— Спасибо, Костя. Свободен, — слышу приятный мужской голос и только после этого замечаю того, к кому обращался мой сопровождающий.

Высокий широкоплечий мужчина спортивного телосложения. Шатен. Загорелую кожу оттеняет светлая рубашка. Я про себя отмечаю породистые черты лица.

Даже крупный нос с горбинкой не портит общего впечатления.

Но особенно привлекают внимание глаза. Они не серые и не голубые, а глубокого синего цвета в обрамлении длинных черных ресниц.

Вот только взгляд холодный. Настолько, что кажется, внутри этого человека умерло все живое. Эдакий Кай из сказки про Снежную Королеву.

— Добрый день, София! — тихо произносит мужчина, замечая спящего ребенка у меня на руках. — Можете положить его на диван. Или, если хотите, я распоряжусь отнести его в детскую комнату?

— Не надо! — вырывается инстинктивно. — Он останется со мной.

Я неосознанно прижимаю Илюшу сильнее к себе. Я понятия не имею, где нахожусь, кто этот человек и что тут могут сделать с моим малышом, пока меня не будет рядом. Поэтому сразу же отметаю подобное предложение.

Он удивленно хмыкает. Выгибает одну бровь, но комментировать не берется.

— Ну что ж, — задумчиво подбирает слова. — Хорошо. Вы, наверное, уже поняли, зачем вы здесь?

Я отрицательно машу головой.

— Ваши амбалы, кроме угроз, ничего больше не знают.

— Угроз? — еще больше удивляется он.

Прикидывается дурачком или действительно не давал таких команд? Хотя ему наверняка безразлично, каким образом будет выполнено поручение. Таким людям важен результат. Поэтому его изумление выглядит наигранно.

— Видимо, ребята перестарались. Я поговорю с ними, — говорит он без тени вины или сожаления. Что еще больше убеждает меня в правоте. — Тогда давайте начнем с самого начала. Меня зовут Герман Кравицкий. И я — биологический отец ребенка, которого вы держите на руках. И которого вы похитили около двух лет назад у моей семьи.

Его имя мне ни о чем не говорит. Но, возможно, если заморочиться и покопаться в интернете, то можно найти недостающую информацию. В любом случае меня сейчас это мало волнует.

В унисон его словам раздается первый гром за окном. Погода начинает портиться, и по ногам тянет прохладный ветерок.

Так символично перекликаясь с тем, что творится у меня в душе.

— Что я сделала? — переспрашиваю с сарказмом.

Он серьезно? Решил переложить на меня не только ответственность, но и вину?

— София, мне понятна ваша защитная реакция. И даже отрицание. Но давайте не будем отнимать друг у друга время и поговорим как взрослые люди!

— А давайте! — прорывает меня. — Не будем терять время. Вы отпускаете меня домой, с сыном, прямо сейчас, и мы забываем об этой встрече! Как вам такой вариант?

Герман хмурится. Он явно ожидал другого ответа. Мужчина обескуражен, но почти сразу же берет себя в руки.

— Вы, наверное, не совсем понимаете ситуацию. Я готов выплатить вам компенсацию за год и… восемь месяцев? — вспоминает, складывая в уме цифры. — За тот срок, что вы смотрели за моим сыном. Готов пойти навстречу и забыть о вашем преступлении. При условии, что вы без эксцессов откажетесь от всех прав на ребенка и передадите его нам. Ну и заодно объясните мотивы своего поступка.

У меня появляется ощущение, что я смотрю на нас с ним со стороны. Потому что происходящее не может быть правдой. Или эти люди настолько заигрались во всемогущих, что перестали видеть рамки реальности?

Как можно сделать из собственного ребенка игрушку? Вчера не хотел, сегодня уже передумал. А завтра? Если ему снова надоест ребенок — он сдаст его в детский дом? Как когда-то мне советовала его жена.

Я столько всего хочу сказать в лицо стоящему напротив меня напыщенному хлыщу, что думаю по этому поводу, но от злости напрочь забываю слова. Они просто вылетают у меня из головы. И мне остается только часто дышать и испепелять его взглядом.

Наше противостояние длится минуту, а после неожиданно хлопает дверь за моей спиной. Илюша вздрагивает, открывая глаза. А обоняние мгновенно улавливает знакомый аромат дорогого женского парфюма.

— Герман, я уезжаю к своему визажисту. Вернусь… — строчит она, пока не замечает в кабинете лишнего.

Меня.

Я впервые вижу Александру во всей красе. Без солнечных очков на пол-лица и без шелкового платка на голове. У нее идеально гладкие длинные волосы, чистая без изъянов кожа, зеленые глаза. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не стервозно-высокомерное выражение лица. Которое уродует правильные черты, придавая нотку брезгливости ко всему, что ее окружает.

Александра смотрит на меня, как на ядовитую змею. Отшатываясь и переводя возмущенный взгляд на мужа.

— Герман? — прорезаются в голосе истеричные нотки. — Что это здесь делает? — тыкает наманикюренным пальцем в мою сторону. — Ты… ты отдаешь себе отчет? Она же…

— Она здесь потому, что я так приказал! — рубит на корню любые претензии ее муж.

— Зачем? — не унимается женщина. — О чем с ней разговаривать, особенно после того, что она сделала?!

Илюша спросонья пугается незнакомого места, а еще больше — негативно настроенных людей. Он утыкается носом мне в плечо и пытается таким образом спрятаться.

— А что я сделала? Сохранила жизнь вашему ребенку? Не бросила его, не сдала в детдом? Полюбила, как своего? После того как вы от него отказались? — не выдерживаю, вскидывая подбородок.

Глажу сына по голове, чтобы успокоить его, и стойко выдерживаю шквал негатива от Александры.

После моих слов она едва ли не задыхается от ярости и бессилия. Совсем как я пару минут назад.

Но, в отличие от меня, биологическая мама Илюши не сдерживается. Ее не останавливает даже наличие ребенка у меня на руках.

— Да как ты смеешь, дрянь? — замахивается она со всей силы, но я успеваю увернуться, и ее ладонь рассекает воздух, пустое место, где я только что стояла.

— Саша! — сливаясь с очередной звуковой волной грома за окном, бьет по барабанным перепонкам голос Германа.

Он в мгновение пересекает разделяющие их метры и хватает ее за руку. Дергает на себя, зрительно приказывая замолчать.

— Как ты можешь, Герман? — меняя свой тон с грозного на жалобный, скулит Александра. — Она украла у нас самое дорогое! Она воспользовалась моментом, а ты вместо того, чтобы… чтобы… ты приводишь ее в наш дом?! Ты пытаешься с ней говорить по-человечески? А что дальше? Предложишь ей остаться здесь?

Они схлестываются взглядами, и я вижу, как под ментальным напором мужа Александра сдувается подобно воздушному шарику. Меня и пугает, и восхищает одновременно такая сила.

— Если потребуется — сделаю, — ровным спокойным голосом произносит мужчина.

Только от его спокойствия у меня мурашки бегут по всему телу. И, похоже, не только у меня.

Я замираю вместе с его женой. Затаиваю дыхание, ожидая дальнейшего развития действий. Градус напряженности возрастает.

И вздрагиваю, выдыхая, когда тишину комнаты разрывает плач ребенка.

Илюша проголодался. У него по расписанию обед. Плюс незнакомое место, негативно настроенные люди и нервная мама. Все вместе сказывается на его настроении.

Я понимаю, что простыми словами и укачиванием тут не обойтись. Но выбора у меня пока нет.

— Успокой его! — не выдерживает биологическая мама. — Как тебе можно доверять ребенка? Герман? — снова обращается к мужу за помощью.

Но он продолжает игнорировать ее манипуляции.

— Саша, тебе лучше уйти. Поговорим позже. И наедине.

Александра вспыхивает. Поджимает обиженно губы, но новый приступ плача малыша заставляет убедиться, что Герман прав.

— Поговорим вечером, — зеркалит она слова мужа.

Фыркает и покидает кабинет.

Странно, но после ее ухода сынишка замолкает. И хоть я понимаю, что эта передышка ненадолго, но она позволяет мне немного прийти в себя.

— Дайте его мне? — неожиданно просит Герман сразу после ухода жены.

Протягивает руки к сыну, и, на удивление, Илюша реагирует положительно. Он смотрит на отца с интересом. Не пряча лицо мне в плечо, как было с той же Александрой.

Я теряюсь в первое мгновение, не зная, как поступить. Все еще опасаясь, что у меня могут просто забрать ребенка и не отдать. В конце концов, мы на чужой территории. Я бы даже сказала — на враждебной.

Но сынишка, в отличие от меня, не чувствует недоверия к хозяину дома. И его следующие действия вызывают у меня искреннее недоумение. Он мило улыбается и тянется к отцу.

Учитывая, что Илюша не любит чужих и крайне неохотно идет на контакт с посторонними взрослыми, его такая реакция выбивает у меня почву из-под ног. Я не успеваю принять решение, как Герман, пользуясь моим замешательством, забирает из рук сына.

Я порываюсь возразить, но замолкаю на полуслове, замечая, как в одно мгновение меняется выражение лица мужчины с жестокого и равнодушного на мягкое и… человечное, что ли? Жесткая линия рта изгибается в улыбке, а рядом с уголками глаз появляется сеточка мелких морщин.

Я задерживаю дыхание, глядя, как Герман сажает сына поудобнее и берет его крохотный кулачок в свою ладонь. С какой нежностью и восторгом рассматривает маленькие пальчики, гладит по плечу, любуется ребенком.