Харари предполагает, что отдаленным проявлением Революции Познания стала способность Homo sapiens создавать познавательные вымыслы (или «социальные модели», или «воображаемую реальность»), модели, которые прямо не соотносятся ни с какой физической, испытанной на опыте реальностью. В их наивысшем выражении примерами таких моделей являются понятия «закон», «государство», «общество» и «религия». Какими бы сложными и неосязаемыми физическими чувствами ни были эти концепции, они все начинались с «человекольва» или «русалочки», в которых продукт чьего-то воображения только на один шаг отступал от ощутимого физического мира. Потом этот процесс, в котором участвовали отдельные личности и разные поколения, повторялся на все более высоком уровне абстракции и все более удалялся от осязаемой физической реальности [Эту точку зрения наглядно демонстрирует культурная эволюция религиозных верований. В самых ранних, анимистских формах сверхъестественное практически полностью копировало естественное: отдельное божество (или «дух», или что-то подобное) было определено для каждого типа предметов — дерева, ручья, камня. После множества повторений все более абстрактная модель постепенно отходила от конкретной физической реальности и эволюционировала. Кульминацией этой идеи стал монотеизм (все еще со множеством пророков, святых, апостолов и ангелов, притаившихся на заднем плане, остатков ранних абстракций). Повторяющаяся и иерархическая эволюция «социальных вымыслов» очень похожа на созидательную способность языка (даже если эти два процесса происходят в совершенно разных временных шкалах), и хорошо развитая префронтальная кора совершенно необходима для обоих.].

Таким образом, если и случилась критическая мутация, которая повлияла на мозг и превратила древнего Homo sapiens в современного Homo sapiens sapiens, то она, вероятнее всего, затронула префронтальную кору, наделила ее подобными Лего свойствами для сборки различных компонентов мысленного представления, по желанию индивидуума, и постепенно предоставляла все больше свободы от ограничений физической реальности. Необъяснимым образом это обратило причинную связь. Если более ограниченное познание ограничивается мысленными представлениями, отражающими физический мир, то познание, направляемое префронтальной корой и связанными с ней структурами, произвольно собирает мысленные представления, или «воображаемую реальность», проявляя поведение, которое в конце концов меняет физическую реальность в соответствии с этими познавательными вымыслами.

И отдельная инновация с умеренными последствиями, и штамповка «социального вымысла» с колоссальным влиянием на общество полностью зависят от способности организма комбинировать старые элементы в новые конструкции, и это, в свою очередь, требует хорошо развитой префронтальной коры. Хотя у других видов млекопитающих могут быть относительно развитые лобные доли, их развитие достигло наивысшей точки у Homo sapiens sapiens. Благодаря этому произошла Революция Познания и возник современный язык.

Что стоит за метафорой — макроструктура

Конечно, лобные доли в качестве Мастера Лего и созидательный процесс инноваций как перегруппировка Лего — это просто метафоры. Они могут выражать общую идею о возникновении новых решений из старого опыта, но метафоры ничего не говорят нам о том, какие процессы на самом деле протекают в мозге. Готовы ли вы идти дальше, в глубь метафоры, и кинуть взгляд на нервный механизм инноваций? Мы готовы попробовать. Есть ли у нас всестороннее понимание механизмов? Нет, по крайней мере еще нет, но мы начинаем задавать наводящие вопросы. Их можно задавать на разных уровнях: на макроуровне целого мозга, всех структур и их взаимодействий и на микроуровне сложных нервных цепей.

«Канонические» сети

Как же префронтальная кора взаимодействует с другими структурами мозга в процессе выполнения сложного задания познавательного характера? По самой своей природе такое взаимодействие нельзя понять, если просто рассматривать отдельные структуры мозга; необходимо рассматривать сети. Переход от исследования функций отдельных областей мозга к изучению схем интерактивных мозговых структур (то есть сетей) был одним из главных достижений когнитивной нейробиологии последних десятилетий. Сегодня внимание исследователей чаще всего привлекают три сети: центральная управляющая сеть (ЦУС), сеть пассивного режима работы мозга (СПР) и сеть познавательных и эмоциональных функций (СПЭФ). Эти сети схематически изображены на рис. 4.3.


Рис. 4.3. Основные крупномасштабные сети. (а) Центральная управляющая сеть (ЦУС) включает дорсолатеральную и вентролатеральную части префронтальной коры (ДЛПФК и ВЛПФК) и заднюю теменную кору (ЗТК). (b) Сеть пассивного режима работы мозга (СПР) включает вентромедиальную (ВЛПФК) / орбитофронтальную (ОФ) часть коры, заднюю теменную кору (ЗТК), предклинье и заднюю поясную извилину (ЗПИ). (с) Сеть познавательных и эмоциональных функций (СПЭФ) включает переднюю островковую долю и переднюю поясную извилину (ППИ).


Центральная управляющая сеть и сеть пассивного режима изучаются особенно активно, и часто высказываются предположения о четкой границе между ними. Они «антикоррелируют»: когда одна активна, другая пассивна. Каждая сеть состоит из относительно небольшого количества макроскопических «хабов» — областей, известных своими двусторонними связями с особенно большим числом структур и областей мозга11.

Образованный человек, не cведущий в нейробиологии, инженер или математик, может быть обеспокоен склонностью современной когнитивной нейробиологии привлекать эти две сети (ЦУС и СПР) для объяснения слишком широкого круга познавательных процессов. Он также может задать вопрос о том, насколько обоснованно сведение всех возможных взаимодействий, которые происходят в богатой матрице миелиновых волокон головного мозга, всего лишь к нескольким сетям, а также предположение о том, что две крупные сети не могут работать параллельно. На самом деле было обнаружено некоторое количество дополнительных, часто перекрывающихся сетей; например, это сеть внимания, сеть языка и лобно-теменная сеть контроля (ЛТСК). Предполагается также, что две последние сети уникальны для человека, а ЛТСК, в частности, отражает закономерность увеличения коры головного мозга в процессе эволюции, особенно заметного в ее лобной и теменной частях12.

И не успели мы осознать, как старый соблазн вновь заявил о себе под новой личиной: стремление к ограниченному (и желательно не очень длинному) списку четко определенных модулей. Время от времени, в 1970-х и 1980-х годах, нейропсихологи сходили с ума от идеи о том, что кора представляет собой коллекцию «модулей», дискретных объектов с жесткими границами и фиксированными функциями. Это было последнее «усилие» своеобразного состояния дел, при котором наука о познании была в основном отделена от нейробиологии, и слияние этих двух наук произошло к концу двадцатого столетия (по большей части благодаря пришествию методов функциональной нейровизуализации). В результате понятие о «модульном составе коры» было заброшено ради более продвинутого понимания организации мозга. Сегодня, несмотря на то что место областей мозга заняли модули, называемые «сетями», распространение этой идеи поражает жутким сходством с расцветом концепции модулей старой школы, который наблюдался несколько десятилетий назад, и оно отражает ту же самую гносеологическую эстетику (которая никогда особо меня не привлекала). По мере увеличения количества предложенных сетей у них проявляется все большее сходство с классической функциональной системой, смонтированной специальным образом в ответ на существующие познавательные требования, заново открытой при помощи функциональной нейровизуализации13. Исходя из того, что в различных исследованиях нейроанатомии в каждой из этих сетей часто обнаруживается что-то иное, также подтверждает тот факт, что попытки свести все эти наблюдения к небольшому количеству «канонических» сетей являются сомнительным упражнением, результат которого нельзя принимать буквально. Вместо уникальных канонических сетей, возможно, более полезно с эвристической точки зрения думать в терминах «сетевых категорий», представляя, что существует, вероятно, столько сетей, сколько позволяет топология длинных нервных путей мозга. Было бы особенно удивительно, если бы господство этого нового бренда модульности следовало тем же курсом, что и старое понятие о «модульности» областей мозга. Тогда «модульность» сетей мозга ослабнет в свое время ради более тонкого понимания14.

Но, даже в самом грубом приближении, макротаксономия сети «достаточно верна» во многих аспектах в соответствии с состоянием дел в современной нейробиологии, и ее в некотором смысле можно использовать для объяснения. Имеет смысл рассматривать такие сети как крупные системы дорог, которые могут проводить самые разные потоки движения и включать специфические подсистемы. Чуть позже мы более подробно рассмотрим каждую из трех часто упоминаемых сетей.