— Ты собираешься в поход? — спрашивает Аленка.

Вовка кивает.

— В Минск?

— Дальше, — улыбается Вовка.

— Но они же ходили в Минск.

— Раз можно дойти до Минска, то можно и дальше, — объясняет Вовка. — Мы пойдем к Тихому океану.

— Кто это — мы?

— Мы с Иринкой. Следующим летом и отправимся.

Вовка подходит к большому окну без стекла. За окном — заросший пустырь, который когда-то был детдомовским огородом.

— Хочешь с нами? — вдруг спрашивает Вовка и перевешивается через пыльный подоконник.

— А Тихий океан — это где? — Аленка смотрит на глобус.

— На другой половинке, — отвечает Вовка.

— Далеко, меня бабушка не отпустит. — Аленка кладет альбом на подоконник и выходит из комнаты.

— Значит, не судьба, — кричит ей вслед Вовка.

* * *

Вовка сидит у окна со старым альбомом в руках и за детдомовским пустырем видит Тихий океан. Он еще не знает, что следующим летом по направлению пожарной части уедет учиться в кадетское училище. Иринку вернут Валентине, и они поселятся в новом доме, выделенном сельсоветом. А через три лета, когда Вовка будет на сборах всего в трехстах километрах от Тихого океана, в новом доме случится пожар, и Иринка погибнет. «Видно, судьба такая», — напишет Валентина сыну и попросит Аленку отправить письмо.

Аленка идет по усыпанной яблоками дорожке и не знает, будет ли яблочным тот год, когда она спрячет письмо Вовкиной мамы в половинке глобуса. «Тихий океан», — прочитает Аленка у гладкого края поровну поделенной Земли.

Ритуал

Про Лексеича написали, что его качества снискали авторитет. И что был он неравнодушным и преданным делу. Еще написали, что светлая память про Лексеича сохранится в сердцах. Фотографию Лексеича — там, где он в белом халате и без очков, напечатали в левом нижнем углу, прямо над телефонами редакции «Крупский вестник».

Лексеич умер вчера. А сегодня, с самого утра, Аленка и бабушка Соня приехали в райцентр за новой школьной формой — из старой Аленка за лето выросла. На том же автобусе в райцентр приехала Леокадия Степановна — жена, а теперь и вдова Лексеича. Леокадии Степановне надо купить костюм. «Для покойного», — объясняет Леокадия Степановна, и кажется, что она говорит не про мужа, а про незнакомца по имени Покойный. «Не подготовился Лексеич», — качает головой бабушка Соня. Сама она к смерти подготовилась. «Смертный узел лежит там», — напоминает бабушка Аленкиной маме всякий раз, когда простужается или гонит коров на далекое поле. Смертный узел на самом деле никакой не узел — стопка одежды с неоторванными бирками. Сверху стопки — вязаная темно-зеленая кофта, как будто бабушка надеется, что на том свете будет прохладное лето или теплая осень.

Похоронное бюро называется «Ритуал». Черные, скорбно вытянутые буквы жмутся друг к другу на низкой серой двери. За соседней дверью — магазин «Мелочи жизни». Вывеска на магазине — веселая, разноцветная, с пляшущими буквами.

— Погуляй пока по магазину, мы быстро. — Бабушка Соня кивает Аленке и ныряет вслед за Леокадией Степановной в серую дверь.

Аленка проходит мимо полки с новенькими навесными замками, перебирает открытки с красными тюльпанами и белыми ландышами, любуется спрятанными под стекло нитками макраме — салатовыми и ярко-розовыми. По магазину Аленка бродит долго, потом еще столько же стоит на крыльце и, наконец не выдержав, берется за ручку серой двери. Черные буквы «Ритуала» смотрят строго, неодобрительно смотрят. Дверь открывается, не издав ни звука, и Аленка входит внутрь.

— Большеват будет. — Леокадия Степановна протягивает черный пиджак сильно накрашенной женщине с завивкой. Женщина на работника похоронного бюро не похожа. Она похожа на секретаршу Зареченского сельсовета тетю Розу. Тетя Роза объявляет мужем и женой зареченских молодоженов и выдает свидетельства о рождении только что родившимся детям.

— Другие размеры на следующей неделе будут, — говорит женщина с завивкой.

— Так хороним же завтра, — растерянно моргает Леокадия Степановна.

Женщина с завивкой разводит руками и возвращает пиджак на вешалку — к черным брюкам. Вешалка с костюмом висит над гробом — бархат цвета переспелой вишни, внутри — блестящая белоснежная ткань. Аленка вдруг представляет, какое красивое платье может получиться из белоснежной ткани. Пышное, свадебное. И представляет, как невеста в красивом платье идет под руку с женихом. Жених — в черном костюме.

— Бери, большой — не маленький. — Бабушка Соня трогает Леокадию Степановну за рукав шуршащей блузки.

Школьную форму для Аленки выбирают быстро — рукава у платья длинноваты, но к Новому году выправятся. Передника два — простой черный и гладкий белый. Черный Аленка заталкивает на дно сумки, белый вытаскивает наверх. Платье несет на вешалке — чтобы завтра не утюжить. На обратном пути бабушка садится рядом с Леокадией Степановной — говорят про Веню из похоронного оркестра (дай Бог, чтоб не запил) и про блины с творогом на поминальный стол (с вечера печь надо). На свободном сиденье рядом с Аленкой едут костюм для покойного Лексеича и школьное платье для нее самой. Черный костюм Аленка отодвинула к самому окну, а платье к себе придвинула. Но его рукава все равно дотрагиваются до рукавов костюма.

Похороны совпали со школьной линейкой. Пока директриса Татьяна Юрьевна говорила о новом путешествии в страну знаний, Леокадия Степановна спрашивала у строгого нарядного Лексеича, на кого он ее оставил. Главврач районной больницы, в которой когда-то работал Лексеич, держал Леокадию Степановну за плечи и говорил, что скорбит вместе с родственниками покойного. Главврач молодой, живого Лексеича никогда не знал.

«А теперь наш ежегодный ритуал!» — объявляет в свистящий микрофон Татьяна Юрьевна. Старшеклассник Женька Иванов берет на плечи маленькую Лельку — дочку почтальонши тети Веры. Лелька изо всех сил трясет колокольчик. Аленка зажимает уши. Глухим, неровным звоном опускаются на крышку гроба сухие комья земли. Звенит школьный звонок. Земля становится пухом.

Шурушки

Таисия Зиновьевна живет на чердаке. Ее одежду погрызли мыши. В белых волосах Таисии Зиновьевны запутался и умер мотылек. Волосы лежат в коробке, вместе с открытками. Больше всего открыток — с красными гвоздиками и надписью «С Днем Великой Октябрьской революции». Таисии Зиновьевне желают долгих лет жизни, семейного благополучия и дальнейших успехов в работе.

Таисия Зиновьевна поселилась на чердаке Аленкиного дома сразу после смерти. Поселилась с двумя шерстяными костюмами — юбка-пиджак и юбка-кофта — и двумя коробками — одна с волосами и открытками, другая — с тетрадями. Таисия Зиновьевна работала учительницей, и у нее не было семьи. «Ее семья — ученики», — говорит бабушка Соня. Ученики Таисии Зиновьевны живут в разных городах. Аленка читает названия городов на открытках и представляет, как они выглядят. Апатиты — город длинный, с одной улицей. Люди в Апатитах тоже длинные и худые. Улан-Удэ — шумный, пестрый. Там круглые площади и дома с круглыми крышами. Чита — черно-белая, с ровными улицами. По ним шагают строгие женщины в узких юбках и суровые мужчины в темных костюмах. Самара — желтая, ласковая, там мало взрослых и много детей — круглолицых, в вязаных беретах и блестящих ботиночках.

Таисия Зиновьевна никогда не была ни в длинных Апатитах, ни в круглом Улан-Удэ, ни в строгой Чите, ни в ласковой Самаре. Таисия Зиновьевна из детдомовских и всю жизнь прожила в Заречье, в комнате при школе. Учила всю жизнь она тоже детдомовских. Детдом — в конце улицы, но детей там давно нет. Весной детдом красят зеленой краской, а летом в нем показывают кино. «Кинотеатр „Родина“» — пишут желтой краской на зеленом детдоме каждое лето.

Родина — название для всего. В райцентре есть магазин «Родина», а в соседней Ухвале «Родиной» называется колхоз. Анастасия Борисовна — Аленкина учительница — задала написать сочинение «Что для меня Родина». Такие же сочинения писали ученики Таисии Зиновьевны. Аленка почти все эти сочинения знает наизусть. В них написано про старую вишню под окном дома и про куст крыжовника на меже. Про крыжовник — правда, а вишни в Заречье у дома не сажают, только у бани. Еще там написано, что Родина — это Толстой и Пушкин. Аленка думает, что Родина — это то, что ты хотя бы раз в жизни видел. Толстого и Пушкина никто из зареченцев не видел. Если бы кто видел, на его доме повесили бы табличку. Например, на доме деда Родиона висит табличка «Он воевал с Чкаловым». Чкалов — летчик и герой. И Родина для деда Родиона.

Аленка открывает коробку с тетрадями. Сверху лежит ее любимая — «Тетрадь по русскому языку Сперантской Аси». Буквы круглые, на линейках стоят ровно, чуть наклонившись вправо. Аленка тоже пробовала так писать, но ее буквы ровно стоять не хотят — пригибаются так низко, как будто прячутся в скошенной траве. В тетрадке Аси все пятерки. И одна пятерка с плюсом. Пятерку с плюсом Ася получила за то самое сочинение «Что для меня Родина». Родина у Аси Сперантской как у всех — с вишней, крыжовником, Толстым и Пушкиным. А еще — с шурушками. «Родина — это шурушки в моей тумбочке. Я перебираю их перед сном, и мне снится мама», — написала Ася.