Элисон Уэйр

Екатерина Арагонская. Истинная королева

Самой лучшей, драгоценнейшей из матерей с любовью.

Колесо совершает полный оборот: вот с чего все началось.

Тысяча благодарностей за твою веру в меня, за безусловную любовь и поддержку.

Да благословит тебя Бог!

Я назвала свою дочь в честь Екатерины Арагонской, которая была женщиной честной и принципиальной, как ты.

…с той, кто вот уж двадцать лет
С ним рядом, как немеркнущий алмаз,
С той, кто горит к нему святой любовью,
Как к праведникам ангелы. Да, с той,
Кто даже под ударом грозным рока
Благословенье слала б королю.
Ну разве это все не благочестье?

У. Шекспир. Король Генрих VIII.

Акт 2, сцена 2 (перевод В. Томашевского)

Как остролист зеленеет
И никогда не желтеет,
Так и я во все времена
Был верен любви сполна.

Король Генрих VIII

Часть первая

Принцесса из Испании

Глава 1

1501 год

Английский берег приближался. Стоя у балюстрады на высоком юте, Каталина сквозь мечущиеся перед лицом золотисто-рыжие локоны различала зеленые и бурые холмы, шпили церквей, а рядом — жмущиеся друг к другу дома. Далеко внизу между землей и катящимся к ней судном пенилось сизое море; при взгляде на него кружилась голова. Из Ла-Коруньи, где над теплыми синими водами высится башня Геркулеса [Башня Геркулеса — построенный во времена Римской империи маяк; действует до сих пор и считается древнейшим в мире. — Здесь и далее примеч. перев.], или из залива Ларедо это виделось иначе! Отныне и впредь все пойдет по-другому.

Рядом с принцессой стояла Мария де Салинас, ее фрейлина и лучшая подруга.

— Скоро войдем в порт, — сказала ей Каталина. — Как подумаю, сколько лет я грезила об Англии, не могу поверить, что почти до нее добралась. Благодарю Господа, Мария, что ты со мной. Не хотела бы я оказаться здесь одна.

Никому другому инфанта не могла бы сделать такое признание.

— И я очень рада, что с вами, ваше высочество.

Мария была на два года старше Каталины, дружили они всю жизнь. Повинуясь порыву, Мария сняла головной убор и позволила ветру растрепать ее длинные волосы, волнистые и черные как ночь. Она едва не приплясывала от нетерпения, устремив взгляд сияющих глаз на землю впереди. Марию ведь тоже ждет неизвестность, вспомнила Каталина. Как и другие юные дамы из свиты инфанты, та должна была найти себе в Англии родовитого супруга. Однако если Каталина смотрела в будущее с определенной долей беспокойства, то Мария с трудом сдерживала восторг.

— Скоро я увижусь с принцем Артуром, — сказала инфанта.

Тысячу раз ей говорили, что ее суженый — чистое золото, красив, грациозен, наделен исключительными достоинствами, так что англичане восхваляют его и видят в нем надежду на славное будущее.

— Молю Бога, чтобы я ему понравилась.

«И чтобы все было хорошо», — добавила она про себя.

— Судя по письмам, принцу так же не терпится увидеть ваше высочество. Какое счастье иметь любящего супруга!

— Но как он может любить меня, если ни разу не видел? — Каталину давно уже мучило это сомнение, и сейчас она впервые высказала его вслух. — Его так впечатлил мой портрет?

Мастер Мигель, придворный художник ее матери, добился невероятного сходства.

— Но он прав в своих ожиданиях! Вы так милы.

— Ему всего пятнадцать! — возразила Каталина. — Он почти на год моложе меня. Думаю, ему диктовали, что писать, так же как и мне. И… — Она закусила губу. — Боюсь, он слишком мал для своих лет. Помните, как мой отъезд перенесли на год, чтобы он созрел для женитьбы, а потом отложили еще раз?

Это было странное дело, покрытое завесой тайны. Даже Марии Каталина не могла доверить своих подозрений, что с Артуром, вероятно, не все в порядке и ее приезд в Англию, уже отложенный несколько раз, стал возможен вследствие каких-то ужасных событий. Казалось, стоит высказать сомнения вслух — и они подтвердятся.

— По крайней мере, это дало мне время выучить французский! — бодро добавила инфанта.

Супруга короля Генриха и его мать, леди Маргарет, особенно настаивали на этом, потому что не говорили ни по-испански, ни на латыни. И еще они требовали, чтобы Каталина развила в себе привычку к вину, потому как вода в Англии была непригодна для питья. Инфанта с унынием покорилась. Каталина настроилась на то, что свыкнуться с жизнью в Англии будет непросто, придется выполнять множество подобных требований. Но кое-что среди них поставило ее в особенно большое затруднение.

— Король Генрих хочет, чтобы я забыла испанский, — открылась подруге Каталина. — Он считает, я буду более счастлива, не вспоминая родной язык. Доктор де Пуэбла написал об этом королю, моему отцу.

Доктор де Пуэбла был постоянным послом Испании в Англии, это он вел переговоры о браке инфанты.

— Король Генрих желает вам добра, ваше высочество, я в этом уверена, — успокоила подругу Мария.

— Я никогда не смогу забыть Испанию, — при воспоминании о родине у принцессы увлажнились глаза, — но намерена стать достойной англичанкой. — Она сморгнула слезы и продолжила: — Нам нужно подготовиться. — А потом, передразнивая свою дуэнью, добавила: — Я должна всегда помнить, что, едва ступив на землю Англии, перестану быть инфантой Каталиной и превращусь в леди Екатерину, принцессу Уэльскую!

Каталине объяснили, что ее имя нужно изменить на английский лад, дабы порадовать будущих подданных супруга. Ведь однажды, когда король Генрих умрет, принц Артур унаследует трон и она станет королевой Англии.

Мария засмеялась — Каталина так живо представила донью Эльвиру! Инфанта улыбнулась, но, спускаясь впереди Марии по крутой лестнице на нижнюю палубу, где располагались каюты — ее собственная и женщин из свиты, — она твердо решила отныне думать о себе только как о Екатерине.

Каюты были тесные и скрипучие, в них едва хватало места для перин, и после четырех дней в море воздух внутри был спертый. К счастью, на этом отрезке пути все складывалось благополучно, не в пример предыдущему — из Ла-Коруньи. Трудно было поверить, что инфанта отправилась в путь больше пяти недель назад, полная восторга перед долгожданной новой жизнью, которая вот-вот должна была начаться, и одновременно убитая горем от расставания с родиной и матерью, горячо любимой и почитаемой.

Четыре дня в бушующем штормовом море ослабили тоску по дому: что она значила по сравнению с опасностью пойти ко дну и непрерывными беспорядочными ударами в борт болтавших корабль волн. Каталину и ее спутниц ужасно, отвратительно тошнило. Вместо того чтобы совершенствовать свой английский, инфанта долгие часы лежала ничком, вцепившись в деревянную кровать, пока корабль то вставал на дыбы, то зарывался носом в волны, и молилась о прекращении бури. Больше всего Каталина боялась, что шторм был послан Богом в наказание за великий грех, который сделал возможным ее замужество, и что все они сгинут в пучине морской. Но Бог, похоже, оставил свою месть для другого раза. Никогда не забыть Каталине облегчения, когда капитану чудом удалось привести корабль в Ларедо. Там пришлось задержаться на целый месяц, и она была искренне благодарна за невольную передышку до окончания шторма. Снова подниматься на борт не хотелось, Каталина боялась вверять свою жизнь непредсказуемому нраву волн Бискайского залива и Ла-Манша. Благодарение Господу, они вели себя тихо, но все равно ее жутко тошнило.

В самой большой каюте, предназначенной для инфанты, Каталина и Мария застали донью Эльвиру. Дуэнья происходила из старой и уважаемой кастильской семьи, была предана королеве Изабелле и решительно намеревалась исполнить свой долг в отношении ее дочери. Слово доньи Эльвиры стало законом в свите инфанты. Строгая и гордая женщина, далеко за пятьдесят лет, с презрительным взглядом и острым языком, дуэнья свято блюла свой покой, давно забыв ощущения молодости, когда жизнь внутри бьет ключом. И тем не менее, несмотря на всю суровость этой дамы и ее закоснелые взгляды, королева безоговорочно доверяла ей и велела дочери поступать так же.

С трудом перемещаясь по тесной каюте, грузная донья Эльвира критически осматривала четыре платья, разложенные на кровати и дорожном сундуке: из красного с золотом дамаста, шелка, самого дорогого черного бархата и золотой парчи. Заботами Изабеллы ее дочь отправилась в Англию, одетая как подобает будущей королеве. Изрядная сумма была затрачена на приданое, призванное показать славу и величие Испании. В трюме ждали целые сундуки прекрасных платьев, сорочек, отделанных тончайшим черным кружевом, бархатных накидок с оторочкой золотой и серебряной тесьмой или жемчугом. Там имелись ночные рубашки с кружевной каймой для летнего времени и с меховой опушкой — для зимы, матерчатые чулки, долгополые киртлы — платья без рукавов на плотной подкладке, а также жесткие испанские «корзинки» [Имеется в виду кринолин из обручей, сделанных из ивовых прутьев и придававших юбке форму колокола. В России такие кринолины назывались фижмами.], превращавшие юбки в подобие колоколов. Кроме того, в запертых на замки тяжелых металлических сундуках покоилась золотая и серебряная посуда, а также украшения инфанты. Екатерина восторженно вскрикивала, когда мать показывала ей роскошные ожерелья из драгоценных камней, золотые цепочки, распятия и броши, изготовленные специально для нее.