Элина Бакман

Когда исчезают следы

Мы действовали тайно,
Никто на нас не думал.
Со мной была фортуна,
Молчал ты неслучайно.

МУЗЫКА И СЛОВА: ОЛАВИ УУСИВИРТА

Что было, то волку в зубы попало — считай, пропало;

впредь заживем по иному закону.

АЛЕКСИС КИВИ, «СЕМЕРО БРАТЬЕВ» (1870)

Пролог

Я стою на опушке и вслушиваюсь в карканье ворон, кружащих над моей головой. Смотрю наверх: подобно огромному куполу, небо возвышается над землей. Деревья секут друг друга ветвями, аккомпанируя моему сбившемуся дыханию оглушительным треском. Больше тишину ничто не нарушает. Всматриваюсь в землю: будто бездонная черная пасть под ногами. Если небо необъятно, сколько же успела поглотить, похоронить под собой эта ненасытная земля?

Окидываю тело прощальным взглядом, придвигаю остывшие его конечности поближе друг к другу, вкладываю в руки пучок цветов. Это — абсолютная гармония.

Затем я ухожу. Очищаю свой путь от еловых веток. Хвоинки больно впиваются в кожу, но это не страшно, я продвигаюсь дальше, уверенно шагая навстречу лесному мраку, — и исчезаю.

23 АВГУСТА, ПЯТНИЦА

Саана разглядывает узкие улочки Алфамы [Алфама (порт. Alfama) — старейший исторический район Лиссабона. Здесь и далее, если не указано иное, примечания переводчика.], крошечные столики уютных уличных кафе, где традиционно подают сардины на гриле. Яну уже несколько раз звонили с работы. У человека отпуск, вообще-то. Об отъезде они еще толком и не думали, а будни уже вовсю заявляют о себе: ему названивают. Саана размышляет о том, как близко была к тому, чтобы сказать, наконец, «я люблю тебя», «я влюбилась в тебя по уши». Но первый же звонок уничтожил весь настрой, и в последующие дни Саана то и дело натыкалась на задумчивого, уставившегося в пустоту Яна. Сейчас он бы любые слова и признания пропустил мимо ушей. Да и встречаются они всего ничего. Можно ли на самом деле влюбиться за такое время? Ян сосредоточенно что-то пишет в телефоне, не обращая внимания на солнечные лучи, нежно поглаживающие квадратики плитки на стене, или на сдержанную красоту обветшалых дверей. Кажется, будто в сандалиях можно легко поскользнуться на истертых до блеска камушках мостовой.

— Может, по мороженому? — спрашивает Ян, оторвав взгляд от экрана мобильного. Саана снимает очки, чтобы темные стекла не мешали ей любоваться мужчиной. Яркий свет слепит глаза, она щурится, а потом заговорщически улыбается: кто в здравом уме откажется от мороженого?

— Все хорошо? — спрашивает Саана, приобняв Яна. Ему нельзя говорить о работе, однако, обстреливая Яна вопросами, Саана надеется выудить хотя бы пару скупых фраз о том, не случилось ли в Финляндии чего-нибудь эдакого.

— Если ты о том звонке, то это была новая начальница, решила представиться, — сообщает Ян, протягивая руку Саане. Делает вид, что он и впрямь рядом, здесь и сейчас.

— Знает же, что ты в отпуске еще эту неделю? — Саана просто хочет удостовериться, что все расслышала верно. Она берет Яна за руку, позволяя ему прижать ее к себе. В зное португальского дня их сжатые ладони вмиг становятся мокрыми. Не отстраняясь от Яна, Саана подставляет лицо палящему солнцу и вскоре смущается: над верхней губой опять влажно от пота. Она наблюдает за тем, как ненавистный телефон Яна погружается, наконец, в карман джинсов. Кто бы мог подумать, что Саана однажды будет нежиться на солнышке в компании детектива из ЦКП [ЦКП — Центральная криминальная полиция Финляндии.]? Мужчины, который даже в такую жарищу не может снизойти до шорт. Саана хмыкает про себя, поглядывая на темные джинсы. Потом приподнимается на носочках и целует Яна в щеку. От щетины щекотно.

Остановившись у маленького лотка с мороженым, Ян расцепляет их с Сааной замок из рук. Молча, как завороженные, разглядывают они манящие разноцветные горки лакомства. Перед ними главное испытание отпуска — определиться с вкусом. Взгляд Сааны мечется от Яна к мороженому и обратно. Допытываться, конечно, не стоит. Совсем недавно умерла мама Яна, так что за его молчанием может робко скрываться печаль, хотя Ян и без того довольно серьезный. Они вместе так недолго, что Саане до сих пор трудно нащупать суть этого загадочного человека. Каков он, настоящий Ян? На работе — сдержан и сконцентрирован. Из него клещами не вытащить никакую информацию о преступлениях. Случись что-то на родине, Ян-детектив под дулом пистолета ничего не расскажет Саане. Гражданских не должны касаться детали расследований, это опасно, поэтому семья полицейского может и не догадываться о том, как часто он сталкивается с убийствами и прочими кошмарами. Преступники помалкивают из этих же соображений. Молчание — лучший способ защитить близких. Таков и базовый принцип поведения Яна. Вот и сейчас, после того злополучного звонка, Ян на глазах становится все тише и тревожнее и временами будто подспудно желает вернуться к работе.

Ян ищет взглядом салфетку, заметив, как его зеленое фисташковое мороженое стекает по руке предательскими струйками. Саану вновь захлестывает безграничная нежность. Она влюбленно наблюдает за Яном, изо дня в день упорно выбирающим для своего мороженого вафельный рожок и изо дня в день упускающим момент, когда мороженое тает и всеми силами стремится этот рожок покинуть. Потом переводит взгляд на его сильную загорелую руку, держащую мороженое, — и снова не может не любоваться мужчиной, о котором думает вот уже столько дней подряд. Ее время отныне делится на эры: до Яна и после Яна. И эра «после» — хаотичная, чудаческая и восхитительная. Они встретились именно тогда, когда над Яном висело непростое дело об убийстве. При одной мысли о летних событиях по спине Сааны пробегает холодок. А может, это происки мороженого. Саана видит, как Ян благодарно улыбается официанту, любезно протянувшему ему пачку салфеток. Они куда тоньше финских. Ян восхитителен в своей небрежности — именно такой, от которой Саана всегда теряла голову. От решительности, приправленной едва уловимой непринужденностью, которая то есть, то нет и потому буквально гипнотизирует. Загадочному Яну не составляет труда интриговать таких, как Саана. Конечно, она та еще фантазерка. В худшем случае эта любовь — слепое поклонение выдуманному от и до персонажу, не имеющему ничего общего с реальным Яном.

«Ну уж нет. На те же грабли я больше не наступлю», — клянется себе Саана, отправляя в рот крошечную ложечку мороженого, уже изрядно подтаявшего. «Амарена», ее любимый вкус — сочетание йогурта со сладкими ягодами вишни. «На сей раз не дам волю фантазиям, не стану выдумывать, а буду знакомиться с реальным человеком, разрешу себе не торопиться. Сохраню в памяти лишь то, что сам Ян сочтет нужным показать и рассказать», — обещает она себе. Скоро эта прекрасная летняя сказка подойдет к концу. Мороженое в стаканчике неумолимо уменьшается, и романтическая беззаботность постепенно улетучивается. Еще пару дней назад они с Яном были слившейся воедино сущностью, однако сегодня на ее месте вновь два непохожих друг на друга человека, словно очнувшиеся от чудесного жаркого сна.

Часть I

25 АВГУСТА, ВОСКРЕСЕНЬЕ

Ноора слышит лишь свое дыхание. Она бежит так быстро, что рискует выбиться из сил, однако при этом ощущает полный контроль над ситуацией. Уж она-то знает, на что способна. Не стоит останавливаться. Инстинкты говорят Нооре, куда бежать, ей только остается время от времени ловить взглядом оголенные корни, чтобы не споткнуться, а в остальном можно полностью сконцентрироваться на дыхании, отдаться лесу. Чем дольше она бежит, тем больше обостряются чувства, тем сильнее она ощущает себя открытой, собой. Ноора досадует, что теперь до леса с его восхитительным воздухом, который так и хочется жадно глотать, приходится долго ехать на машине. День едва начался: еще час назад воду покрывала утренняя дымка. Лишь в такое время можно по-настоящему побыть наедине с дикой природой. Вокруг ни души. Ноора сознательно убегает в такие уголки леса, куда никому и в голову не придет наведаться. Она с большим удовольствием проложит свой путь, чем выберет готовый. Совершая длинные пробежки, Ноора редко смотрит по сторонам, ее скорее захватывает свежесть воздуха, оглушает царящая повсюду зелень — сам лес, такой, каким он создан. Мох и ягель, кочки и заросли, то тут, то там тихо сохнут поваленные деревья. Мерцающий сквозь танцующие ветви солнечный свет делает все вокруг почти волшебным. Это настоящий лес, ничем не потревоженный. Растущий и гниющий одновременно.

Через полтора часа Ноора решает остановиться у Кейнумяки [Кейнумяки (фин. Keinumäki) — вышка для наблюдения за птицами на территории района Виикки (пригород Хельсинки).] и измерить пульс. Показатели стабильны. Регулярные летние пробежки все-таки не проходят даром. Намечается жаркий день. Стоит остановиться — и тяга в туалет становится еще ощутимее. Ноора оглядывается по сторонам. Вокруг по-прежнему никого. Она могла бы тихонько пристроиться где-нибудь в зарослях и облегчиться. Ноора снова воровато осматривается. Точно никого? Она старается выровнять дыхание и, успокоившись, прислушивается. А вдруг поблизости кто-нибудь есть? Доносятся ли откуда-нибудь шаги? Ветер шелестит в листве, стволы деревьев потрескивают, соприкасаясь друг с другом, в остальном — тишина. Поблизости послышался едва заметный шорох. Какой-нибудь зверь? Иногда Нооре кажется, что лес — это живое существо, словно идущее за ней по пятам, затаив дыхание. Бегая на пределе сил по лесным тропинкам, Ноора иногда представляет, как лесные обитатели прячутся по норкам, едва почуяв ее присутствие, и потом снова выползают: угроза миновала.