Елена Версэ
Пыль, пепел, кровь и песок
Мшистых лун неживая равнина
И ушедшей под землю крови.
Равнина крови старинной.
Свет вчерашний и свет грядущий.
Тонких трав неживое небо.
Свет и мрак, над песком встающий.
Ф. Г. Лорка
Часть I. Зеленые глаза Вечности
Это только синий ладан,
Это только сон во сне,
Звезды над пустынным садом,
Розы на твоем окне.
Это то, что в мире этом
Называется весной,
Тишиной, прохладным светом
Над прохладной глубиной.
Взмахи черных весел шире,
Чище сумрак голубой…
Это то, что в этом мире
Называется судьбой.
Георгий Иванов
1. Доводы
Ветер ворвался в залу вместе с наступившей в итоге весной, и принес с собой тревожащие обоняние запахи нестареющей новизны. Они напоминали о безвозвратно ушедшей, не удосужившись попрощаться молодости и внезапно и надолго пришедшей ей на смену осени.
Полутемные покои и тихий свет угля в широких лампадах под потолком навевали сонливость, Эссельс только что подошел к концу, и большая часть приториев [Притории или приторианцы — знатные римериане, а также выбираемые из их числа члены Совета (Эссельса).] успела разойтись. Оставшиеся же поспешили расступиться. Как оказалось, весьма вовремя. Ну наконец-то!
Высокий стройный сероглазый брюнет с немного выдающимися скулами, делающими его лицо еще более худым и аристократичным, в полном военном облачении вошел в зал уверенно и открыто, как входят хозяева к себе домой.
Нос с едва заметной горбинкой — часто встречающаяся в их роду фамильная черта, чуть сведенные к переносице брови, идеальный, словно выбеленный мрамор профиля — с него можно чеканить монету. Одновременно и опасный, как его ручной сокол, и непредсказуемый, как выпущенная стрела. Слава Богам, что он есть у Римериана, а не у Тьерны [Римериан (Руайом, Царство Вечности, Вечное Царство, устар. Иммерриан, что в переводе с забытого языка дословно означает "Существующий всегда") и Тьерна — два враждующих государства, находящиеся на материке, именуемом Сантарэ.]!
Владыка сдержанно улыбнулся. Один из его старших сыновей, второй Эдэрэр [Владыкой (или Эдэром, Повелителем, Государем) именовался правящий монарх Римериана, а Эдэрэром называли его старшего сына и наследника.]. На редкость красивый мальчик! Жаль, мать не видит его. Надо же, его наложница была смешанной крови, но сын получился вылитым римерианцем. О лучшем нельзя и мечтать! На давшую жизнь он походил не более, чем чистокровные притории походят на простолюдинов. От матери ему достался в наследство только характер, которому не позавидуешь, цвет волос да дерзкие искорки в глазах. Из сына со временем вышел бы идеальный властитель. Благородный и жестокий. Жаль, что Престол достанется не красавцу-воину, а Нааяру. Но последний готов к власти больше Тансиара: он сумеет удержать ашесов за Чертой [Жителей Тьерны стали называть ашесами (т. е. "пепельными") из-за цвета их волос: среди большинства тьернийцев преобладает серый или серебристый цвет. // Черта (или Стена) — граница Римериана, отделяющая его от дикарей Тьерны. Черта представляет собой огромную крепость, похожую по форме на восьмилучевую звезду, каждый луч которой заканчивается укрепленным бастионом.], а ашесинку — в своей постели, тогда как Тансиару нужна только война.
Однако, несмотря ни на что, иногда Владыке казалось, что он сам до конца не знает своих детей, чтобы с достаточной уверенностью утверждать, на что они были способны, а на что нет. Вечность слишком мала, чтобы успеть все, что хочется сделать…
Притории, участвовавшие в Совете, как и всегда, когда к Эдэру входил сын, поспешили расступиться в стороны, пропуская военного к трону. Боялись ли они его, уважали или просто не хотели вставать на пути — этого Владыке никогда не удавалось понять до конца. А вот приторианцев понять было можно: для них Тансиар представлялся еще более загадочным и непостижимым, чем для собственного отца. Его мать, помнится, была из худородного племени, но гордости ей было не занимать. И посмотрите только, как поднялся ее отпрыск! Семя их древнего рода, семя Аскуро пробило таки себе дорогу, отвоевав сыну право быть первым среди равных!
Тем временем не медленно и не быстро сын прошествовал через просторный холл и, застыв перед ступенями, ведущими к трону, снял шлем, откинул край синего плаща и опустился на одно колено.
— Ты звал меня, Владыка?
— Чиа́ро [Прозвище, данное Тансиару и ставшее его вторым именем. В переводе «темный, неясный, непонятный».], хорошо, что ты пришел! Я ждал тебя, — пустив в ход одну из своих самых радушных улыбок, сказал Повелитель.
— Поэтому я здесь, Государь, — послышался мелодичный и рассудительный голос.
— Но тогда почему ты кланяешься мне, будто я не тот, кто подарил тебе жизнь?
Сын встал с колен, но между его бровей появилась морщинка:
— Отец, скажи: я все еще твой Альентэ [Альентэ (Первый Воин) — полководец. В переводе с забытого языка дословно — «держащий и ведущий».]?
— Ты чем-то недоволен, Тансиар? — предвосхитив словесную прелюдию, осведомился Вэнэнадор Аскуро.
— Сегодня я положил в бою двух своих лучших полководцев, а ты отпускаешь взятых мною в плен ашесов? Как прикажешь это понимать?
Сын негодовал, хоть и тщательно скрывал это. И он имел на это полное право. Пожалуй, больше, чем кто-нибудь другой. Тансиар знает, каким могуществом обладает его отец, но не боится его. Сын и сам уже многое умеет. Многое, но не все. И всей силой ему не воспользоваться. Уж он, Эдэр, об этом позаботиться. Сила Первого Воина должна служить, а не повелевать.
— Считай это свадебным подарком твоему брату и его невесте.
— Как прикажешь понимать твои слова? — тон Альентэ стал требовательнее. Тансиар нетерпелив, он привык командовать, но дворец — это не плац, а Владыка Римериана — не какой-нибудь солдафон, с которого можно требовать как с подчиненного. Вэнэнадор Аскуро не обязан отчитываться перед сыном, а означенный сын должен быть благодарен за то, что его ставят в известность о скором событии раньше, чем кого бы то ни было в Царстве. И нравится это Первому Воину или нет, но на сей раз Тансиару придется смириться. Политика никогда не была его сильной стороной: сын жил настоящим и не загадывал на будущее. Правители себе такого позволить не могут. Правители всегда опираются на верные мечи. Будет ли меч Первого Воина верным и дальше? Владыка должен в этом удостовериться.
— Наша семья вскоре породнится с родом Каэно [Каэно — царская семья, правящая Тьерной.], только и всего.
— Вот как? — поднимает бровь воин. — Пленные ашесы — это, стало быть, свадебный подарок дружественной стороне?
— И будущей царице Римериана.
— Я воюю за тебя, а ты женишь Нааяра на одной из них, на пепельной?!
Лицо неподвижно, но как горят глаза! Сын даже не пытается скрыть гнев и раздражение. Да какое там!
Владыке показалось или на миг огонь во всех пристенных лампадах и в самом деле вспыхнул ярче?
Сейчас Тансиар действительно похож на язык пламени — порывистый, яркий, обжигающе-острый. Ему неприятен этот разговор, он хочет побыстрее покончить с ним и вернуться к своим солдатам. Среди них ему явно комфортнее и привычнее, чем в своей собственной семье.
— Это вопрос решенный. — Пришлось изменить тон с покровительственного на приказной. — И мы больше не будем к нему возвращаться. Их союз принесет мир между нашими народами и раз и навсегда покончит с бесконечной враждой.
— Этот брак принесет лишь новую войну, — возразил Альентэ, — еще более кровавую, чем прежде. Каэно — первые в ряду наших врагов. И никакое родство это не исправит.
— Предоставь решать это мне, — поставил точку в вопросе Владыка, не преминув отметить, как потемнели глаза сына. Это была их фамильная черта: в гневе глаза у мужчин их рода всегда становились черными.
— И ты решишь, Владыка, но воевать будут другие…
— Солдаты давали клятву, и, когда придет время, ты поведешь их в бой. Кстати, тебя не было на последнем Совете. Ты можешь объяснить, почему?
Нааяр всегда высиживал положенное время, а Тансиар отлынивал. И если вдруг какие-то сверхъестественные силы и еще более сверхъестественные обстоятельства все-таки принуждали его присутствовать, на Чиаро было больно смотреть: сын то зевал, то потягивался, то считал птиц за окном, а когда прислужницы приносили еду, стрелял глазами в их сторону.
— Эссельс — скука смертная. — На лице воина показались скука и досада. — Вынести его могут либо старые, закаленные опытом притории, либо явные бездельники, что иногда бывает одним и тем же. Совет — это твое дело, отец. А мое дело — война. Ты приказываешь, я исполняю. Что ж, мой Эдэр, — церемонно поклонился полководец, как будто внезапно потеряв всякий интерес к разговору. — Здесь я больше ничем тебе помочь не могу. Ты отпускаешь меня?
«Наглец!» — с восхищением подумал про себя Владыка, а вслух сказал:
— Иди. Но прежде еще одно слово.
Чиаро обернулся.
— Я хочу видеть тебя с братьями на свадьбе Нааяра. Я уже оповестил Триона [У Владыки Царства Вечности Вэнэнадора Аскуро было 6 сыновей. По старшинству: Нааяр, Тансиар, Трион, Рийон, Орьен и Сидаль.] и остальных. Для вас приготовят места в первом ряду.
— Что-то мне подсказывает, что у готовящегося представления будет достаточно зрителей. — А вот теперь на лице сына хорошо видна усталость. — Неужели мое отсутствие станет настолько заметным? Я бы предпочел провести время с большей пользой — ненавижу подобные церемонии.
— Ты обязан быть там — на свадьбе будут присутствовать послы ашесов. Мы должны показать свое единство. Да и Нааяру в такой момент просто необходима поддержка единокровного брата.
— Что ж… Если обязан, значит, буду, — такой внезапной покорности от самого строптивого из своих сыновей Владыка никак не ожидал. Видимо, Тансиару уже так хотелось убраться из дворца, что он был согласен на все. — Но не вводи в заблуждение ни себя, ни меня, отец. Нааяру нужен только он сам. И еще, быть может, пара его недавних пассий.
— Уж кто бы говорил! — хмыкнул отец. — Ты тоже далеко не святой.
