В последнем сообщении Женя написал:

Мне очень жаль, Орлик.

Если хочешь знать, меня исключили.

Я больше не буду мешать тебе жить. Отпускаю тебя.

Прости за все.

После этого я добавила номер Жени в черный список.

Я плакала каждый день и очень плохо спала. Меня ломало без Жени, но я сама понимала, что нужно просто перетерпеть. Я осознала, кто он для меня. Он — мой тонкий лед. И когда этот лед дал трещину, я нашла в себе силу воли отступить.

Весь остаток учебного года мы только и говорили о Жене. В десятом классе о нем почти никто не вспоминал, кроме меня. Окончательно моя ломка прошла, только когда нас посадили на карантин. Теперь всех волновала лишь пандемия.

И вот в сентябре этого года, в мои семнадцать лет, Женя снова вошел в мою жизнь и вместе с собой по цепочке привел новую вереницу проблем.

Урок 7. Правила хождения по тонкому льду

Саша

Мы выходили со второго урока: была лабораторная по физике, где требовалось оборудование, поэтому пришлось временно покинуть закрепленный за нами кабинет.

Мимо прошел Игорь. Многие из наших засвистели ему вслед; кто-то даже кинул в спину мелом. Не понимаю, почему. Ведь это Марк настоял на том, чтобы сдать Таню учителям. Педсовет по поводу журнала предстоял как раз сегодня, на шестом уроке. Я знала, что там решится судьба Тани Чайки: исключат ли ее или оставят.

Наблюдая за ребятами, я нахмурилась. Игорь старательно делал вид, что ничего не замечает и не слышит.

Сегодня мне предстояло пять уроков, а затем получасовой перерыв и дополнительное занятие с Валерией, посвященное подготовке к ЕГЭ. Я еще не до конца определилась, куда хочу поступать, разрывалась между журналистикой и экономикой. Я не дотягивала по русскому, но журналистика казалась ужасно интересной. Экономика виделась мне не такой увлекательной, зато я прекрасно успевала по математике — предмету-флагману в этой сфере, — а русский при поступлении сдавать было не нужно. В общем, везде были и плюсы, и минусы.

Учебный день наконец завершился. Мы со Светой спускались по лестнице: подруга собиралась домой, а я — к автомату за шоколадкой.

— Как думаешь, Чайку исключат? — спросила я.

— Не знаю, да мне и по фигу. Я с ней не общаюсь… — Света пожала плечами.

— Мне кажется, это не она.

— Но ее же поймали, разве нет? — спорила подруга.

— Поймали. Но тут явно все сложнее… — вздохнула я.

— Ой, да какая разница, кто спер этот ежедневник! Пусть бал вернут.

Я поняла, что не рассказывать подруге о своих подозрениях — правильное решение. Света словно летала в последнее время где-то высоко, и мне было до нее не докричаться. Поэтому тему я замяла.

Жутко хотелось спать. Когда я зевнула в десятый раз, Света шутливо сунула мне в рот палец, и я сделала вид, что собираюсь его куснуть. Подруга со смехом отдернула руку.

— Кофе хочется, аж жуть. Сладкого, с молоком, — сказала я.

— В чем проблема? Купи в автомате.

— Да ладно, до дома дотерплю. Там пообедаю нормально и кофеек сварю.

Нас обогнал Салтыков.

— Ром, Ром, погоди, ты домой? Пойдем вместе? — Света обратилась к нему.

— Не, Свет, сорян, у нас с Севером д-дела, — виновато ответил Рома.

— Ну ладно. — Подруга как-то сникла.

Мы попрощались. Она нырнула в раздевалку, а я пошла к автомату, где столкнулась с Женей. Он держал в руках два стаканчика с кофе. Увидев меня, он улыбнулся, подошел и протянул мне один из них.

— Держи, это тебе.

— Мне? — опешила я. — Но я не хочу.

— Да бери, бери, я слышал, что ты о кофе мечтаешь, решил порадовать.

Я нахмурилась.

— Ты следил за мной? Подслушиваешь?

Он картинно вздохнул.

— Орлик, у тебя мания величия. Ты зевала на два лестничных пролета. На улице классная погода, твое занятие с Валерией через полчаса, может, посидим в парке? Расскажешь, как твои дела. Ведь сегодня тебе не нужно ни на почту, ни в ателье, ни за сапогами? — Женя перечислил мои последние отговорки и хитро посмотрел на меня: не верил ни одной.

На улице и правда было чудесно: середина сентября радовала нас солнцем и температурой под 20 градусов.

— Не нужно, — нехотя призналась я.

— Отлично! Наконец-то! Давай посидим, а? Мне так хочется с тобой пообщаться.

Я растерялась. Меня загнали в угол. Женя из тех, кто все сваливает в одну кучу; он просто не понимает, что посидеть с кофе на лавочке вдвоем значит не больше, чем посидеть с кофе на лавочке вдвоем. Для него это уже отношения, ответственность, обещания, которых не было. Он никогда не понимал, где кончается вежливость и начинается дружба. И где кончается дружба и начинается нечто большее.

Нет. Нужно наконец-то научиться произносить это слово.

— Нет, Жень. Я не хочу.

— Не хочешь кофе? — не сдавался он. — Может, лимонад? Или не хочешь на улицу? Можем пойти в кофейню.

— Я ничего не хочу. С тобой. Ни кофе пить, ничего. Я не хочу твоей дружбы.

В его взгляде промелькнула боль.

— Но я еще ничего не сделал, — с обидой возразил он. — Почему ты так со мной?

— С тобой опасно дружить, Жень, — вздохнула я. — Ты не умеешь дружить просто, я больше так не хочу. Дружба с тобой — как договор с мелкими приписками внизу. От нее всегда можно ждать какой-нибудь подставы.

Женя посмотрел на меня хмуро и серьезно.

— Но я изменился.

— Я просто не хочу ничего об этом знать, Жень.

— Не поступай так со мной. Без тебя — это как болеть все лето…

Его слова полоснули ножом по сердцу. Он процитировал текст с одной из тех своих открыток, от которых я сходила с ума. А затем он очень тихо добавил:

— А я ведь вернулся из-за тебя.

— Так, может быть, зря? — резко спросила я, борясь со слабостью во всем теле.

Повисло молчание. Выражение лица Жени стремительно поменялось, взгляд ожесточился. Я упрямо не отводила глаз. Это была словно телепатическая борьба. Наконец, Женя свирепо скривился и кивнул.

— Видимо, и правда зря.

С этими словами он развернулся и направился к выходу, по дороге со злостью швырнув в мусорку два полных стакана кофе.

Больше всего на свете мне хотелось сползти по стене и закрыть руками лицо. Посидеть так какое-то время, чтобы меня никто не видел, прийти в себя. Я направилась в женский туалет на второй этаж, где долго умывалась холодной водой, чтобы остудить пылающее лицо. Хорошо, что сегодня из косметики использовала только пудру.

Мой тонкий лед, ну почему с тобой всегда все так? И вроде бы ничего не случилось, а я все равно обидела тебя и теперь чувствовала себя виноватой. Ну нет. Я посмотрела в зеркало и пообещала себе, что в последний раз переживаю из-за Жени.

В классе я села за первую парту и стала ждать Валерию. Кабинет русского располагается рядом с торцом здания, а торец смотрит на пустырь, который все прозвали Собачьей Поляной. Там действительно выгуливают собак, а еще там стоят различные барьеры и горки для дрессировки. Из окна кабинета он отлично просматривается.

Глянув в окно, я заметила вдали какое-то движение. Присмотрелась. И обомлела.

На пустыре дрались два наших класса. Мне показалось, что ашек гораздо больше.

Они же друг друга убьют! Что мне делать? Как их растащить?

Я беспомощно смотрела в окно. Дрались парни, девчонки стояли отдельно в две линии — кричали друг на друга или подзадоривали парней. Почему они не остановят их? Что за беспредел? И как далеко все это может зайти? Господи, мы живем в двадцать первом веке! Проблемы больше не должны решаться вот так! Никто от этого мордобоя не будет в плюсе. Я должна их остановить.

Я собрала вещи и ринулась вон из кабинета, но в дверях наткнулась на Валерию.

— Саша, ты куда? У нас же занятие! — удивилась учительница.

— Валерия Антоновна! Мне срочно нужно уйти! Там, на Собачьей Поляне… То есть… — быстро прикусила язык я. — У меня, э-э-э… Квартиру соседи затопили!

И я вылетела из кабинета, не дождавшись, пока Валерия Антоновна придет в себя.

Я добежала до места драки. На пустыре творился ад. Парни сцепились; кто-то катался по земле; девчонки с красными от злости лицами и растрепанными прическами кричали и дубасили друг друга сумками. Карина и Лиза тявкали на Дину и пинали в ее сторону землю вперемешку с хвоей; та в ответ забрасывала их шишками.

— Что вы делаете? — закричала я. — Перестаньте!

На меня никто не обращал внимания. Тут я увидела среди дерущихся Женьку. На него набросились сразу двое моих одноклассников, он с трудом отбивался.

Я не могла кинуться в толпу — меня бы растоптали. И я сменила тактику, крикнув:

— Палево! Сюда учителя идут!

Это подействовало. Некоторые перестали драться и испуганно посмотрели в сторону школы. Я судорожно думала, что придумать дальше, поскольку все сейчас убедятся, что я соврала, и опять сцепятся. Но как оказалось, я не соврала.

— А ну, что тут происходит? — раздался грозный голос. — Живо разошлись!

К пустырю спешила Валерия Антоновна. Моему удивлению не было предела. Откуда она узнала? Неужели проследила за мной?

Услышав голос учительницы, орущая свора распалась на два лагеря. Когда Валерия Антоновна подошла совсем близко, никто уже не дрался. Два класса встали друг напротив друга. Все были в крови и пыли, тяжело дышали от злости. Бэшек действительно оказалось куда меньше, и выглядели они куда потрепаннее.