайшие дни. Поверьте, это не худшее, что могло случиться. Вам вообще, можно сказать, повезло. Вы же помните, что вас взяли вопреки всем устоявшимся нормам и правилам? — морщит нос Алисия Алексеевна. — И готовы выполнить все условия договора. Ну, почти все, учитывая сложившиеся обстоятельства.

В чем-то она права. На роль суррогатной мамы берут здоровую девушку определенного возраста с условием, что она родила не менее одного ребенка.

Я подходила под все эти параметры, кроме последнего. Детей у меня нет. И не было.

О том, что ищут кандидатку на роль инкубатора, мне рассказала подруга. Она общалась со знакомой, наблюдавшейся в этой клинике, и случайно узнала, что заказчики хотят не просто обычную женщину, а с определенным набором внешних данных. Невысокого роста, стройную, привлекательной внешности, с кудрявым типом волос.

Частично я соответствовала этим параметрам. Но отсутствие детей ставило крест на всех надеждах.

Как можно идти на собеседование, когда в условиях законодательства четко прописано: наличие хотя бы одного ребенка старше года?!

Однако Кристи уговорила попробовать. Намекнув, что, если я понравлюсь заказчикам, на такие мелочи закроют глаза. Подобные случаи уже были. Негласные, но все же. Договориться всегда можно. В конце концов, кто платит, тот и командует парадом.

А деньги мне сейчас очень нужны. Когда-то мы с мамой перебрались в Россию из другой страны. Планы были наполеоновские, и, возможно, все получилось бы, если бы маму не подвело здоровье. Инсульт, паралич и долгий период восстановления.

Я не могла оставить ее надолго одну, поэтому работать приходилось всего по несколько часов в день.

Денег не хватало. А те сбережения, что были отложены на покупку жилья, почти все ушли на реабилитацию.

Маму я на ноги поставила, но вот надежда на то, что мы перестанем скитаться по съемным квартирам, почти погасла.

Поэтому я с таким энтузиазмом ухватилась за щедрый шанс от судьбы.

На первой встрече меня осматривали, как красну девицу на выданье принцу. Властелину мира. Со всех сторон.

Даже форму и цвет зубов проверяли. Расспрашивали, нет ли в роду наследственных заболеваний, склонности к полноте. Последнее, кстати, волновало будущую маму гораздо больше, чем даже проблемы в других областях. Мне еще тогда показалось это странным, но у богатых свои причуды, и я не спорила. Хоть и понимала, что ее гипотеза — бред. Ведь ребенок наследует не мои гены. Я всего лишь сосуд для вынашивания.

После этой встречи я ждала результата две недели. Мне обещали позвонить в скором времени. Вот только понятие «скоро» у каждого свое. И когда я почти перестала верить в успех, в то, что что-то получится, раздался звонок. Чудо произошло! Из всех кандидаток выбор пал на меня.

Заказчицу я видела всего пару раз. Но это не отменяло того факта, что за мной строго следили. Постоянный контроль анализов, особое меню, распорядок дня.

Специальный браслет фиксировал все мои биоритмы. И если я нарушала дневной или ночной сон, ленилась идти на прогулку — это сразу же становилось известно моему куратору.

Я была уверена, что будущие родители с нетерпением ждут наследника. А не встречаются лишний раз со мной потому, что боятся шантажа.

Став суррогатной матерью, я наслушалась кучу историй, где исполнители, узнав о материальном положении другой стороны, начинали манипулировать материнскими и отцовскими чувствами и требовали деньги, машины, квартиры. Причем не самые дешевые.

У меня таких мыслей не возникало. Но залезть ко мне в голову и убедиться никто не мог.

Поэтому и страховались.

Но к тому, что у заказчиков вдруг случатся «обстоятельства», как сказала Алисия, и эти люди откажутся от малыша, я оказалась не готова.

Как можно ребенка сравнить с… даже не знаю — отпуском? Или выходными? Или вещью? Чтобы обстоятельства могли помешать? Это ведь живой человечек! Свой, родной. Так даже с животными не поступают!

— Но… что мне тогда делать? — теряюсь в первый момент.

— Отдать в детский дом после рождения? — подсказывает врач.

Она смотрит на меня со смесью странного осуждения и непонимания. Как на слабоумную дурочку.

Роскошная женщина, внешне выглядящая на тридцать пять, хотя на деле ей недавно исполнилось пятьдесят. Уколы красоты, пластическая хирургия и правильный образ жизни в наше время творят чудеса.

Ей не понять моих проблем. Она каждый день ведет более десятка рожениц. Для нее все мы просто клиенты. Циферки на балансе в зарплатной ведомости. Не более.

По самоуверенному выражению, маской застывшему на ее лице, видно, что все человеческое давно ей чуждо. И такие понятия, как сострадание и эмпатия, она вычеркнула из списка необходимых.

Она действительно не понимает того факта, что отдать ребенка в любящую семью и в приют — совершенно разные вещи. В первом случае я уверена, что малыш получит ласку, заботу, родителей. А во втором?

— Послушайте, София, договор с вами никто нарушать не планирует. Деньги вы получите. О чем вам еще переживать? — теряет терпение Алисия Алексеевна.

— Я могу встретиться с заказчицей? Поговорить? — делаю последнюю попытку.

— Нет! — резко обрубает собеседница. — И советую забыть о ее существовании. А еще о том, как она выглядит и как зовут.

О да! Это единственное, что я знаю об этой женщине. Ни фамилии, ни должности, ни места жительства. Она на встречи приходила в шелковом платке на голове и в солнечных очках. Не снимала их даже в кабинете врача!

Да и то имя, которым она представилась — Александра, — скорее всего, вымышленное.

— Поезжайте домой, София. Выпейте чаю, успокойтесь. Делать аборт уже в любом случае поздно. Так что расслабьтесь и примите ситуацию такой, какая она есть. Изменить вы все равно ничего не сможете. Да это и не нужно, — смягчается Алисия. — Ах да! Встаньте на учет в женскую консультацию по месту жительства. Продолжать наблюдаться здесь для вас будет тяжело материально. Все документы я подготовила.

— Спасибо, что предупредили, — усмехаюсь криво.

Чувствуя, как растекается на языке горечь разочарования и безысходности.

Понимая, что я еще долго буду стороной обходить эту клинику.

Забираю со стола папку и, не прощаясь, ухожу.

Я слишком подавлена, чтобы расшаркиваться и быть вежливой. В груди горит, пульс зашкаливает.

Что делать дальше? Я ведь уже распланировала свою дальнейшую жизнь по пунктам. Как рожу, отдам ребенка родным родителям, куплю квартиру. И перестану переживать, что однажды у меня не хватит денег оплатить аренду. И нас с мамой никто не выгонит на улицу.

А теперь…

Словно ощущая мое волнение, малыш толкается у меня в животе. Мягко, успокаивающе. Будто убеждает, чтобы я не волновалась. Что все будет хорошо.

Я присаживаюсь на лавочку. Достаю из сумки бутылку с водой и делаю глоток. Руки по-прежнему дрожат, а во рту появляется соленый привкус крови. Я даже не заметила, как прокусила губу.

Рядом парк и чуть подальше детская площадка, откуда доносятся голоса ребятни. Молодые мамы помогают своим деткам забираться на качели, лепят вместе в песочнице куличики. А малышу, которого я ношу под сердцем, из-за обстоятельств его биологических родителей, увы, такого счастья не светит.