— Это был он… — произношу, тяжело дыша. Руки невольно сжимаются в кулаки. — Он ответил с её телефона!

— А зачем ты вообще ей звонил? — спрашивает Рита, наваливаясь на стену. — Так нравится, когда тебе делают больно?

— Я просто… хотел убедиться, — чувствую, как злость отпускает и ей на смену приходит отчаяние.

— И как? Убедился? — мрачно усмехается она.

Сука! И почему она оказалась права?! Я еле сдерживаюсь, чтобы не ударить её.

— Ладно-ладно, прости, — она кладёт мне руку на плечо. — Тебе тяжело, я понимаю. Но всё наладится. Вот увидишь.

Она ободряюще улыбается. Смотрю на неё напряжённо. Видимо, она считает себя особенной. Уже практически поселилась в моём доме. Постоянно вторгается в моё личное пространство. Вмешивается в разговоры. Как же она бесит! Эти её блондинистые лохмы, что выглядят как пакля или дешёвый парик, её вызывающе красные губы и каблуки. Кто вообще ходит по паркету на каблуках?

И всё же я не могу её оттолкнуть. Мне всё кажется, что она что-то знает об Олесе и детях. Словно бы она может всё наладить. Я знаю, что это самообман. Знаю и то, на что именно нацелилась Ритка в отсутствие Олеси. И всё равно я ведусь на её дешёвые приёмы соблазнения. Она виснет у меня на шее. Я грубо стираю рукой её помаду с губ, а после целую отчаянно. Мне просто хочется забыться хотя бы на время. Иначе я точно свихнусь.

Рита хороша собой. У неё восхитительное тело. А ещё она умеет получать настоящее удовольствие от близости. Я бы соврал, если бы сказал, что мне не нравится с ней спать. Собственно, если бы не нравилось, я бы не делал этого. Однако всякий раз после достижения оргазма мне хочется, чтобы она исчезла навсегда. Я будто возвращаюсь из небытия в суровую реальность, где я неудачник, которому изменила жена.

* * *

— Герман Владимирович, а вы уверены, что фото настоящие? — неловко спрашивает меня адвокат. — Просто если Олеся Сергеевна будет отрицать факт измены, нам придётся доказывать это в суде.

— Макар, я похож на идиота?! — бросаю я морщась. — Естественно я проверил. Фото настоящие.

— И всё же, они выглядят довольно безобидно, — задумчиво произносит он, покручивая распечатки снимков в руках. — В целом, такие объятия вполне за дружеские могут сойти.

И хотя я понимаю, что он просто делает свою работу, всё равно начинаю раздражаться. Эта тема всё ещё сильно триггерит меня. Открытая рана саднит, и чёрт его знает когда затянется.

— Есть ещё аудио самого процесса, — цежу я сквозь зубы. О нём мне вообще не хочется думать. И тем более давать кому-то послушать.

Видимо адвокат улавливает моё настроение, а потому прекращает расспросы. И пусть дальше наш разговор несёт сугубо деловой характер, я всё равно продолжаю чувствовать себя оплёванным. Олеся предала меня и унизила. Так почему же я продолжаю скучать по ней?

Часть 2 «Неожиданная помощь» 2.1

Олеся

За скромную плату мне достаётся комната на шесть человек. Наверное, я могла бы поискать ещё что-нибудь, но у меня совсем не осталось сил. К тому же я продрогла, а в хостеле пусть и странно пахнет, но тепло и можно выдохнуть наконец. Моими соседками оказались две женщины с детьми. У одной девочка лет двенадцати, судя по всему спортсменка. И приехали они, по-видимому, на какие-то отборочные соревнования. У другой — сын семи лет и дочка чуть постарше. Эти, кажется, собираются обследоваться в одной из городских больниц. Обе женщины из провинции, добродушные, разговорчивые, чем-то напомнили мне мою маму.

— Вы уж извините, если детишки расшумятся, — говорит одна из них неловко. Я только качаю головой.

— Всё в порядке, я понимаю.

Ложусь на нижний ярус двухъярусной кровати. Пытаюсь отогреться под одеялом. Озноб не проходит. Я нахожу в чемодане зимний свитер. Невольно подмечаю, что когда Ритка собирала мои вещи, не положила ничего дорогого. И мне в общем-то всё равно, что носить теперь — это рядом с Германом было важно, чтобы внешний вид соответствовал статусу. Но всё же как-то противно.

— Так, давайте быстро чистите зубы и спать! — шепчет своей малышне моя соседка.

— Ну, мам! — пытается возразить мальчик. — Мы ведь обычно позже ложимся.

— Ты не дома, — напоминает ему мать. — И завтра вставать рано.

Мальчик вздыхает недовольно, но слушается. Его сестра без разговоров берёт из сумки щётку и идёт к выходу. Сквозь полуприкрытые веки я наблюдаю, как они уходят и возвращаются. Как мама строго, но ласково утирает их мокрые лица, а после укладывает спать. Мне хочется плакать глядя на них. Я думаю о своих малышках. Пытаюсь в своей голове вообразить день, когда увижу их снова.

Герман сказал, что хочет развода. В нашем брачном договоре есть пункт, касающийся и этого. Кажется, если мы расходимся по обоюдному согласию, то я получаю отступные. Если есть дети, то они остаются с ним. Я тоже могу проводить с ними время, но с разрешения отца. Боже… И как я могла подписать такое? Но что важнее, можно ли считать, что всё по обоюдному согласию? Наверное, будь у меня хороший адвокат, я могла бы попытаться бороться за свои права. Но у меня нет ни денег, ни сил.

Снова ощущаю тянущую боль в пояснице. Тело ноет. Озноб не проходит. Сон беспокоен. В голове пульсирует лишь один вопрос: что же мне делать?

— Девушка… Девушка, у вас всё хорошо? — одна из моих соседок касается моего плеча. Я словно выныриваю из забытья. Кажется, я во сне начала подвывать. Смотрю на неё в растерянности.

— Простите…

— Ой, да у вас температура, — она касается моего лба. — Простыли, наверное. Межсезонье, оно такое.

— Это почки, скорее всего, — мотаю головой я. — Только-только выписалась из больницы.

— Тогда лучше скорую вызвать, — вторая соседка свешивается с верхнего яруса. — Дело-то серьёзное.

Честно говоря, мне так плохо, что не хочется ничего. Но стыд за то, что побеспокоила чужих людей, делает своё дело. Я набираю номер и коротко объясняю диспетчеру, что со мной. Потом, чтобы не мешать соседкам ещё больше, собираюсь и выхожу в холл. Присаживаюсь на косой стул рядом со стойкой администратора и наваливаюсь на стену. Так и дожидаюсь приезда врачей. Даже радуюсь немного, что у меня с собой документы о выписке. Не нужно долго и подробно описывать симптомы.

— Что ж вы платную скорую не вызвали, раз лежали в частной клинике? — интересуется фельдшер, заглядывая в мою медицинскую карту.

— За лечение в клинике муж платил, — отвечаю я, прикрывая глаза устало. — Но больше не будет.

Фельдшер оглядывается на двери хостела, потом на мой чемодан и понимающе кивает.

— Вы не волнуйтесь, в бесплатной тоже хорошо лечат, — добавляет сочувственно, когда мы садимся в машину. — И оборудование сейчас почти везде современное. Может, не так быстро всё, но зато врачи помогают абсолютно всем.

Я киваю. От укола обезболивающего боль немного притупляется. Я думаю о словах фельдшера и вспоминаю о брате. Как же я хочу, чтобы он сейчас был рядом. После ухода родителей Олег заботился обо мне. Я знаю, что это эгоистично — требовать от него, чтобы он явился ко мне. В конце концов, он ведь спасает жизни там, где другие не могут. И всё же я отправляю ему сообщение с просьбой о помощи. Ведь прямо сейчас я нуждаюсь в том, чтобы кто-нибудь спас меня.

Сижу в коридоре больницы и жду своей очереди на ультразвуковое исследование. Голова кружится. Хочется в туалет. Поясницу ломит. Обезбол вколотый мне несколько часов назад уже перестал действовать. Не думала, что столько людей поступают ночью на скорой.

Вдруг телефон в кармане начинает вибрировать. Я спешу ответить, ожидая услышать брата. Герман не станет мне звонить после всего. Значит, это может быть только Олег.

— Олеся? Это ты? — слышу знакомый голос, но это не брат.

— Да, — отвечаю растерянно. — Кто это?

— Это Александр. Мы с Олегом вместе учились. Ты помнишь меня? — спрашивает мужчина на том конце. Пульс отчего-то ускоряется. На миг даже боль отступает. И пусть мы с ним знакомы очень поверхностно, у меня появляется надежда.

— Да, Саш! Конечно я тебя помню!

— Олег мне написал. Сказал, что у тебя проблемы, — тон Саши становится обеспокоенным. — Где ты сейчас?

— Я в первой городской больнице… — говорю оглядываясь по сторонам. На самом деле, когда меня привезли сюда, я была как будто не в себе. А теперь словно бы очнулась.

— Сейчас приеду! Жди звонка, — коротко бросает Саша, и у меня камень падает с души.

Звонок завершается и на потемневшем экране отображается время: три часа ночи. Слёзы снова просятся на глаза. Пусть Саша мне чужой, но ему не всё равно настолько, что он вызвался приехать ко мне посреди ночи. Кажется, мне даже физически становится легче. По крайней мере, я не буду одна.