Элис Маккинли

Камелии для Камиллы

1

Камилла распахнула окно. Легкий свежий ветерок веял с моря и приятно ласкал ее разгоряченную кожу. Жара. В Лондоне Камилла не привыкла к такому солнцу. Если бы Дубай стоял не на берегу залива, а где-то еще, далеко от воды, она, наверное, умерла бы. Просто умерла бы от палящих лучей.

Камилла никогда не любила жару. Туманный Лондон в этом отношении ее вполне устраивал. Но Нику захотелось провести медовый месяц в Эмиратах. Что за фантазия? И почему он не посоветовался? Хотел сделать сюрприз. Это понятно. Но в таком случае…

— Поставьте сюда… — Громкий голос мужа прервал размышления Камиллы. — Да, вот сюда. Нет.

— Извините, сэр, — поклонился коридорный. — Хозяин не доволен, если мы очень долго болтаем. Поэтому я молчал. Почти весь персонал свободно говорит на трех языках: английском, немецком и итальянском. Если что-то нужно, достаточно позвонить, вас обслужат немедленно. ~ Он уже собирался выходить, но Ник остановил его и протянул ему деньги. Тот нахмурился. — Сэр, у нас это не принято. Извините, — сказал коридорный и вышел.

Ник, удивленно посмотрев ему вслед, пожал плечами.

— Нет, эта страна нравится мне все больше и больше. — Он повернулся к жене. — А тебе, милая?

— Пожалуй. — Камилла стояла у окна и наслаждалась прохладой ветерка. Ей не хотелось портить мужу настроение. Пусть хотя бы он будет доволен поездкой. А она потерпит. Как терпела его мать вечно недовольную Аделин Спенсер, как терпела на свадьбе всех этих напыщенных господ, которых Ник пригласил ради того, чтобы похвастать красотой своей жены. Камилла сразу это поняла, едва услышав за спиной приглушенные голоса. Свадьба…

Прошло целых три недели, а Камилла все еще жила своим прошлым. В тот день… Нет. Скорее еще вечером, накануне свадьбы, она вдруг засомневалась. Ник почему-то показался ей странным. Да и все планы казались какими-то чудовищными, ненастоящими. Словно Камилла не выходила замуж, а просто репетировала роль, примеривала к себе статус дамы. В тот вечер она чувствовала себя потерянной, разбитой, а Ник ничего не заметил, он только мечтал вслух об их будущей счастливой жизни. Он то и дело спрашивал у нее, сколько она хочет детей. Мальчиков или девочек? От этого ей становилось еще тоскливее. Опьяненный радостным предчувствием, Ник ушел только в одиннадцатом часу, а его будущая жена почти всю ночь проплакала на плече своей матери.

— Так всегда бывает с девушками, — утешала дочь Валери Мэтьюз. — Когда я выходила за твоего отца, мне тоже было грустно. Это со всеми так, дорогая. Да, со старой жизнью ты прощаешься, но ведь начинается новая, не менее интересная и увлекательная. А он любит тебя. Чего же больше?

А Камилла уже и сама не знала, любит Ника или нет. Казалось бы, упрекнуть его было не в чем. Богат, умен, образован, любит, ухаживает. Но Камилла плакала. Впервые за полтора года их знакомства ее посетило странное чувство. Словно она обманывала саму себя. Словно это брак по расчету, словно…

— О чем ты думаешь? — Ник обнял ее и поцеловал в затылок. — Красивый вид из окна, правда?

— Что? — не поняла Камилла. Она так погрузилась в свои мысли, что даже вздрогнула, едва муж прикоснулся к ее плечам.

— О чем ты думаешь? — повторил свой вопрос Ник.

— Так… — Камилла махнула рукой и повернулась к нему лицом. — Представь себе, уже скучаю по Англии.

Ник удивился.

— Уже?

— Нет. — Она растрепала волосы на голове мужа. — Это я так. Просто еще не свыклась с мыслью, что теперь стала миссис Спенсер. Надо осмотреть город, пройтись. Заглянуть в магазины. Я слышала, здесь их полно. И от моей печали и следа не останется.

Муж поцеловал ее.

— Какая ты у меня капризная… Или нет, не капризная, а скорее… — он запнулся, подбирая нужное слово, — консервативная. Ты всегда была такой. Только бы дома да дома. Но это хорошо. Я часто встречал женщин, у которых на уме одни светские тусовки… Их мужья влачили жалкое существование над бременем домашних забот. Но ты у меня не такая. Мы обязательно будем счастливы.

Камилла кивнула.

— Разложи вещи. У меня что-то от жары начинает болеть голова. Я еще постою здесь у окна. Не хочу испортить первый же день тем, что слягу в постель к обеду. Пожалуй, придется выпить таблетку.

— Хорошо, — согласился Ник. — Но, если ты плохо себя чувствуешь, торопиться нам некуда. У нас три недели, успеем еще посмотреть все. Не надо демонстрировать свою силу воли. — И он удалился раскладывать вещи.

Воля… Что Ник вообще знает о воле… Он почти ничего в жизни не добился сам, все за него делала мать, Аделин Спенсер. Камилла часто видела в Англии такие семьи. Волевая, строгая мать, которая командует своими детьми направо и налево.

Почему это происходит с женщинами? Наверное, потому, что они остаются одни. Мать Ника развелась с мужем и посвятила себя единственному сыну. Она не вышла второй раз замуж, хотя имела возможность. Она не сделала карьеры и всю жизнь искала только заработки.

Ник учился в Итоне, потом в Оксфорде. За его образование платила мать. Она же устроила сына на работу, достав ему очень хорошие рекомендации. Но сам Ник так и не научился принимать решения.

Камилла поняла это почти сразу, едва познакомилась с будущим мужем. Однако она решила, что быть главой в доме куда лучше, чем подчиняться самой. Конечно, европейская женщина сильно эмансипирована, жесткие семейные правила давно ушли в прошлое, но все же… Негласные нормы поведения остались. Камилла чувствовала их в своей семье.

Джозеф Мэтьюз был всегда главой в доме. Он принимал главные решения, не в меру опекал своих женщин, порой даже досаждая чрезмерной заботой. Отец любил их по-настоящему, как, наверное, умеет любить редкий мужчина. Его наставления никогда не принимали тиранического характера, скорее напоминали советы.

Камилле очень не хватало отца на свадьбе. Увы, он не дожил до счастливого дня. Валери вышла за него в тридцать лет, а разница у нее с мужем была около пятнадцати. Вот и получилось, что, когда Камилле исполнилось двадцать, отцу стукнуло шестьдесят пять. Он выглядел очень молодо для своих лет, занимался спортом, но…

Джозеф Мэтьюз умер от сердечного приступа. Это произошло буквально за месяц до того, как Камилла познакомилась с Ником. Как ей не хватало совета отца, когда стало понятно, что отношения переходят в нечто серьезное. Ее отец, прожив совсем нелегкую жизнь, отлично разбирался в людях, видя их буквально насквозь. А свою дочь знал и того лучше. Бывало, едва познакомившись с очередным молодым человеком Камиллы, он в тот же день мог спокойно рассуждать о его достоинствах и недостатках. И, что самое интересное, никогда не ошибался. Пообщавшись с парнем несколько недель, Камилла приходила к аналогичным выводам. О Нике он сразу бы выложил то, что Камилла стала замечать только после свадьбы.

— О чем ты все время думаешь? — Ник опять обратился к жене. — Хочешь, бросим все и пойдем куда-нибудь. Мы здесь уже полчаса, а ты даже номер не осмотрела. Кстати, внизу сказали, что, если что-то не понравится, мы можем его сменить. По мне, так все отлично.

Камилла через силу улыбнулась: несмотря на прохладный ветерок, голова у нее все-таки разболелась.

— Ты не помнишь, в какую из сумок я положила аптечку?

— Кажется, в желтую, — пожал плечами Ник. — Но точно не знаю. Пойду поищу. Тебе что лучше: эффералган или аспирин?

— Аспирин.

— Ладно. — Он снова исчез в соседней комнате, а Камилла предалась прежним размышлениям.

Она хотела быть в семье главной. Но за первые три дня совместной жизни поняла, что это вздор. Теперь она нуждалась в заботе. Хотя раньше она никому не позволяла за собой ухаживать и терпеть не могла, когда кто-то начинал приставать к ней с поучениями по поводу здоровья. Совершеннолетие — великое дело. Окружающие теряют право командовать тобой. Камилле это нравилось. Сейчас от подобных убеждений ей пришлось отказаться. Пусть Ник поучится ухаживать и нести ответственность не только за самого себя.

Почти сразу после свадьбы жизнерадостная, деятельная Камилла стала вести себя как безвольное, слабое существо, неспособное позаботиться не только о муже, но и о себе. Эти изменения сразу были замечены Аделин, которая не могла скрыть своего недовольства. Ник тоже удивился такой перемене, но потом принял ее как должное. Он стал более ответственным, охотно выполнял ее поручения. Камилла была в восторге. Муж на глазах становился все лучше и лучше. А теперь дошло до того, что он сам определил место для медового месяца. Пусть неудачно, зато сам. И Камилла, дабы не поселить в нем неуверенности, согласилась и даже изобразила радость.

Ник менялся. Довольно скоро он перестал слушать бесконечные наставления матери. Ему исполнилось двадцать шесть, а она продолжала советовать, в какую прачечную отдать белье, к какому стоматологу идти лечиться, в каком магазине что покупать. И вот наконец под влиянием Камиллы Ник, не дослушав мать, в один прекрасный вечер просто повесил трубку. А когда та перезвонила, вежливо объяснил, что идет с женой в ресторан и не может тратить столько времени на пустую болтовню.

В итоге Аделин обрушила весь свой гнев на невестку. Она и раньше ее не любила: сначала просто из ревности, потом за «пассивность». Теперь миссис Спенсер обвинила Камиллу в том, что та настраивает Ника против нее. Сцена получилась некрасивая. Ник оказался на высоте, выпроводив разгневанную матушку, посылающую всяческие проклятья в их адрес. Однако свекровь позвонила уже на следующий день и извинилась. Мир был восстановлен. Хотя Ник и Камилла отлично понимали, что Аделин ничего не простила и не забыла. Просто пошла на временную уступку, а при первом же удобном случае припомнит старую обиду. Молодожены со своей стороны сделали все возможное, чтобы не предоставлять ей подобного случая. И жить стало легче. Телефон звонил теперь реже, указания почти прекратились. А потом Камилла и Ник уехали отдыхать.

Внезапно раздался телефонный звонок. Камилла сняла трубку.

— Алло?

— Камилла? — Голос Аделин доносился откуда-то издалека, будто из колодца, но не узнать его было трудно. — Как вы доехали? Что Ник? Ему вредно много бывать на солнце, я смотрела прогноз погоды — у вас там жара. Проследи, чтобы он…

Камилла положила трубку на полочку рядом с телефоном и позвала мужа:

— Ник, иди, кажется, твоя мать хочет поделиться своими глубокими познаниями в области защиты от солнечных ударов. Успокой ее.

Ник снял трубку в другой комнате.

— Я взял.

— Хорошо. — Камилла снова подошла к окну.

Отель «Оазис», в котором они поселились, находился возле моря. Дома, дома, а дальше бескрайняя водная гладь, словно украшенная яркими треугольниками — парусами. Камилла предалась мечтам. Ник совсем недавно получил от отца — нефтяного магната — какие-то ценные бумаги. Число акций было незначительным, но они приносили огромный доход, по понятиям Камиллы. При этом ничего не делая. Не обязательно при таком мизерном пакете, точнее сказать пакетике, являться на заседания акционеров. Просто на счет в банке ежегодно отчисляется довольно крупная сумма. Отец, хотя и не уделял сыну внимания, но обеспечил его до конца дней. Известие о переводе акций пришло сразу после того, как Ник официально объявил о помолвке. Это был свадебный подарок.

Деньги сняли последние сомнения Камиллы. Она закончила в Лондоне академию искусств и стала дизайнером. Мечта ее жизни — открыть собственную студию — теперь получила твердое материальное основание. Больше она не сомневалась в правильности сделанного выбора. И только в ту последнюю ночь накопившаяся тревога, которую она так тщательно подавляла в себе и скрывала от окружающих, вылилась в слезах. Однако уже к утру Камилла была вновь уверена в себе и непоколебима. Она отдавала себе отчет в том, что любит Ника Спенсера не очень уж сильно, что у него куча недостатков, один из которых, особо неприятный, мать, и что с ним придется поработать. И все же лучше так, чем одной. Глядишь, может, Ник и вправду станет мужчиной, будет за что полюбить по-настоящему.

— Да, все нормально. Хорошо. Нет, не поедем. С часу до трех останемся в номере. Хорошо. — Ник уже начинал раздражаться. Очки сползли на нос, взлохмаченные волосы, казалось, вот-вот поднимутся дыбом.

Камилла подошла к мужу и поцеловала его в щеку.

— Тише, иначе она не усидит дома и прилетит проверить, как мы устроились.

— Хорошо! — выпалил Ник и, повесив трубку, принялся растирать ухо. — Нет, я думал, у меня что-то отвалится. Удивительно, но она умеет отравить любое, даже самое хорошее настроение. И как только я раньше этого не замечал…

Камилла улыбнулась: все шло по плану. Ник преображался на глазах. И… Она любила его. Однажды даже вычитала в каком-то русском романе определение подобного чувства: «любить маленькой любовью в ожидании большой». Да, точнее, пожалуй, не выразишься. Она чувствовала в своем сердце огонь, но какой-то робкий, вялый, что ли. Ему словно чего-то не хватало. Казалось, подуй ветер — и тлеющие угли вспыхнут ярким пламенем. Камилла надеялась, что таким ветром станут изменения, которые происходят в Нике. И огонь уже начал разгораться. Камилла внимательно посмотрела на мужа. Правильные строгие черты лица, голубовато-серые глаза, аккуратные скулы, будто вытесанные из камня. Каштановые волосы. Мягкие, волнистые, они были послушны любым воздействиям, кроме парикмахерских. Никакие гели не могли внушить им покорность. Ник однажды очень долго готовился к важной деловой встрече. Парикмахеры целый час провозились с его непослушными кудрями, но стоило ему выйти на улицу — от укладки не осталось и следа. Ник так разозлился, что забросил расчески и телефоны парикмахерских подальше.

— Ты не представляешь, — продолжал возмущаться Ник, — но мама знает о Дубае вдвое больше, чем местное население. Она сообщила невероятные подробности о необходимых мерах предосторожности.

— Она просто беспокоится, — улыбнулась Камилла. — Это нормально. Ты ведь никогда не уезжал от нее, только когда учился.

— Да, совсем забыл. Я нашел тебе таблетки. Как раз шел отдать, когда раздался телефонный звонок.

И снова заерзала на телефоне в старинном стиле трубка с мраморной ручкой.

— Твоя очередь, — съехидничал Ник, жестом приглашая Камиллу к разговору. Оба поняли, что на этот раз, вероятно, звонит встревоженная мать Камиллы Валери Мэтьюз.

— Алло!

— Дорогая, как вы доехали? Все ли в порядке? — Мягкий ласковый голос приятно ласкал слух.

— Все отлично, мама, устраиваемся, — улыбнулась Камилла. — Погода замечательная, номер восхитительный.

— Ну и хорошо, — заключила Валери. — А то мне звонила мать Ника. Говорит, будто он встревожен и не захотел с ней говорить.

Камилла рассмеялась от души.

— Мама, ты же ее знаешь. Она целых пятнадцать минут разговаривала с Ником, проводила инструктаж по технике безопасности. Он под конец уже был готов убить ее прямо по телефону.

— Боже! Дочка, какие ты слова говоришь! Убить!

— Я же шучу. Мама, у меня правда все отлично. И у Ника. Лучше не бывает. Сейчас разложим вещи и идем осматривать город. Все восхитительно. Правда.

— Вот и отлично. Веселитесь, отдыхайте. Если что, сразу звони. Я оставлю включенным автоответчик. Кстати, вы собираетесь заехать домой перед тем, как отправитесь к отцу Ника?

— Нет. Нам не стоит кататься туда-сюда. Сразу отсюда поедем к нему, погостим — и назад.

— Ладно. Буду ждать. Пока.

— Пока, мама. — Камилла повесила трубку.

— Кажется, свободны. — Ник воздел руки к потолку. — Хвала Аллаху и пророку его Магомету!

— Ты осторожнее с такими выражениями на улице. Ведь это мусульманская страна, — наставительно заметила Камилла. — Сам знаешь, они веротерпимостью не отличаются. А уж подтрунивать над собственной религией не дадут никому. Я недавно читала в одной газете, что какой-то американец среди арабов позволил себе неблагосклонно отозваться об исламе. Спустя три дня его нашли мертвым.

— Ну… — Ник пожал плечами. — Здесь-то нас никто не слышит, подумаешь.

— Ладно, хватит на эту тему, — махнула рукой Камилла. — Осмотрю номер и разложу свои вещи.

— А я пока спущусь в холл и узнаю, где можно выгодно обменять деньги. — Ник вышел, через мгновение входная дверь хлопнула и Камилла осталась одна.

Итак, номер. Он состоял из четырех довольно просторных комнат, каждая из которых претендовала если не на оригинальность, то хотя бы на наличие вкуса у того, кто занимался интерьером. Как дизайнер Камилла сразу оценила это. Спальня в нежно-зеленых тонах с шелкографией на стенах. Узор ткани очень симпатичный: мелкие белые цветы. Камилла подошла и дотронулась до узора: работа, конечно, машинная, но высокого качества. Нитки отливали каким-то стальным блеском. Шторы были сделаны из той же материи, однако цветы на них… Камилла засомневалась. Нет, точно. Цветы на шторах были определенно больше. Еще интереснее ей показался паркет. Он был тоже зеленоватый. Камилла даже заподозрила, что это не просто пропитанные краской доски или тонированный лак сверху, а особый вид дерева. И, насколько она помнила из курса материаловедения, очень дорогой. Что ж, тем лучше.

Камилла прошла в другую комнату. Она была решена в более современном стиле. Через огромное окно проникало много света, здесь стояли высокие серванты с зеркальными дверцами, составленными из мелких осколков. Попадая на них, свет рассеивался, в результате солнечные зайчики улыбались в углах комнаты, на стенах, на полу, подобно хитрым светлячкам. Здесь преобладали желто-золотые тона и все словно сияло.

Две другие комнаты тоже были великолепны. Камилла прошла в спальню и, выпив таблетку аспирина, принялась раскладывать одежду по ящикам комода. Прямо над кроватью располагался кондиционер, а справа, у самого окна, — сейф. Первое, что сделала Камилла, — убрала в него все документы. Так спокойнее. Она много раз слышала истории о том, как люди, приехав на отдых, остаются в арабских странах навсегда. У них крадут документы, а потом… Короче, они исчезают. Особенно женщины.

Наконец все вещи были разложены. Камилла решила посмотреть, нет ли чего особенно привлекательного в холодильнике. Он оказался доверху забитым всякой всячиной: пиво, джин, шампанское, продукты быстрого приготовления, причем лучших европейских фирм, консервы, но главное — пять сортов мороженого. Камилла очень его любила. С самого детства. А в такую жару что может быть лучше! Взяв тарелку, она положила себе столько этого замечательного лакомства, что под конец, окинув взглядом украсившую фарфор горку, уже засомневалась в своей способности столько съесть.

Камилла вернулась в спальню и, усевшись на кровать, в изголовье которой весьма кстати висел какой-то зимний пейзаж, включила телевизор. Пульт, почти круглый, показался ей поначалу странным, но потом она пришла к выводу, что такая форма куда удобнее обычной прямоугольной.

По телевизору, вероятно, шли новости. Камилла уставилась на экран, но уже спустя мгновение уткнулась в тарелку. Чалмы и галабии — традиционная арабская одежда, скуластые загорелые мужчины и непонятная гортанная речь быстро ей наскучили. Стоило поискать англоязычные каналы, наверняка их здесь немало. Но Камилле было лень. И к тому же мороженое буквально очаровало ее своей холодной сладостью. Красота, да и только. Вдруг… Да, диктор второй раз произнес это сочетание звуков. Камилла где-то уже его слышала. Совершенно точно. Аби Джахар Луми Кураб. Эти слова насторожили ее. Она подняла глаза и чуть не вскрикнула. С экрана на нее смотрел человек с голубыми до неестественности глазами. Почти старик, но еще довольно подтянутый, хотя галабия скрывала фигуру. Широкие плечи. Загар. Камилла где-то его видела. Или не его, а кого-то очень похожего. Однако память от жары или просто от незначительности какого-то жизненного эпизода, связанного с этим мужчиной, не выдавала ничего определенного. Только обрывки фраз… Какие-то жесты. Камилла даже не могла вспомнить: знала ли она этого человека лично или просто когда-то давно видела по телевизору. И все же мужчина произвел на нее сильное впечатление. Особенно глаза. Пристальный, пронзительный взгляд. Камилла не могла отделаться от ощущения, что он смотрит именно на нее. Ей даже стало не по себе. Диктор снова повторил имя этого человека. Если бы только понять хоть что-нибудь из его речи, Камилла смогла бы вспомнить что-нибудь об этом человеке. Ощущение тайны и страха не покидало ее. Она нажала кнопку на пульте. Телевизор замолчал. Ощущение присутствия постороннего осталось в комнате.