Глава 4

Подснежник — надежда

Бабушкин коттедж «Подснежник» — маленький домик с парой комнат на первом этаже и парой на втором. Он стоит посреди Нижней улочки, тянущейся от другого конца гавани до самой «Гирлянды маргариток».

От магазина до дома рукой подать. Я ухитряюсь на несколько минут перекрыть движение, пока достаю вещи из внедорожника, припаркованного перед коттеджем.

Рассыпавшись в извинениях перед целой очередью водителей, я отгоняю машину на стоянку и возвращаюсь, чтобы распаковать багаж.

Много времени на это не уходит. Кое-что из вещей я притаскиваю в спальню, которую в детстве мы делили с братом. Застилаю одну из парных кроватей и наскоро осматриваю дом.

Внизу все, как мне и запомнилось: тихая спаленка в задней части дома, рядом с крохотной ванной. Уютная кухня в светло-голубых тонах, с окнами, выходящими на улицу; черная плита и стол с четырьмя стульями. Не изменилась бабушкина спальня наверху: массивная старомодная кровать с лоскутным покрывалом из гагачьего пуха, беленая мебель, которой стоять бы в комнате побольше. Напротив светлая гостиная с мягким алым диваном, на котором навалены пестрые подушки, креслом-качалкой, маленьким телевизором и книжным шкафом, полным книг, журналов и бумаг. Едва переступив порог, понимаешь, почему бабушке понадобилась гостиная именно на втором этаже. Через французские окна с балконом открывается превосходный вид на залив, живо запомнившийся мне с детства.

Я выглядываю из окна. Увы, бо́льшую часть пейзажа скрадывает густой туман, к тому же льет дождь. Но, стоя на балконе, глотая капли дождя, я вижу охапки поникших желтых нарциссов и пестрых тюльпанов в деревянных кадках.

Урчит в животе, и я спохватываюсь, что после остановки на заправке так ничего и не ела. Спускаюсь вниз, снимаю с вешалки у кухни тяжелое синее непромокаемое пальто с капюшоном и надеваю его. Тереблю висящую рядом зюйдвестку, но решаю, что вид у меня и так дурацкий и незачем дальше выставлять себя на посмешище.

Затем беру сумку, отпираю дверь и отправляюсь в город на поиски пропитания.

Вскоре мои ноздри улавливают запах рыбы и чипсы, и я сворачиваю в припортовый рыбный магазин, по-собачьи стряхнув с себя как можно больше воды на пороге.

Внутри уже есть пара человек. Я становлюсь в очередь и жду.

— Всего одну порцию? — спрашивает круглолицый добродушный кассир. — Не похоже на тебя, Джейк! С твоим-то выводком ты обычно оптом затариваешься.

Ох, нет, только не это!

Но это именно оно.

— Планы на ужин изменились, Мик, — отвечает знакомый голос. — Дети уже поели, теперь я один остался.

Я прижимаюсь к стенке и сосредоточенно изучаю доску объявлений: встреча с городским советом, благотворительная распродажа, кошка пропала…

— Ага, тогда понятно.

— Только дети вряд ли будут в восторге, если я заявлюсь домой с угощением, а они не при делах. Пожалуй, поем в фургоне.

— Хороший план, — одобряет кассир. Слышится шорох оберточной бумаги. — Нет-нет, приятель, это от меня. Жене так понравились твои цветы, что я перед тобой в долгу.

— Счастливо, Микки! — говорит Джейк. — Пока, Лу.

Это уже сказано женщине в очереди передо мной. Джейк выходит, и колокольчик над дверью звенит ему вслед.

Ффух, он меня не заметил!

Лу, стоящей передо мной, приходится ждать, пока для нее поджарят цыпленка, и подходит моя очередь.

— Что вам, красавица? — Микки широко улыбается, и зубы на загорелом лице кажутся еще белее, чем они есть.

— Треску и чипсы, пожалуйста.

— Конечно, красавица. Треску покрупнее?

— Да, если можно, и чипсы тоже большие.

Микки ухмыляется, стоя за кассой.

— Аппетит разыгрался? — весело спрашивает он.

— Немножко. — Я улыбаюсь в ответ.

— Треска будет через пару минут, — говорит Микки. — Но свежая и хорошая. Пойдет?

— Конечно.

Я отступаю в сторону и улыбаюсь Лу. Это немолодая женщина, закутанная от дождя в пальто вроде моего.

— Такие дни здесь редко выдаются, — говорит она, кивая на дождевик. — На завтра уже хороший прогноз.

— Это хорошо.

— В городе сегодня тихо, покупателей почти не было.

— А у вас какой магазин? Может, она работает с «Гирляндой маргариток» по соседству?

— Я заведую почтовым отделением, и еще у меня газетный киоск, — говорит она. — Апрель — странный месяц. Местные-то всегда на виду, а туристы в такую пору бывают разные, в зависимости от погоды. Мы торгуем мороженым, напитками, сладостями, всем таким. В солнечную погоду все идет нарасхват, а в дождь продажи падают.

Я киваю, гадая, зачем столько подробностей.

— Я смотрю, сейчас много магазинов закрыто.

— Да, и это очень печально. Но такое только за последний год началось, обычно здесь жизнь бьет ключом. А сейчас просто стыд.

— Лу, твое готово, — окликает Микки из-за кассы. Он протягивает большой пакет с упакованным цыпленком. — И откуда вы все взялись такие оголодавшие?

И он смеется.

— Это же не все для меня! — оправдывается Лу. — Брат на несколько дней приехал из Бирмингема, а он такое любит.

Микки кивает.

— Приятного аппетита вам обоим!

Лу улыбается ему и направляется к дверям.

— До встречи, Поппи! — говорит она мне с порога.

Я уже поднимаю руку, чтобы помахать, и тут до меня доходит. Погодите! А откуда она знает мое имя?

Я смотрю на нее через залитое водой окно: Лу отвязывает бассет-хаунда, привязанного под навесом магазина напротив, и они вместе уходят по улице.

— Вот! — отвлекает меня Микки от раздумий. — Крупная треска и чипсы.

Он снимает рыбу с плиты, кладет на бумагу и посыпает чипсами.

— Вы-то, надеюсь, не будете есть в фургоне в одиночку? — спрашивает он.

Я тупо смотрю на него.

— Как Джейк, в смысле?

И тут же горько жалею, что это брякнула.

— Ну да, бедняга. Он так до сих пор и не оправился, верно?

Микки решил, что раз я знаю имя Джейка, то мне известно и все остальное.

— Нет, — осторожно говорю я, покачав головой. — А вы думаете, оправится?

Надеюсь, ответ все прояснит.

Микки высыпает остаток чипсов и заворачивает мою покупку.

— Не знаю. Вот так потерять жену — это кого угодно подкосит. Хотя он еще молодцом — благодаря детям держится.

— Да… — Я торопливо киваю, подначивая Микки продолжать.

Так Джек вдовец? Или жена его бросила?

— Самая ухоженная могила на церковном дворе.

Микки протягивает мне чек.

— Семь фунтов, пожалуйста, моя красавица. Каждую неделю свежие цветы, без пропусков.

Вдовец… Вот теперь мне совсем погано.

— Да, это хорошо, — произношу я, забирая сверток. — Спасибо.

— Не за что, — отзывается он, разглядывая меня с любопытством. — А вы здесь раньше бывали? Лицо знакомое.

— Бывала очень давно, — говорю я истинную правду. — Я здесь ненадолго, по делу.

Микки явно доволен объяснением.

— Меня память на лица не подводит, — подмигивает он.

— До свидания! — говорю я, направляясь к выходу. — Буду еще захаживать.

Я закрываю за собой дверь, надеваю капюшон — и едва не припускаю бегом со своей треской, когда замечаю белый фургон, припаркованный возле гавани.

На нем выведено красной краской: Джейк Эшер — цветы.

Я задумываюсь на мгновение, а потом, не давая себе времени, чтобы струсить, меняю направление и иду к гавани и к белому фургону…