Зачем воевать с врагом, если можно настроить граждан страны потенциального противника друг против друга? Конечно, это хитрый ход. По словам Джека, в России огромные учреждения работают на достижение этой цели. На них тратятся миллионы, и американское правительство сейчас со всех ног кинулось догонять.

Как, должно быть, сверкала серебряная лопатка Эйзенхауэра в полуденном свете на стройплощадке, на месте будущего Линкольн-центра. «Итак, эта лопата земли знаменует начало рытья котлована для первого из просторных залов…» Вот что сказал Эйзенхауэр.

Интересно, подумала она, кто писал ему речь. После инсульта Эйзенхауэр все больше и больше полагался на спичрайтеров. Мейми рассказывала, что когда у генерала случился удар, Никсон засел в гостиной Белого дома на целый день, в предвкушении, пока она сама не попросила его уйти. Но генерал, неожиданно для всех, оправился.

Ей всегда виделось в Никсоне что-то неловкое, неприятное, хотя он несомненно умен. Мрачные амбиции незримо изуродовали его душу, и Джеки невольно его за это жалела. Он был не просто необычно замкнутым для политика, но глубоко одиноким человеком, даже когда его замыслы вроде бы увенчивались успехом. Пэт Никсон однажды рассказала Джеки на чаепитии в Белом доме, как Ричард когда-то ухаживал за ней. Он был так решительно настроен, что сам возил ее на свидания с другими ухажерами и обратно. Во время этих поездок в машине они почти не разговаривали, рассказывала Пэт, но он не сдавался.

Таким он будет конкурентом, подумала Джеки. Упрямый, как собака, сжимающая в стиснутых зубах кость президентства. В отличие от большинства мужчин, он скорее готов публично унизиться, чем потерять вожделенный приз.

«Поезд едет, поспешает…»

Джек собирался объявить о своей кандидатуре лишь через несколько месяцев, но уже оценивал будущих соперников, и очень похоже, что вице-президент Никсон станет одним из них.

Мистер Маккинли умирает:
Анархистом он убит.
Ну и время, ну и время…


Эй, мерзавец, посмотри-ка, посмотри, что натворил:
Мистер Маккинли умирает,
Мистер Маккинли умирает:
Это ты его убил.

Дурацкий мотивчик снова крутился у нее в голове. Она встряхнулась, отпила кофе и перелистнула газету, открыв страницу светской хроники, чтобы увидеть фотографии с приема.

Да! Вот она — в жемчугах, шелковом платье и перчатках — беседует с миссис Эйзенхауэр, склонясь к ней. Черным по белому, на всеобщее обозрение.

vi

Попасть на слушание оказалось легко, несмотря на выпирающий под пиджаком револьвер. Даже не пришлось предъявлять значок фэбээровца. Недаром Федеральное бюро расследований уже много лет свободно перехватывает отправления на главпочтамте. Вице-директор, должно быть, распорядился, чтобы им позвонили.

Главпочтамт служил постоянной тренировочной площадкой, где Нью-Йоркское отделение Федерального бюро расследований испытывало терпение агентов-курсантов, кандидатов на работу. Ему до сих пор помнилось это занятие, люстрация почты. Фокус был в том, чтобы не отвлекаться на любовные письма, неприличные картинки, «письма счастья», чеки для подкупа, записки самоубийц, требования шантажистов и подметные письма, летящие в разные стороны с бурно вздымающейся груди столицы.

Информация — сила.

Читать мысли противника значит предвосхищать его ходы.

Если противника нет, задача Бюро — в том, чтобы его найти.

А если не удается найти, его нужно создать.

Невзирая на факты.

Каждому агенту давали понять, что ФБР нельзя обвинять и компрометировать. Это главное правило. Во время незаконного проникновения, например, запрещалось иметь при себе служебный значок. Агент должен был знать: если местная полиция поймает его на проникновении с целью незаконного поиска улик, мокром деле или подслушивании телефонных разговоров, он будет выкручиваться сам.

Три недели они проводили на курсах в академии ФБР в Куантико, занимаясь физической и оружейной подготовкой. Чтобы попасть в курсанты, требовались почти идеальные зрение и слух. Будущий агент должен был метко стрелять днем и ночью, с левой руки и с правой, стоя, с колен, лежа лицом вниз и из движущейся машины. Он должен был, как при поступлении на службу, так и потом, сохранять способность к спринтерскому забегу на триста метров. В деловом костюме.

Из Куантико Хардинга перевели в вашингтонскую лабораторию на следующий тринадцатинедельный курс. С понедельника по пятницу, с девяти утра до девяти вечера. В выходные их отпускали — только на утро воскресенья — для посещения церкви, как им объяснили.

Сначала он прошел курс базовой подготовки, выбрав из многочисленных подразделений, отделов и контор Бюро: оперативное расследование, скрытые инженерно-технические приспособления, анализ документов, анализ почерка, опознание, статистика Бюро, ведение записей, скоростная машинопись, дактилоскопия, изготовление муляжей, анализ сыворотки крови, детектор лжи, криминалистика, взрывное дело, фотография для наружного наблюдения. Преподаватели почти никогда не повторяли объяснений. Курсант должен быстро соображать, обладать отличной памятью и владеть стенографией.

Им преподавали краткие курсы по всему, что когда-либо могло пригодиться агенту: контактная передача информации (лицом к лицу), бесконтактная передача информации (закладки), аудиоусиление (подслушивание телефонных разговоров), вскрытие сейфов (медвежатничество), установка устройств (жучков), вход в случаях необходимости (взлом и проникновение), скрытая защита (разного рода ловушки), сбор вещественных доказательств (подбрасывание улик), осложнения летального характера (мокрые дела) и, наконец, курс с самой широкой тематикой, «Подготовка данных», куда входило практически все: контролируемые утечки информации, анонимные письма с угрозами, запугивание, фальсификация отчетности, дезинформация и распространение тревожных слухов.

Мальчиком он обожал мастерить камеры-обскуры. В подростковые годы обзавелся старым фотоаппаратом «Брауни», купил в лавке старьевщика. Он заменил видоискатель, в котором была трещина, и починил заклинивший спуск. С фотоаппаратом он умел обращаться лучше, чем с любым револьвером. В ФБР ему больше всего понравился отдел обработки фотографий, и там признали его талант.

Он прошел общую подготовку агента Бюро и сдал экзамены, пускай едва натянув нужные 85 %. Ему приказали регулярно возвращаться с оперативной работы на курсы повышения квалификации — с интервалом от пяти до двенадцати месяцев. Но во всяком случае, ему наконец выдали набор агента: служебный значок, две толстые тетради, под которые были замаскированы «Устав и правила» и «Свод инструкций», и ко всему этому — кобуру и в ней револьвер 38-го калибра. Оружие предписывалось носить при себе постоянно.

Агенты-новички в Нью-Йоркском отделении оперативной работы, независимо от специализации, весь первый год занимались перехватом почты на главпочтамте, в основном писем с угрозами и оскорблениями. Кроме этого, они рассылали приказы налогового аудита под надуманными предлогами, а также занимались подделкой документов и рассылкой этих подделок. Стандартной целью было вызвать раскол в группах левых активистов, подозрительных для ФБР, а особенно — для директора Бюро. Список был бесконечен. Только отработав свое на главпочтамте, новобранец в Нью-Йоркском отделении ФБР допускался до оперативной работы.

Агент обязан служить образцом чистой, мужественной жизни. Он должен подавать пример нижестоящим. Есть и пить на рабочем месте запрещалось. «Добровольные сверхурочные часы» вменялись в обязанность. Надлежащую бумажную работу следовало выполнять каждый вечер, ни в коем случае не в рабочие часы. Отчеты требовалось подавать ежедневно, не исключая воскресенья. Предупреждение можно было получить за слишком длинные и слишком короткие волосы, «пятичасовую тень» проступившей к концу дня щетины, шляпу с незагнутыми полями, галстук, не соответствующий подкладке пиджака.

Лично директор ФБР учредил программу снижения веса. Всех агентов еженедельно взвешивали, и тех, кто не укладывался в обязательные стандарты, выгоняли. Один агент в Нью-Йорке, соблюдая свирепую диету, потерял сознание и умер прямо на рабочем месте. Выговоры с занесением также давались за неидеальную чистоту белых рубашек, отсутствие стрелок на брюках, орфографические и пунктуационные ошибки в отчетах.

«Учреждение — это удлиненная тень одного человека». Это кредо вдолбили в них накрепко. Тень, конечно, принадлежит Дж. Эдгару Гуверу, директору Бюро. Рассказывают, что, идя с кем-нибудь по улице, Гувер запрещает спутнику наступать на его тень. Сопровождающие должны соблюдать дистанцию. Директора окружает силовое поле.

Понятно, что из всех оперативных отделений Америки именно полиция нравов Вашингтона, расположенная рядом со штаб-квартирой ФБР и офисом Гувера, конфисковала не прошедшее цензуру издание «Любовника леди Чаттерли», выпущенное «Гроув-пресс», еще тепленькое с печатного станка.

Для сотрудников Бюро не было тайной, что Гувер следит за «Гроув-пресс» и Барни Россетом уже много лет. Он начал еще раньше, чем сенатор Маккарти учредил показательные телевизионные суды, на которых каждый вечер обличал «антиамериканскую деятельность». Хардинг своими глазами видел толстенное досье на Россета и директиву, начертанную лично Гувером.