Эльхан Аскеров

Свет волчьей луны

Трансильвания, Карпаты

Полная луна ярко освещала узкую тропу, вившуюся по неприступным скалам Карпатских гор. Морозный воздух сковывал небольшую кавалькаду всадников ледяным дыханием. Ехавший первым рыцарь в полном боевом облачении, с поднятым забралом шлема, зябко поёжился, с трудом оглянулся и тихо произнёс, пытаясь разглядеть ехавшего следом всадника:

— Холодает. Ладно хоть ветра нет.

— Это точно, — поддержал его второй всадник. — Ещё луна эта словно взбесилась. Паршивая ночь. Волчья.

— О чём это ты? — не понял первый всадник.

— У нас, в Кечкемете, говорят, в такую ночь всякая нечисть из преисподней выползает. И волколаки в том числе.

— Наслушался бабьих бредней, — усмехнулся в лихо закрученные усы первый всадник. — Говорят! Запомни сам и детям своим расскажи: нечисть, она не в тёмных углах прячется, а среди людей живёт. Вон, в Воймаёре[Воймаёр, Кечкемет — небольшие поселения на территории Венгрии. Существуют и в наши дни.] волколака выловили, так днём он обычным кметом был, семью кормил, а ночью оборачивался. Так что не всё, что говорят, слушать надо.

— Слушай, Янош, ты, конечно, человек в этих делах знающий, но ведь сам понимаешь, люди просто так говорить не станут. Дыма без огня не бывает.

— Нет, ну ты точно как баба деревенская, всё норовишь присказкой да слухами отговориться, — рассмеялся усатый воин, всем телом разворачиваясь к собеседнику.

Высокая лука седла и кованая кираса не позволяли ему как следует разглядеть напарника, но это не мешало вести беседу. Крепкие боевые кони уверенно несли рыцарей к вершине горы, где в морозной дымке возвышался мрачный, неприступный замок.

Вольный отряд, собранный венгерским рыцарем Яношем Кодорем, состоявший из двадцати бойцов разных национальностей и двух молодых воинов, мечтавших о рыцарском посвящении. Подъехав к узкому карнизу, за которым тропа делала резкий поворот, рыцари придержали коней и, осторожно спешившись, принялись осматриваться.

Яношу с самого начала не нравился этот странный поход. Словно всё на белом свете протестовало против него. Но выбирать ему не приходилось. Предпринятое его отцом сватовство заставило его пуститься в дорогу. Одним из условий, выдвинутых будущим тестем, стало обязательное служение Яноша в войсках графа Влада Цепеша, ведшего давнюю войну с османами.

И только прослужив у графа ровно год, он мог вернуться в родной Кечкемет и получить согласие на брак. Доказательством его службы должно было стать письмо от самого графа, с его личной подписью и печатью.

Вспомнив, как он тут оказался и что делает, рыцарь вздохнул и повернулся к соратникам. Обведя заиндевелые лица суровых воинов долгим взглядом, он мысленно перекрестился и приказал:

— Всем спешиться, коней поведём в поводу. Тропа узкая, так что держитесь ближе к скале. Не стоит лишний раз испытывать судьбу. И самое главное — не спешите. Камни обледенелые — тут и до беды недалеко.

Бородатые германцы и литвины, набранные им в отряд, дружно кивнули, и вскоре вся кавалькада растянулась длинной узкой змеёй, медленно извивающейся вдоль тропы. Но едва первая пятёрка воинов прошла поворот, как в морозной тишине гор прозвучал тоскливый, заунывный вой. И, словно в ответ, громко заухал филин.

Вздрогнув, один из пятерых обернулся и, тихо выругавшись, перекрестился. Стоявшие рядом с ним воины быстро повторили с детства заученный жест. Заметивший их испуг Янош усмехнулся и нарочито громко сказал:

— Ну что, вояки, совиного крика испугались?

— Не шути так, командир, — покачал кудлатой головой старшина германцев. — Это не сова. Совы не воют.

— А откуда в горах волкам взяться? — рассмеялся в ответ Янош.

— Не волки это, — продолжал стоять на своём старшина.

— А кто тогда?

— Не знаю. Но чует моё сердце, напрасно мы сюда пришли. Гиблое место. Гнилое. И от замка этого холодом могильным веет. Все здесь останемся, до одного.

— Ты чего каркаешь, старый дурак?! — зарычал на него Янош. — Ты воин или пёс трусливый? Холодом ему повеяло! Замёрз, вот и веет. Скала вон вся стылая.

— Нет, командир. Ты понимай, как хочешь, но я твёрдо знаю — не людское это место. Люди в таких местах не живут. И нам жизни не будет, — упрямо возразил старшина.

— И что ты предлагаешь? Уйти? Бросить всё, отказаться от своего рыцарского слова и сбежать?

— Я бы так и сделал, — мрачно отозвался старшина.

— Стать клятвопреступником ради твоих бредней?! — продолжал бушевать Янош.

— Лучше быть живым клятвопреступником, чем мёртвым героем. Точнее, просто мёртвым. Героями нам уже не стать, — дрогнувшим голосом ответил старшина.

В этот момент, словно в ответ на его слова, из-за поворота раздался яростный рёв, истошное лошадиное ржание и испуганные крики людей. Вздрогнув, Янош выхватил свой родовой меч и, оглянувшись на стоящих рядом воинов, скомандовал:

— Бросить коней. Спиной к стене. Приготовиться к бою.

Но, кроме него, никто не успел взяться за оружие. Странная, словно размытая тень метнулась по тропе к растерянно замершим людям, и голова старшины, медленно вращаясь, полетела в пропасть. Словно во сне, Янош успел рассмотреть выпученные от ужаса глаза, окровавленную бороду и растрёпанные, сбившиеся в паклю длинные волосы.

Кошмарное существо, схватив обезглавленное тело за плечи, припало огромной пастью к разорванному горлу и, сладострастно чавкая, принялось высасывать горячую кровь. Отбросив мёртвое тело в пропасть, существо развернулось к оставшимся в живых воинам и, совершенно по-человечески, утерев пасть локтем, грозно зарычало.

— Будь ты проклята, тварь! — завопил один из оруженосцев и попытался дотянуться до груди монстра.

Легко, как-то даже небрежно отмахнувшись, тот отбил удар голой рукой и резким взмахом когтистой ладони разорвал юноше горло. Не обращая внимания на стоящих тут же людей, он снова припал к горлу жертвы и принялся пить кровь. Встряхнувшись, Янош усилием воли взял себя в руки и, сжав рукоять меча, шагнул вперёд.

Понимая, что юный оруженосец уже мёртв и спасти его невозможно, он стремительно кинулся вперёд и, не дожидаясь, когда монстр насытится, резко взмахнул мечом, целя ему в шею. Тяжёлый, отточенный до бритвенной остроты клинок работы знаменитых толедских[Толедо — город в Испании, знаменитый мастерами-оружейниками.] мастеров врубился в толстую шею, разрубив хребет.

Монстр хрипло зарычал и завалился на тропу. Выдернув из раны меч, Янош развернулся к оставшимся в живых воинам и закричал:

— Сражайтесь! Бейтесь с ними, их можно убить!

Словно в ответ, за его спиной раздался оглушительный рёв и тошнотворный треск разрываемой плоти. Резко оглянувшись, рыцарь встретился взглядом с пылающими, как раскалённые угли, глазами монстра и понял, что это его последний бой. Медленно, словно поднимая непомерную тяжесть, он вскинул свой родовой меч, и одновременно почувствовал, как в горле возникло ощущение чего-то чужеродного.

Стало трудно дышать, гортань саднило, а нижняя челюсть почему-то вдруг перестала подчиняться его воле, самопроизвольно отвиснув вниз. Даже язык, словно дразня, высунулся изо рта. Злобный оскал зверя сказал Яношу больше, чем все слова мира. Небрежно отбросив руку рыцаря, сжимавшую меч, монстр ухватил его за кирасу и, одним движением подтянув к пасти, впился зубами в становую жилу.

Дикая боль пронзила всё существо рыцаря. Вздрогнув, он попытался вскрикнуть, но из горла вырвался только тихий хрип. Лунный свет медленно гас в его глазах, но последнее, что он успел увидеть, была высокая фигура человека, одним движением отшвырнувшего убивавшего его монстра в сторону.

Ударившись о скалу, зверь взвыл и, одним прыжком вскочив на ноги, метнулся в атаку, пытаясь дотянуться до человеческого горла. Но пришелец ничем не уступал монстру. Ухватив за шею и кожу на животе, он легко вскинул его над головой и со всего размаха ударил о ловко подставленное колено.

Переломив зверю хребет, человек отогнул его морду, обнажая горло, и, тихо рассмеявшись, припал к ней губами. В свете луны блеснули длинные ослепительно-белые клыки. По серебристой шерсти монстра пробежала алая струйка крови, и зверь, в последний раз вздрогнув, затих.