— Я приготовила это для тебя, — сказала мать, протягивая тарелку блинчиков. Лицо ее было бледным, волосы — сухие и ломкие, как сосновые иглы. Почти полдень, а она все еще была в халате, и в забитом углу кухонного гарнитура он заметил стакан джина. — А ты не хочешь узнать, где Фрэнни?
Он спросил ее одним взглядом.
— Твой отец взял ее на автомойку. Тебе нравилось туда ездить.
— Да, — сказал он, но это была ложь. Он всегда немного боялся темного цементного тоннеля на улице Либерти, длинных рядов оборудования, злых желтых пылесосных шлангов, черной-пречерной кожи работников.
— Мне нужно подышать, — сказал он.
— Разумеется. — Мать выглядела опустошенной, иначе не скажешь. — Прогуляться.
Он нашел в шкафу свою старую куртку. Приготовившись к холоду, он спустился по узкой тропке на пустой заброшенный пляж. Все соседи уехали на зиму, и плоская полоса песка тянулась до темной, почти черной воды. Гуляя по берегу, засунув руки в карманы, он нашел смятую пачку «Кэмел»» без фильтра — он курил такие в университете. Он хотел, чтобы в груди снова жгло, и был готов скурить целую пачку. Он смотрел, как низко летящая чайка словно осматривает воду и пляж. Потом поднялась в белое небо и исчезла.
Час-другой спустя он услышал машину и высокий голос тещи:
— Фрэнсис Клэр, надо же, как ты выросла!
Он застегнул воротничок перед зеркалом, заправил рубашку, стараясь не смотреть себе в лицо.
Он спустился вниз. Его мать на кухне развлекала Фрэнни раскрасками. Она внимательно смотрела на ребенка, словно на бумаге должно было появиться некое откровение, хотя Фрэнни просто рисовала цветочки. Он поцеловал ее в макушку.
— Какая хорошая картинка, Фрэнни.
— Это маргаритки. — Она нажимала на карандаш, рисуя траву жирными штрихами.
— Правда здорово, — умилилась его мать. Она подняла глаза, одобряя или любуясь им, он не мог точно понять и знал, что это не имеет значения. Мать была на его стороне, как бы то ни было. — Они там с твоим отцом, — сказала она.
Когда он вошел в гостиную, там было тихо. Роза и Кит сидели на диване и смотрели на него, не узнавая, словно просто ждали автобус. Не говоря ни слова, Джорж нагнулся и поцеловал тещу, потом пожал руку ее мужа.
Роза встала обнять его, ее трясло.
— Что случилось, Джордж? Что сталось с нашей Кэти?
— Если бы я знал.
Глаза ее наполнились слезами.
— Кто мог такое сделать?
— Разумеется, это пытаются повесить на меня, — сказал Джордж.
Роза заморгала и отвела взгляд. Все ее тело словно сжалось, и он убрал руки, а она снова села.
— Я не знаю, что случилось, — сказал он. — Я знаю не больше, чем вы.
— Просто ужасно, — сказала она в пустое пространство. — Просто ужасно.
— Вам что-нибудь принести?
— Нет, спасибо. Я просто посижу.
К его облегчению, прибежала Фрэнни с рисунком.
— Бабушка Роза, смотри, что я нарисовала.
— Ой, да ты настоящая художница, да? Иди к бабушке на ручки. — Она притянула к себе ребенка. — А кому я сейчас подарю поцелуй? Ты его поймала?
Фрэнни помотала головой и протянула пустые ладони.
— У меня его нет.
— Может, в кармане?
— У меня нет карманов!
— Может, в башмачке? Спорим, что да!
Фрэнни слезла на пол, сняла туфлю и как следует ее встряхнула.
— Вот он! Он выпал, словно камешек, — и она протянула руку бабушке, чтобы та взглянула.
— О, я так и знала! Положи-ка сюда, — сказала Роза, наклоняясь вперед.
Фрэнни коснулась бабушкиной щеки, и Роза крепко обняла ее.
— Боже мой, это лучший поцелуй на всем белом свете.
Снег перешел в дождь. Они сидели все вместе, и в окно лился холодный свет. Его отец смотрел спорт по телевизору — баскетбол, студенческие соревнования. Джордж выпил немного джина. Прошла половина тайма, и тут по грунтовке подъехала машина.
— Вот и Агнес, — встрепенулась теща.
— Я пойду. — Джордж подошел к двери, радуясь, что можно хоть что-то сделать, и смотрел, как невестка с мужем выходят из машины. Агнес недавно забеременела и уже располнела. Пол нес обернутое в пленку блюдо с едой, держа жену под руку.
— Агнес, — сказал Джордж и поцеловал ее в щеку.
Взгляд ее колол, словно иголки.
— Как такое возможно?
— У меня нет на это ответа.
Он обнял ее на минуту, некрепко, без нежности. Она была ростом ниже Кэтрин, круглоплечая, крепкая. Она разорвала объятия и вытерла глаза. Муж ее прошел внутрь.
— Привет, Пол, — сказал он, протягивая руку.
— Соболезную.
— Дай возьму. Проходите.
Они все слишком много пили. Розе то и дело становилось худо. Принесли воду и таблетки. Они старались сдерживаться ради Фрэнни, но их показной энтузиазм смущал ее, она плакала и вырывалась.
— Пора спать, детка.
Когда он подхватил ее на руки, она смеялась, кричала и лягалась.
— Нет, папочка, не пора.
Он уложил ее в гостевой комнате, на одной из сдвоенных кроватей, и натянул одеяло до подбородка.
— Тебе тепло?
— Где мамочка?
— Вопрос встревожил его, и он попытался это скрыть.
— Она на небесах с Боженькой, милая. Помнишь, что мама тебе говорила?
— Бог живет на небе.
— Верно.
— Но она мне нужна, папочка.
— Ты можешь пошептаться с ней. Шепни — и она услышит.
Она посмотрела на потолок.
— Там?
— Да, там. — Он поцеловал ее в лоб. Она посмотрела на него, и он обнял ее. Она крепко вцепилась в него. — Мама с тобой, Фрэнни. Она всегда с тобой. Поняла?
Фрэнни отвернулась и закрыла глаза. Он посидел немного, глядя на нее. Он почувствовал, что в дверях кто-то стоит, повернулся и встретился взглядом с матерью. Он снова почувствовал, что за ним следят. Теперь она его страж, подумал он и вышел с ней в коридор.
— Она ничего не сказала?
— Нет.
Ее взгляд был жестким.
— Я просто не могу не думать. Она весь день была в том доме.
— Я знаю.
Она недовольно покачала головой.
— Должно быть, она что-то видела.
— Возможно, мы никогда не узнаем.
— Это плохо. А тот мальчик? Интересно, он как-то с этим связан?
— Он просто ребенок, мама.
— Дети сейчас такие, знаешь ли… Это другой мир. Он вздохнул. Ну что тут скажешь?
— Прости, мама, — наконец сказал он.
Она посмотрела на него странно, словно пытаясь понять, что он имел в виду.
— Я знаю, сынок. Я знаю.
Вечером Агнес захотелось прогуляться. Он взял у матери сигареты и пошел с ней, подняв над их головами зонтик. После колледжа она какое-то время жила с ними в городе. Он познакомился с ней поближе и понял, что она склонна к компромиссам. Легко принимала вещи такими, какие они есть, и на работе, и в отношениях. «Ее муж просто бестолочь», — подумал он. Он чувствовал, что она восхищалась Кэтрин, но никогда ей не говорила, что, впрочем, часто случается. Сестры — они такие, надо полагать.
Ветер с залива словно размыл цвета. Они стояли и смотрели на воду. Он закурил.
— Хочу, чтобы ты знал, — начала она, — ты можешь мне доверять.
— Понял, — сказал он. — Хорошо. Я это ценю.
— Я имею в виду, в чем угодно.
Он кивнул.
— Я знаю, что ты здесь ни при чем.
— Я не знаю, что и сказать, Агнес.
— Представить себе не могу, каково тебе сейчас.
— Это очень сложно.
Она положила руку ему на предплечье и поцеловала в щеку, он почувствовал запах духов, которые она нанесла с утра, «Шанель № 5», такие же, какими его жена пользовалась со времен колледжа, и он подумал, что это, возможно, неспроста. В тот момент Агнес казалась незнакомкой. Он понял, что едва ли толком знал этих людей. И они, разумеется, не знали его. Они уже пришли к собственным выводам относительно убийства его жены. И, как хороший зять, он подчинился, приняв стоическую позу обвиняемого.
В понедельник утром, за несколько часов до похорон, объявились полицейские. Его отец видел их в городе — явных чужаков. В конце дороги припарковались две машины с репортерами, вознамерившимися заснять его. Они были и на кладбище. Джордж и все остальные увидели это позже в выпуске местных новостей, две семьи над могилой. Их лица, искаженные горем.
На следующий день в дверь постучали двое прихвостней Лоутона. Джордж был у себя наверху, он пытался отдохнуть. Он слышал, как мать впустила их, голоса их наполнили гостиную, будто они хотели, чтобы он услышал каждое слово.
— Он не согласен на допрос без присутствия адвоката, — сказала его мать.
— Ладно, — сказал один из них. — Мы понимаем. Но скажите своему сыну, что мы ведем расследование. Было бы полезно поговорить с ним. Он знал свою жену лучше, чем мы все. Нам несомненно понадобится его помощь.
Его мать ответила что-то, что он не расслышал, и они ушли. Из окна спальни Джордж видел, как они спустились на пляж, и куртки их раздувал ветер. Один набрал песку в ладонь и подбрасывал, словно монетки. Второй что-то сказал, и он засмеялся, потом оба подняли глаза к окну. Застигнутый врасплох, Джордж попятился и опустил занавеску.
Примерно неделю спустя он снова поехал в Чозен [Название городка переводится как «избранный» и, возможно, ассоциируется у американского читателя с одноименным городом-призраком.] за вещами — банковской книжкой, чеками, украшениями жены. Она когда-то говорила ему: хочешь что-то спрятать — положи на самое видное место. Отец предложил поехать с ним, но ему нужно было сделать все самому. Ему нужно было побыть в доме одному, с ней.