Нет, ну а что тут такого? Сидит старикан в своей сторожке один-одинешенек, словом перемолвиться не с кем. Поспать, и того нельзя. А и было бы можно — так ведь бессонница одолевает, потому и назначен он именно ночным привратником. И так ночь за ночью. Тишина и одиночество. Поневоле начнут раздумья одолевать. И ведь шут его знает, до чего этак додумаешься. А поделиться размышлениями не с кем. А тут такое счастье подвалило — пара свободных ушей! Есть с кем чаи гонять, есть кому душу излить… и пока не изольет, не видать Тье полезных сведений, как своего затылка.
Тье старательно удержал сокрушенный вздох и снова сделал глоток чаю. Совсем крохотный.
— Не знаю, — ответил он. — Я ведь покуда не женат, и детей у меня нет.
— Вот! — возликовал старик. — Я ведь сразу понял — вы не из таковских! Вот вы мне и скажите — вы когда надумали в сыщики податься?
Ну и кто тут кого допрашивает, интересно бы знать?
— Всегда хотел, — честно ответил Тье. — Сколько себя помню. Отец у меня тоже сыщик… точнее сказать, это я — тоже, а он большой мастер.
— Умный человек ваш отец, — степенно произнес старик. — Правильный.
— Оно конечно, спасибо на добром слове…
— А при чем тут доброе слово? Оно не доброе. Оно верное. Потому как ваш отец — не чета нынешним свиристелкам. Он своего сына воспитал правильно. Увидел, в чем ваша судьба. В чем ваш дар. Верно ведь я говорю?
— Конечно, — невольно улыбнулся Тье. — Плохой бы он был сыщик, если бы такого явного дела не заметил.
— Не сыщик, — непримиримо отрезал старик. — Не сыщик — отец бы он был плохой. Никудышный. А теперь ведь оно так и ведется. К чему у дитяти способности, к какому делу его тянет… скажете, они хоть об этом думают? Да они вообще не думают, вот что я вам скажу! Они и себя-то не знают, где им своих детей знать. Доживут до седых волос, а чем на самом деле дышат, чего хотят, и понятия в голове нету. Это еще сильно повезет, если за какое дело взялись, а оно им по душе и по силам. А если нет — так и тянут лямку. А толку много ли?
— Не сказал бы, — задумчиво ответил Тье.
Нет, что ни говори, а своя логика в речениях привратника есть. Занятный старикан. Стоит послушать. И не потому, что он скажет что-то полезное для следствия. Тье отказался от этой мысли два глотка чая тому назад. В конце концов, почему бы и не дать одинокому старику выговориться?
— Вот то-то же, — наставительно буркнул Ман. — Мало толку. Сами так живут, а потом и детей своих на тот же лад калечат. Одним и вообще без разницы — растет ребенок, так и пусть себе растет, что еще нужно. Трава придорожная, иначе и не назвать. Другой опять же головой не думает — вот я, к примеру, столяр, так и сыну моему быть столяром, и все тут. А что у парня под работу с деревом руки не заточены — так и какая разница, я вот тоже невеликий умелец, да и дерево это терпеть ненавижу, а ведь кормлюсь как-то. Значит, и чадо мое прокормится. Что, скажете, не бывает такого?
— Бывает, — признал Тье.
— Бывает, — кивнул Ман, ублаготворенный согласием собеседника. — Сплошь и рядом бывает. А то еще такой вот отец в амбиции вдарится — мол, я простой слесарь, а сынка в министры выведу. Вот хоть об стенку расшибусь, а выведу. А что у сынка способностей разве что двор мести, так это ничего.
— И такое бывает, — невольно улыбнулся Тье.
— Вот! — назидательно поднял палец старик. — Я же вот и говорю, вы не из таковских! И отец у вас правильный. Сам жизнь понимает, и вас с понятием воспитал.
К сердцу прихлынула непрошенная тоска. Тье не видел отца два года — а когда увидел, даже толком поговорить не удалось…
— Вы когда женитесь, с него пример берите, тогда и дети ваши тоже с понятием будут. А то что же это творится! Эти нынешние — разве ж они что понимают? Женятся совсем еще сопляками почем зря, а потом детей своих приструнить не могут. Одни сплошные безобразия. А почему, спрашивается? А все потому, что сами своего пути не знают, а дети — и подавно. А если без пути болтаться, ничего и не будет, кроме безобразий. Да вот хоть нашу стряпуху взять…
— Яблоко? — удивился Тье. — Так она вроде не такая…
— Да нет, не Яблоко, — отмахнулся старик. — Другую. Яблоко, и точно, не таковская, это вы верно говорите. Есть у вас понятие, есть. Нет, я про другую. Как там бишь ее… Шафран вроде? Да, Шафран.
Это имя Тье помнил. Яблоко его называла. Еще говорила, что с мальчишкой ее раньше сладу не было, а сейчас за ум взялся, так что Шафран на сына просто не нарадуется.
— Вот ведь дура дурой. Сынишку распустила так, что хоть на крышу полезай да голоси, авось кто из богов да услышит. А после спохватилась. Вбила себе в глупую голову, что ему в рисовальщики надо пойти, работа не пыльная, и деньгу они зашибают хорошую.
— Ну, это уж и вовсе ерунда!
— Вестимо, что ерунда. И работа не такая уж легкая, да и не бывает легких работ. И заработок не вровень — кому полный кошель насыплют, а кто из пустой чашки хлебает. А главное дело, руки у парня совсем не под это ремесло. Нет в них к этому мастерству понятия. Он если квадрат рисовать возьмется, то беспременно с тремя углами получится. Ну, или и вовсе круглый.
Тье фыркнул прямо в чашку.
— Отец его тоже хорош. Решил, что раз он конюх, так и сыну конюхом быть. А какой из него конюх, если ему и дохлую мышь не доверишь, не то, что лошадку! А что получилось? Не мальчишка, а головная боль ходячая. И ладно бы только по домашности проказил, так ведь нет. Как утро, так он в убег. Повадился по рынкам шляться. Да не просто так, а туда, где играют. На деньги играют.
М-да, а вот это уже и в самом деле серьезно.
Конец ознакомительного фрагмента
