Дом усмехался.
Они постояли с минуту, глядя на него, потом вошли через крыльцо, заваленное зимней обувью, теннисными ракетками и сухими листьями, и прошли на кухню. Он показал Лоутону разбитое стекло. Они поднялись по лестнице прямо в грязных сапогах. Дверь в спальню была закрыта, и он не помнил, чтобы закрыл ее сам. Но ведь, наверно, так и было.
— Я не могу туда войти, — сказал он шерифу.
— Ну, ладно. — Лоутон по-отечески коснулся его плеча. — Оставайтесь здесь.
Лоутон с напарником прошли внутрь. Он услышал вдалеке сирены. От их резких звуков подгибались ноги.
Он ждал в коридоре, стараясь не шевелиться. Потом вышел Лоутон и привалился к косяку. Он осторожно посмотрел на Джорджа.
— Ваш топор?
Джордж кивнул.
— Из сарая.
В машине Лоутона без мигалок они поехали в город по темной скользкой дороге, скрежеща по снегу зимними покрышками. Он сидел с дочерью за сеткой, разделявшей салон. Оказалось, что это отделение напротив старого железнодорожного депо, в здании, где раньше, судя по всему, была школа. Стены грязно-желтые, с черной отделкой. Старые железные батареи аж шипели. Женщина из отделения отвела Фрэнни к автомату с закусками, выдала ей несколько четвертаков из пластикового пакета и подняла, чтобы она могла закинуть их в щель, а потом поставила на место.
— Теперь смотри, — сказала женщина. Она потянула рычаг, и вниз упала пачка печенья. — Бери, это тебе.
Фрэнни посмотрела на Джорджа, ища одобрения.
— Все хорошо, милая, бери печенье.
Женщина открыла створку внизу автомата.
— Давай, протяни руку, не укусит.
Фрэнни потянулась в темное нутро машины, чтобы достать печенье, и улыбнулась, гордясь собой. Лоутон опустился перед ней на корточки.
— Вот, дай-ка помогу, малышка. — Он взял пакет, открыл и снова протянул ей, и они все смотрели, как она достает печенюшку и ест. Лоутон сказал: — Спорим, что вкусно.
Фрэнни жевала.
— И ты наверняка проголодалась.
Она сунула в рот вторую печенюшку.
— Ты хоть позавтракала сегодня? Я вот ел хлопья. А ты?
— Крекеры.
— Правда?
— С вареньем.
— А что ела на завтрак твоя мама, Фрэнни?
Она с удивлением посмотрела на Лоутона.
— Мама болеет.
— Тяжело, когда мама болеет, правда?
Она закрыла упаковку, с пальцев посыпались коричневые крошки.
— Сегодня кто-нибудь приходил в дом?
Фрэнни, не обращая на него внимания, шуршала упаковкой, ей нравился звук.
— Фрэнни? Шериф с тобой разговаривает.
Она посмотрела на отца.
— Коул приходил?
Она кивнула.
Лоутон спросил:
— Коул Хейл?
— Он иногда бывает у нас, — сказал Джордж.
— Точно Коул? Ты уверена?
У Фрэнни задрожала нижняя губа, по щекам потекли слезы.
— Она же сказала, что да, — ответил Джордж. Он подхватил ее и прижал к себе, чувствуя раздражение. — Думаю, пока что хватит вопросов.
— Хочешь еще разок попробовать, Фрэнни? — В руках у женщины был пакет с четвертаками.
Фрэнни заморгала мокрыми глазами и вырвалась из его объятий.
— Да, хочу.
— Все будет хорошо. У меня тут целая куча мелочи. А еще у нас есть телевизор.
Они разрешили ему позвонить родителям. Он позвонил из автомата в коридоре. Мать попросила его повторить еще раз. Он стоял там под зеленой лампой, и слова лились сами собой.
— Они уже едут, — сказал он Лоутону.
— Хорошо. Можем войти.
Лоутон провел его в небольшое помещение с высокими темными окнами. Он увидел свое отражение в стекле и отметил, что горбится, а одежда на нем мятая. В комнате пахло грязью, сигаретами и еще чем-то, видимо горем.
— Садитесь, Джордж, сейчас вернусь.
Он уселся за стол. Когда дверь закрылась, он почувствовал, что отрезан от всего и остался в обществе собственного отражения. Было слышно, как поезд едет через городок, медленно и громко. Он посмотрел на часы — было начало восьмого.
Дверь открылась, и Лоутон вошел с двумя стаканчиками кофе и с папкой под мышкой.
— Думал, вам понадобится. — Он поставил кофе и достал сахар в пакетиках. — Вам с молоком?
Джордж покачал головой.
— Не надо. Спасибо.
Шериф сел, открыл папку и отхлебнул горячего кофе, осторожно держа стаканчик за края. Он достал очки из кармана рубашки и протер линзы салфеткой, потом поднес их к свету, еще раз протер и надел.
— Хочу, чтобы вы знали, искренне соболезную вам по поводу Кэтрин.
Джордж лишь кивнул.
Телефон зазвонил, Лоутон ответил и что-то записал в блокноте. Джордж сосредоточился на том, чтобы просто сидеть на стуле, сложив руки на коленях. Он словно в бреду подумал о Рембрандте. Снова посмотрел на свое отражение в окне и решил, что для человека в такой ситуации выглядит еще сносно. Он отбросил волосы со лба и огляделся. Стены были серые, цвета каши. Когда-то он гордился своим чувством цвета. Как-то летом, еще в колледже, он стажировался в Кларке [Институт искусств Стерлинга и Франсин Кларк, при нем есть художественный музей с работами прославленных старинных и современных живописцев.] у Уолта Дженнингса, специалиста по цвету. Он снял дом на холме и влюбился в девушку, жившую напротив в викторианском доме, хоть они ни разу не поговорили друг с другом. Все то лето она читала «Улисса» [Роман Дж. Джойса (1920), традиционно считается очень трудным чтением.], и он помнил, как она выходила на террасу в бикини и ложилась в шезлонг. Она читала минут пять, потом клала толстую книгу на живот и поворачивалась лицом к солнцу.
Лоутон повесил трубку.
— У нас тут ограбления случаются нечасто. Обычно заскучавшие юнцы в поисках выпивки. У вас есть враги, Джордж?
— Насколько я знаю, нет.
— А у вашей жены?
— Нет. Мою жену все любили.
— Кто-то не любил.
Он подумал о девушке с темными грустными глазами.
— Я не знаю, кто мог бы такое сделать.
Лоутон посмотрел на него и промолчал, так прошла долгая минута.
— Мне пора. Фрэнни надо покормить ужином.
— В той машине много чего есть.
Джордж взял бумажный стаканчик и почувствовал пальцами тепло. Кофе был горький и еще настолько горячий, что он обжег язык. Лоу тон достал пачку «Честерфильда».
— Будете?
— Бросил.
— Я тоже. — Он поджег сигарету медной зажигалкой, глубоко затянулся и выпустил дым. — Вы все еще в колледже?
Джордж кивнул.
— Во сколько вы возвращаетесь домой?
— Около пяти, может, чуть раньше.
Лоутон снова что-то записал.
— Значит, вы подъезжаете к дому, а потом что?
Джордж рассказал, как поставил машину в гараж и вошел в дом.
— Я понял, что что-то случилось, когда заметил стекло. Потом я поднялся наверх и увидел ее. Она… — он закашлялся. — Просто лежала в ночной рубашке. С этим… — он остановился. Он не мог это произнести.
Лоутон сунул сигарету в стаканчик и выбросил в мусорную корзину.
— Давайте вернемся на минуту назад. Пройдем вместе через кухню к лестнице — вы ничего не заметили? Что-нибудь необычное?
— Ее записная книжка была измята, бумажник. Не знаю, что в нем было. Повсюду лежали монеты. Наверно, они что-то забрали.
— Сколько налички она держала в бумажнике?
— Трудно сказать. На текущие покупки, едва ли больше.
— Видимо, недостаточно. Так мне всегда жена говорит. Но вы же знаете женщин. Они никогда не знают, что у них есть. — Он посмотрел на Джорджа поверх очков.
— Я же сказал, видимо, просто деньги на покупку продуктов.
— Хорошо. А потом?
— Я поднялся по лестнице. Было холодно. Окно было открыто.
— Вы его закрыли?
— Что?
— Окно.
— Нет. Нет, я не хотел…
— Что-либо трогать? — Шериф посмотрел на него.
— Именно, — сказал Джордж.
— Потом что?
— Потом я нашел ее, и она… — У него забурчало в животе, и он едва не выблевал слова. — У нее… была эта штука в голове… и всё… было в крови.
Он схватил мусорную корзину, и его вырвало на глазах у Лоутона. Зашел помощник Берк и забрал корзину. Такая серая металлическая штука, какими пользуются в начальной школе.
— Вы в порядке, Джордж?
— Ни разу не в порядке.
Берк вернулся и принес другую мусорную корзину. Он постоял с минуту, глядя на него, потом вышел и закрыл за собой дверь.
— Во сколько вы сегодня утром вышли из дома?
Казалось, на этот вопрос невозможно ответить. Наверно, в полседьмого. У него в восемь были занятия. Он запомнил небо, густые облака. Поездку на работу. Пробки, как всегда. Людей в машинах за замерзшими стеклами.
— Моя жена, — сказал он. — Они спали.
— Во сколько она обычно вставала?
— Не знаю. Думаю, около семи.
— Ваша жена работала?
Он помотал головой.
— Здесь — нет. В городе работала.
— Кем?
— Она была художником — расписывала стены, занималась реставрацией.
Лоутон снова сделал запись.
— Что вы все делали вчера вечером?
— Ничего, — сказал он.
— Ничего?
— Поели и легли спать.
— Алкоголь был?
— Немного вина.
— Во сколько вы легли?
Джордж попытался думать.
— Видимо, в одиннадцать.
— Позвольте спросить. Ваша жена… обычно крепко спала?
— Нет. Не особенно.
— А дочь? Она хорошо спит?
Джордж пожал плечами.
— Думаю, да.
Лоутон покачал головой и улыбнулся.
— С нашими мы ой как намучились. Никто не спал всю ночь подряд. А потом ни свет ни заря уже на ногах. — Лоутон посмотрел на него и молчал еще целую минуту. — С маленькими детьми в браке непросто, — сказал он. — Не думаю, что люди сами представляют насколько. Но, полагаю, женщинам больше достается, как считаете?