Проморгавшись, обнаружила, что, во-первых, охранябушка слишком быстро как-то в себя пришел в себя, во-вторых, я, не ожидавшая столь быстрого восстановления пленника, несколько была не в образе, а в-третьих:

— Сегодня же суббота!

— Суббота? — нахмурился мужик.

— Ну да, суббота, ярмарочный день! — воскликнула я, подскакивая с постели.

Охранябушка поднялся тоже, но не столь резво… хотя одно то что уже поднялся немного сильно очень смущало. И вообще многое смущало, но не суть-то.

— Ты это, ложись, — приказала я, — ведьма скоро придет, а она ого-го суровая!

Раба это не смутило.

— И до мужиков охотчая! — добавила я.

А вот это уже смутило, мужик сел и принял бледный вид. Но это не помешало ему задать крайне неприятный вопрос:

— А ты…

— А я тебя отпаивать должна была, — практически не соврала я. — Но ты уже и сам все выпил, как я погляжу. Нужник-то сам найдешь?

На меня посмотрели так, что стало ясно — коли не найдет, то у меня тут два нужника появятся, в смысле этот явно один отстроит с нуля.

— Вот и славненько, — засуетилась я, отходя в дом, — а я побежала, ждут родители-то.

И юркнув в дом, я подхватила сарафан, натянула поверх рубашки расписной, волосы заплела в две косы, украсила лентами с рябиной, подхватила корзинку, монеток мелких, и обувая лапти на ходу, попрыгала к двери.

Вот тут то мы и встретились.

Я и живот охраняба. Но так как живота толком не было, от столкновения было больно… причем мне.

— Ох ты ж! — только и прошипела.

— Аккуратнее, — мужик меня придержал, не дав упасть. — Что ж ты как оголтелая носишься?

— Так спешу же! — удержав вопрос о том, как этот вообще ходит, выдохнула я.

Выпрямилась, на мужика еще раз внимательно поглядела. В общем… большой был мужик. И плечистый. И опасный какой-то, как волк-одиночка, которого серые и всей стаей побаиваются, а еще мужик видел. Избу мою в смысле видел. Для других тут как не зайдешь — тьма беспросветная, а этот одним взглядом быстро все осмотрел, да так что стало ясно — видит он. И чашку на столе оставленную, и пирожок надкушенный, и книжку…

Книжка!

Я метнулась к столу, хватая томик, засунула в корзинку и обратно к выходу было подалась, когда до охраняба дошла одна только видимо ему ведомая истина:

— Стало быть ведьме служишь.

— Стало быть — служу, — не стала я отпираться.

И не вежливо вытолкнув его из светлицы, дверь закрыла, а затем добавила:

— Ведьма сказала, тебе до заката есть ничего нельзя, только пить. И спать. И пить и…

— И спать, я понял, — произнес мужик.

— Ну вот и хорошо, что понял, — улыбнулась ему я, и обогнув, выбежала во двор.

А то ярмарка же сегодня, могу не успеть.

— И со двора не уходи, — крикнула ему, — лес для тебя опасен пока.

* * *

А вот для меня лес был домом родным!

Самым чудесным местом на свете, самым светлым, самым любимым! И я бежала навстречу новому дню, здороваясь с деревьями, лесными обитателями, нечистью, стаей оленей, матерым волком, который сюда, ко мне в заповедный лес, приходил побегать словно молодой волчонок, и мы бежали с ним вместе на перегонки, до самого Дуба Знаний. У дуба волк отстал, не любят волки котов ученых, хоть и магических, а все равно не любят.

— Дочиталамррр? — вопросил призрачный кот, глядя на меня двумя фосфоресцирующими глазами прямо из дуба.

— Дочитала, — я достала книгу, с поклоном протянула ее дереву, и то, открыв ларец, что из нутра ствола выдвигался, бережно спрятало ее вглубь.

— А к экзамену когда готовиться будем? — укоризненно начал кот.

— Эммм, — начала я придумывать очередное оправдание.

— Год до экзамена остался! — поучительно напомнил кот-ученый. — Год всего! А ты? Про любовь она книги читает! Смотри, ведьма, добегаешься до алтаря самого, вон товарка твоя уж два дня как замуж выскочила!

И я чуть не села.

— Как выскочила? — спросила сдавленным шепотом.

Кот высунулся из дерева весь, потянулся призрачным телом, устроился на толстой ветке, скептически на меня посмотрел и сообщил:

— Смутные слухи, Весена, смутные. То там шепоток прошелестит, да и оборвется, то здесь… Да только говорят маг королевский лично за дело взялся, и куда он шагнет, там падают рубежи охранные заповедных лесов. Берегись, ведьма, ох берегись.

— Вот оно как, значит, опять неймется королю, — расстроено подытожила я.

Кот важно кивнул.

— И-эх, жизня, — вздохнула я.

Ближе к дубу подошла, трижды по стволу постучала, оттуда выпал список берестяной, да карандаш грифельный. Полчаса под присмотром кота я список составляла, в первую очередь требовались мне все трактаты по охранительной магии, во вторую — придется иллюзиями заняться вплотную, в третью… жертвы то я еще не приносила, стало быть в силу не вошла, а вот это вот самое плохое было.

Написав весь заказ, в ларец отправила, с котом попрощалась, да и пошла в Веснянки. Ярмарка сегодня только там, в Западянке через неделю, еще через неделю в Выборге, а опосля в Нермине. Это было удобно — так я одну неделю была Весей из Западянки, которую папенька на ярмарку в Веснянки отправлял, в другую уже Зарой из Веснянки, которую бабушка слала на ярмарку, в Нермин я ходила сиротой, в Выборг падчерицей злой мачехи. Когда-то думала зря я так, проще ж правду людям говорить сразу, а потом… нет, не зря. Ох не зря. Давно миновали времена, когда охраняло вече лесных ведуний, давно канули в Лету древуны и культ их Древесного бога, от всей старины Полесской только мы, ведьмы, и остались, а в остальном… Поначалу как — король своего бога поставил, одного над всеми. Мы пожали плечами, да и внимания не обратили — ну бог и бог, сколько их было и будет… да не тут-то было. Новый бог требовал храмов, жертв, подаяний и… власти. Власти хотел и король. И понеслось… В один год, я еще девчонкой была, отменил король власть вече, отменил и народные собрания. В другой — приказал гнать служителей Древесного бога, высмеяв их поклонение скульптурам из дерева. А потом больше и дальше. Были те кто против, но на сторону власти встали маги и запылали в единый день все храмы Древесного бога. А мы, ведьмы, остались. Остались потому, что сама земля нас бережет, сам лес охраняет, да вся нечисть лесная на защиту встанет, коли, что не так. Но если… если ведьма, по своей воле, за руку с мужчиной в храм нового бога войдет — нити силы рвутся, словно паутинка непрочная…

* * *

В Веснянки я вошла грустная, из-за нерадостных печальных дум. Махнула приветственно дяде Зоргу, стоящему на воротах, да и смешалась с толпой, ныне странной какой-то. По обыкновению как — все вдоль прилавков ходят, к товаром прицениваются, с продавцами весело торгуются, а сегодня торговые ряды пустые были почти, все на площади чего-то ждали. А чего?

Подойдя к бабе Урре, у которой я завсегда творог со сметаной покупаю, низко поклонилась старой женщине, но спросить не успела, бабушка первая заговорила:

— Ох, шла бы ты, Веся, домой сегодня, да скоренько, — и без счету, без взвешивания, протянула мне творог в тряпицу замотанный.

— А что случилось то? — с поклоном принимая, тревожно спросила я.

— Маг случился, — прошептала одними губами баба Урра, — да охальник тот еще, Веська, завчера на сеновал увел девку Ванко-кожемяки, с утреца из его комнаты красная как твой маков цвет Кора дочка Ветова вышла. И сама понимаешь — он маг, закон ему не писан, а девкам бесчестье на всю жизнь то оставшуюся. А ты, Весянка, девка приметная, мимо тебя не пройдет. Иди домой, девочка, и денег не надо, уходи от греха подальше.

И стоило сказать ей, как ощутила я взгляд. Да такой, что одним этим взглядом явно любые двери открывал. И я отчетливо прочувствовала, как маг изучил взглядом и ноги мои, и все что выше, и косы, и профиль.

Я почувствовала его прежде, чем мужик материализовался рядом, впритык, заставив испуганно вскрикнуть бабу Урру, и отшатнуться от нас чуть ли не весь люд Веснянский.

Вот только я не робкого десятка.

— Извините, неуважаемый, — сказала, мазнув взглядом по стоящему так близко, что я дыхание его чувствовала магу, — я сейчас расплачусь с уважаемой женщиной и вы сможете купить творога, раз вам ТАК СИЛЬНО надо.

Но стоило за кошелем полезть, как маг перехватил мою руку и сказал, приблизившись еще ближе:

— Не торопись, милая, сам расплачусь. И за творог, раз он так тебе нужен, и за все, что пожелаешь, красавица.

И он сделал пасс рукой, от чего на колени к бабе Урре свалился самый настоящий полновесный золотой. Учитывая, что творог два медяка стоил — это была не просто щедрость, это был перебор. Показной, демонстративный и наглый перебор.

Я постояла, глядя на бледную бабушку, после чего наклонилась, забрала золотую монету с ткани ее юбки, не чураясь, опробовала на зуб, после чего задумчиво осмотрела монету, пристально, демонстративно и нагло, и вынесла вердикт:

— Не полновесная. Скупердяйничаете, господин маг.

И вернула монету бабушке Урре, добавив положенные две медные монеты.

Затем, обойдя застывшего мага, отправилась дальше вдоль рядов, попутно укладывая творог в корзину.

А позади раздалось: