Я решила повторить химию, обнаружила, что забыла дома учебник, и обернулась.

— Толь, можно твой учебник? — спросила я. Толя проигнорировал вопрос. — Я быстро. — Ноль реакции. — Толь?

И снова нет ответа. Толя уткнулся в телефон. Я схватила с его парты учебник, и только тогда он отреагировал: выхватил его у меня и положил подальше.

— Ну ладно, ладно! — Я примирительно подняла руки и обернулась к сидящей через ряд Юле. — Юлек, можно учебник на пять минут? Быстро повторю.

Юля тоже на меня не реагировала.

Я встала и огляделась. Все сбились в кучки, в одной что-то обсуждали, во второй обучались новым приемам пенспиннинга. На меня — ноль внимания. Обычно я, наоборот, находилась в центре суеты, а сейчас меня просто взяли — и выселили на периферию.

В голове наконец мелькнула смутная догадка. Мой класс объявил мне бойкот!

— Эй! Кто-нибудь? Але, народ, вы меня слышите? — громко позвала я. Не услышать было невозможно. — Что с вами? Вы прикалываетесь? Але, Дим? Маш? Лиза? Ром? Салтыков, не делай вид, будто ты чем-то увлечен в телефоне, ты пялишься в черный экран! — Я прошлась по рядам. — Я знаю, что с вами происходит, — сказала я с наигранной веселостью. — Это из-за вчерашнего, да? Решили меня бойкотнуть?

Все продолжали заниматься своими делами: писать в тетрадях, сидеть в телефоне, общаться, крутить ручки.

— Вы серьезно? Думаете, это такое наказание, да? Ошибаетесь. Вы сами себе вырыли яму. Только попробуйте попросить у меня домашку! И не ждите, что я стану после этого организовывать вам дискотеки и походы. И Осенним балом занималась в основном я. Если бы не я, его бы не то что отменили, его бы просто не было! — На последних словах я уже перешла на крик, настолько обозлилась.

Я остановилась у парты Севера, копавшегося в телефоне. Все упорно делали вид, что меня нет, а я никак не могла отдышаться и прийти в себя. А потом я взяла — и смахнула вещи со стола старосты. Вниз полетели учебник, тетрадь. По полу покатились ручки. Север молча все собрал, даже не взглянув на меня. Это было так на него непохоже! Я отступила, плюхнулась на свой стул, взяла телефон и занялась скачкой электронного учебника. Посмотрим, кому этот бойкот сделает хуже. Да вы без меня и дня не продержитесь!

На переменах я копалась в телефоне, снова и снова обновляя новости в соцсетях, где ровным счетом ничего не происходило; просматривала посты, совершенно мне не интересные; писала сообщения, которые тут же стирала, не отправив. Я вышла отвечать домашку и на химии, и на биологии, и на литературе, и везде у меня были пятерки. Я вовсю изображала, что мне нет никакого дела до этого бойкота, гордо и молча пережевывала злость и скрывала обиду. Но обида была. И потрясение.

Как они могли так поступить? И с кем — со мной! Как могла моя Светка? А Толя? Я же всегда давала ему списывать! Юле, Вите и другим помогала с лабораторками, Малика выручала в столовой — давала когда 50, когда 100 рублей, и не всегда он возвращал. Про Ваню я вообще молчу! Я спасла его от бэшек! А теперь он спокойно отвернулся от меня, как все? Я не узнавала одноклассников. Вдруг оказалось, что люди, которых я знаю много лет, совершенно мне чужие. И непредсказуемые. Я всегда выкладывалась ради них. Клянчила нам поездки, дискотеки и праздники. Все на себе тащила. И вдруг выяснилось, что это ровным счетом ничего не значило. Они отвернулись по щелчку. Значит, вся наша дружба была понарошку, у меня здесь нет настоящих друзей.

К пятому уроку обида задушила гордость. Увидев, как Света на перемене куда-то выходит, я направилась за ней. Она зашла в туалет. Я влетела за ней и захлопнула дверь. Света обернулась.

— Тут никого нет, — сказала я. — Так что перестань делать вид, будто я невидимка. Что происходит, Свет? Что за цирк вы устроили? — Я заметила, что Света смотрит на дверную ручку. — Я не выпущу тебя, пока мы не поговорим.

Вид у Светы был беспомощный. Она колебалась, нарушить бойкот или нет. Наконец, она тяжело вздохнула и решилась все мне объяснить.

Урок 9. Правовой статус изгоя

Саша

— Это не я придумала, а Панферов, — сказала Света.

— И все поддержали? Вот так просто? — поразилась я.

— Да. Ты же знаешь, какое у Севера влияние. Его наложницы, естественно, за него. — Наложницами мы называли Карину, Лизу и Дашу, девчонок, которые сохнут по Панферову и ходят за ним хвостом. — И сборная тоже. Итого против тебя было настроено человек шесть — это те, кто из верхушки. Остальным Панферов стал промывать мозги.

— Когда вы все это успели? — поморщилась я.

— Еще вчера, в переписке.

Все понятно. Они обсуждали все в наскоро созданном чатике, куда меня, естественно, не позвали. Как, интересно, они его назвали? «Орлова — крыса»? «Мы ненавидим Сашу»?

Кто-то сразу поддержал идею бойкота, кого-то пришлось уговаривать.

— А что насчет тебя? — спросила я. — Какой метод Панферов применил, кнут или пряник?

Света смутилась и ненадолго замолчала. А потом, вытянувшись и, как мне показалось, даже привстав на цыпочки, сказала с вызовом:

— Меня наконец-то увидят, Саш. Поймут, какая я. Я перестану быть приложением к тебе. Раньше я чувствовала себя твоим аксессуаром или тенью, ты меня такой сделала. Они не считались со мной, и на вечеринки меня звали только за компанию с тобой. И ты сама ко мне так относилась и выставляла такой перед всеми. Я была удобной подругой, которая всегда рядом, но рядом настолько, насколько тебе нужно, и ни миллиметром больше. Не дай бог я вдруг окажусь в центре внимания или стану общаться с кем-то за твоей спиной. Тебе же сама мысль об этом невыносима, как так: я кому-то интересна, а ты нет? Теперь все изменится.

— Да что ты несешь? — ошарашенно принялась защищаться я. — Когда я с тобой так поступала? И перед кем тебя такой выставляла?

— Например, перед Салтыковым, — едва ли не со слезами сказала Света.

— Чего? При чем тут Салтыков? — Я закрыла голову руками. У меня сейчас просто мозг взорвется!

— При том, что он мне нравится! — Это был уже отчаянный вопль.

Меня будто кувалдой ударили. Света никогда не говорила, что ей нравится Рома. А еще что я, оказывается, в каком-то не том свете ее перед ним выставляла и мешала им общаться! Что она там себе накрутила?

— Он? Тебе?

— Да! А я ему. Но ты вечно мешаешь. Только он делает шаг в мою сторону, а ты уже тут как тут: влезаешь между нами и все портишь. Начинаешь с ним заигрывать, переводишь внимание на себя. Тебя бесит, когда я кому-то нравлюсь, а ты нет. Ты хочешь забрать себе всех парней в мире, чтобы все только в тебя и влюблялись. Ты просто эгоистка! И если хочешь знать, все это с восьмого класса тянется!

Я была в шоке. Оказывается, Света третий год держит на меня глубокую обиду? Да еще и за то, о чем я и понятия не имела? Я вспылила и огрызнулась:

— Извини, что я такая тупая, Свет, но мысли я, к сожалению, читать не умею. Почему не сказать прямо: «Эй, подруга, мне нравится этот парень, подвинься, а лучше свали»? Почему надо делать из ерунды трагедию? Накручивать обиды и злиться из-за того, что можно было просто взять и обсудить?

— Потому что нормальные подруги понимают все без слов, перед ними не надо унижаться и все разжевывать! — Света резко откинула с лица волосы.

— Когда человек складывает губы определенным образом и издает звуки, он произносит слова. Тем самым он выражает мнение. Это называется «говорить», Свет. Тебе дать определение слову «унижаться»? Или просто подарить толковый словарь?

Я говорила холодно, смотрела прямо… а сама обрывала заусенцы.

Света не успокаивалась:

— Не верю, что ты вообще не догадывалась. Ты все специально делала. Не дай бог Сашенька в стороне останется, когда где-то что-то интересное происходит!

По Светиным словам, я просто нарциссичная дура, копия Севера, которая питается чужим вниманием. Это было ужасно несправедливо: вовсе я не такая!

— Овца ты, Свет, — вздохнула я. — И отношений у тебя нормальных не будет, пока не начнешь слова проговаривать.

— Все у меня получится! Но только когда тебя рядом не будет. Просто все заметили, что я тоже могу быть интересной, а тебя вытеснили. Каково оказаться на моем месте? Правда паршиво?

Я растерялась, ответа не нашлось. Воспользовавшись этим, Света быстро выскользнула за дверь. Я устало прислонилась к стене, сползла на пол и закрыла лицо ладонями. Затем, почувствовав на коже что-то теплое, вытянула руки и увидела кровь на дрожащих пальцах.

После уроков в актовом зале должно было состояться собрание по поводу спектакля. Я спускалась по лестнице, и вдруг что-то колыхнуло волосы. Я дотронулась до них и вляпалась пальцами во что-то липкое и тягучее. Плевок! Я проходила под заграждением, которым на третьем этаже оканчивалась лестница. Это опасная зона, которую всегда нужно миновать быстро: сверху может что-то прилететь. И вот, пожалуйста. Поморщившись и еле подавив рвотный позыв, я помчалась в туалет, где яростно отмыла волосы и руки мылом.

Приведя себя в порядок, я безнадежно посмотрела на свое отражение. Казалось, еще вчера все единогласно выбрали меня Мисс Гимназией, а сегодня — плюют в меня, называют крысой и объявляют бойкот. Что вообще происходит? Но ныть было некогда. Я взяла себя в руки и пошла на собрание.