— Понимаешь, когда я сюда переехал, я был в нелучшей форме, на душе кошки скребли. Я не хотел переезжать, но пришлось, так уж получилось. А потом мне стало казаться, что этот дом какой-то свой, что ли… Думаю, это оттого, что здесь живешь ты.
— Я? Почему?
Он пожал плечами и немного покраснел:
— Не знаю… просто… я жду каждой встречи с тобой.
Он коротко хохотнул, чтобы скрыть смущение, и вдруг я поняла, почему он заикается и краснеет, и сама вспыхнула до ушей. Неужели я ему нравлюсь? Может быть, он даже в меня влюблен? И он только деликатно намекает, боится испугать. Я хотела сказать, что он меня совсем не знает, но тут же вспомнила, что это неправда. Если кто и знал мои позорные тайны, так это он, Стюарт.
Откуда-то со стороны я услышала собственный тоненький, робкий голос:
— Ты… С тобой я не боюсь.
Со страху выпила почти целый бокал вина, но зато немного расслабилась. Стюарт заглянул мне в глаза, я не отвела взгляд.
Хлопнула дверь, и в бар ввалилась шумная компания. Подошел официант забрать бокалы, нарушив наше молчание.
— Еще вина хочешь? — словно очнувшись, спросил Стюарт.
— Давай теперь я тебя угощу! — Я попыталась подняться, но не получилось.
— Что? Нет, ни в коем случае! — Стюарт вскочил и отправился отлавливать официанта, а я благодарно снова откинулась на мягкие подушки.
— Здесь свободно? — Молодая женщина указывала на диван напротив.
За ее плечом стояла бодрая суховатая старушка. Обе были нагружены подарочными пакетами.
— Пожалуйста! — Я забрала куртку Стюарта с дивана напротив и повесила ее на спинку своего, борясь с желанием вдохнуть запах Стюарта, — даже самой стало смешно.
Боже, когда я успела так надраться? Немного же мне надо. Ладно, еще один бокал я, пожалуй, осилю. И хорош!
Вернулся Стюарт, бросил недовольный взгляд на дам — те уже с увлечением обсуждали какого-то негодяя Фрэнка, который посмел уйти от Джульет, — и сел рядом со мной.
Диван был узкий, и бедро Стюарта прижалось к моему. Я внутренне сжалась, ну все, сейчас меня накроет паника, но не испытала даже чувства неловкости. От его ноги исходило приятное, какое-то домашнее тепло. Ну, Кэти, ты даешь: сидишь в баре в компании интересного мужчины, чуть ли не обнимаясь с ним на виду у всех, да еще и винцом балуешься! Может быть, не все в этой жизни потеряно!
— Ты как? — спросил Стюарт.
«Что „как“?» — хотела я спросить, но я знала, что он думает о том же, что и я. Если не считать слюнявых объятий Робина и того вечера, когда Стюарт успокаивал меня во время приступа паники, после него у меня не было ни одного контакта с мужчиной.
— Хорошо, — пробормотала я, усилием воли пытаясь приказать щекам не пылать так сильно. — Я просто думала, почему… Не знаю, но я тебя совсем не боюсь. Хотя, вообще-то, я боюсь всех. Всех без исключения. Кроме тебя. А я ведь тебя совсем не знаю.
Стюарт одним глотком осушил остававшиеся полпинты пива и поставил пустой стакан на стол.
— Я рад, что не боишься. Не стоит меня бояться.
Он продел свои пальцы через мои. Я опустила глаза, глядя на наши переплетенные руки, удивляясь, почему руки у меня остаются холодными, ведь в груди моей разливалось тепло, и мне так нравились эти сильные большие руки с коротко подстриженными ногтями. Сердце вдруг часто забилось, но вовсе не от ужаса.
— По поводу того, что ты меня не знаешь. Так вот. Я должен кое-что тебе рассказать. Уже давно хотел, да все не было подходящего случая.
Я уже собралась брякнуть, что каждый раз, когда встречаемся, мы обсуждаем исключительно мои проблемы, но, к счастью, хоть в этот раз сумела промолчать.
— В общем, до того как я переехал сюда, я жил в Хэмпстеде с Ханной. Невеста моя… Я думал, что мы с ней счастливы, а она, видимо, так не думала…
Он замолчал, рассматривая мою руку. Я слегка сжала его пальцы:
— Что произошло? Почему вы расстались?
— Она тайком встречалась с другим. Парень с ее работы. Забеременела — то ли от меня, то ли от него — и сделала аборт. Я узнал обо всем уже после того, как это случилось. Было… сложно.
— Вот ужас-то! — выпалила я, чувствуя, как его боль перетекает в мою руку.
Он большим пальцем нежно погладил мою ладонь, и по шее у меня побежали мурашки.
— То есть, наверное, ты сейчас не готов к новым отношениям? — тихо спросила я, смягчая прямоту вопроса улыбкой.
«Ну и сказанула!» — изумилась я самой себе. Одному Господу известно, что еще я выдам после очередного бокала…
К счастью, Стюарт не обиделся и улыбнулся мне в ответ:
— Наверное, пока не готов. — Он снова посмотрел на наши сплетенные пальцы. — Правда, что-то говорит мне, что ты тоже пока не готова к новым отношениям.
Я энергично покивала. Подумала, еще подумала и наконец с трудом выдавила:
— Не уверена, что вообще когда-нибудь буду готова.
— Что, так плохо все было? — спросил он.
Я кивнула. Я никому не рассказывала всей правды. Когда меня допрашивала полиция, я ограничивалась односложными ответами — говорить-то я почти не могла. А когда я лежала в больнице, мне тоже совсем не хотелось вдаваться в подробности того, что случилось. Врачи, следователи и психиатры пытались меня разговорить, но постепенно я поняла, что им нужно: выдавала им информацию по кусочку, чтобы они поняли, что я иду на поправку, и отстали наконец. После выписки я должна была пройти курс лечения у психотерапевта, но все как-то забыли об этом. А впрочем, я все равно не стала бы ходить к этому психотерапевту: тогда мне казалось, что самое главное — бежать как можно дальше, не оглядываясь назад.
Я не собиралась ничего рассказывать и сейчас, но слова вдруг сами сорвались с моих губ, как будто кто-то другой сказал их за меня:
— На меня напали.
Стюарт помолчал:
— А его нашли?
Я кивнула:
— Да. Он сейчас в тюрьме. Его посадили на три года.
— Всего на три года? Что-то недолго.
Я пожала плечами:
— Три года, тридцать лет… Какая, в сущности, разница? Они могли бы вообще не найти его. По крайней мере, это дало мне возможность бежать.
Четверг, 25 декабря 2003 года
Рождественским утром я проснулась оттого, что на моем лице играл солнечный зайчик. Ли рядом не оказалось, но снизу доносился стук кастрюль и сковородок. Голова раскалывалась от боли. Я взглянула на будильник — половина десятого.
Я сделала нечеловеческое усилие и села в кровати, полная решимости бодро и весело встретить Рождество, но тут же со стоном опустилась обратно на подушки.
Когда я в следующий раз открыла глаза, Ли сидел на постели рядом со мной, пристраивая на одеяле поднос с завтраком.
— Пора просыпаться, моя красавица, — сказал он.
Я села, стараясь не обращать внимания на боль в затылке.
— Ого! Тосты, сок да еще шампанское! Ты думаешь, я мало выпила за последние сутки?
— Может быть, и много, но не со мной! — Ли быстро стянул джинсы и футболку и улегся в постель, обняв меня одной рукой, а другой отламывая кусочек тоста. — Счастливого Рождества! — сказал он.
Я поцеловала его. Потом еще раз, да так, что чуть не свернула поднос, а потом выпила соку.
— Я вчера был не в форме, — сказал Ли.
Я с удивлением посмотрела на него:
— Не в форме? Но почему?
— Потому что я чуть не умер от ревности, — сказал он ровным голосом. — Ты гуляла в городе одна, в этом платье, без меня… прости, я был не прав.
Последовала пауза. Ли жевал тост, я нарушила затянувшееся молчание:
— А почему ты так реагируешь на красные платья?
— Не на все, только на твое. А если точнее — на тебя в красном платье.
— А я видела тебя вчера в городе, — сказала я. — Ты спорил с какими-то типами.
Он молча отодвинул поднос на край кровати и взял меня за руку.
— Ты что, торгуешь наркотиками?
— Зачем ты задаешь мне эти вопросы, Кэтрин? Сама знаешь, что я не могу на них ответить.
— Меня пугает твоя работа, — пробормотала я.
— Вот поэтому и не стоит говорить о ней.
— Но если тебя ранят или изобьют до полусмерти, как я узнаю об этом? Твои друзья позвонят мне?
— Меня не ранят.
— Ну а вдруг?
— Ничего «вдруг» не бывает. — Он забрал из моих рук пустой стакан, поставил на тумбочку, взял меня за плечи и уложил обратно в постель.
— Ох, Ли, у меня голова раскалывается!
— Ничего, у меня от этого припасено одно прекрасное лекарство.
Разумеется, лекарство не помогло, но я была рада, что мы его попробовали.
Суббота, 22 декабря 2007 года
Я отпустила его руку и отпила из бокала. Холодное белое вино — я всегда его любила, но сейчас желудок сводило, то ли от избытка алкоголя, то ли от неловкости.
— Похоже, я уже напилась, — призналась я с улыбкой.
Стюарт окинул меня оценивающим взглядом:
— Действительно, ты немного порозовела.
— Может быть, пойдем домой? — Внезапно мне расхотелось сидеть в баре. Всего пара бокалов — и больше не лезет. А когда-то я могла тусить почти всю ночь, а утром вставала свеженькая как огурец.
Мы вышли на воздух, и я почувствовала, что ноги у меня дрожат.
Стюарт обнял меня за плечи:
— Держись, старушка! Сама дойдешь?
От его прикосновения я слегка сжалась, но не думаю, что он заметил. Умом и сердцем я хотела… хотела его… однако тело сопротивлялось, не желало его подпускать.
— Я тут поразмышляла над тем, что ты говорил раньше, по поводу общения с другими людьми. Думала, что, если я пойду лечиться, это мне поможет… освободиться от своего синдрома.
— Правда?
— Ну да. Но теперь мне кажется, что общение с тобой, например, снимает стресс гораздо лучше, чем любые расслабляющие практики.
— Это что, такой витиеватый комплимент в мой адрес? — засмеялся Стюарт.
Я тоже засмеялась:
— Ага. Знаешь, я не всегда была такой, как сейчас. — Зубы у меня немного стучали.
Мы завернули на Толбот-стрит.
— Да что ты? — смеясь, спросил он. — То есть иногда была трезвой?
Я шутливо пихнула Стюарта локтем в бок, но сразу же снова водрузила его руку себе на плечо.
— А вот и не угадал. Раньше я могла болтаться по барам всю ночь. Каждую ночь, если было время. Пила как не знаю кто. Дома почти не бывала. В общем — дура полная.
— Почему сразу «дура»?
— Ну, я подвергала себя такому риску! Представляешь, иногда я так напивалась, что вообще не помнила, что происходило потом… Короче, я могла остаться дома у незнакомого парня, понимаешь? Или пригласить мужика, с которым только что познакомилась, к себе домой. Сейчас, когда я оглядываюсь назад, я удивляюсь, что со мной тогда ничего не случилось.
— Я тоже очень этому рад.
— Ха! Наверное, ты не прочь был бы познакомиться со мной в то время? — игриво спросила я.
Стюарт сжал мое плечо:
— Я рад, что вообще смог с тобой познакомиться.
«Черт возьми, ну не будь таким бесконечно милым. Я этого не заслуживаю!»
— Это еще не все, — сказала я. — Меня дважды принудительно госпитализировали. Короче, два раза забирали в психушку, понимаешь? Чтоб ты знал.
— После того, как на тебя напали?
— В первый раз сразу после этого. Меня выписали из больницы, ну, когда… э-э-э… травмы зажили, — не думаю, что тогда их особенно интересовало, что происходит в моей голове. Но я… тогда не могла следить за собой, мало чего вообще могла. Короче, однажды в аптеке у меня случилась истерика и меня забрали люди в белых халатах.
— Фельдшеры, наверное. Психиатрическая неотложка. Иногда им помогают полицейские.
— А потом примерно год лечения, пока дело не пошло в суд. И во время процесса у меня опять случился срыв, пришлось ложиться в больницу еще раз.
— Но тебе там помогли?
Я пожала плечами:
— Наверное. По крайней мере, я теперь могу жить одна. Я прошла долгий путь, очень долгий. Хочу, чтобы ты знал.
Стюарт кивнул:
— Да, я это вижу. Но это не имеет значения.
— Точно?
— Точно.
Мы подошли к дому. Стюарт отпер дверь своим ключом и тихо, спокойно сказал мне:
— Проверь один раз. Только один.
Я бросила в его сторону сердитый взгляд — мол, сколько хочу, столько и проверяю, но мне и правда хватило одного раза. Это потому, что он был рядом.
Мы поднялись на один пролет и остановились около моей двери.
— Спасибо, что согласилась прогуляться со мной сегодня, — сказал Стюарт.
А я молча на него смотрела, чувствуя, что между нами начинает расти стена отчуждения.
Я уж и не помню, кто сделал первый шаг, но внезапно мои руки оказались у него на талии, под курткой, и я прижималась к нему со всей силой, на которую была способна. Он провел здоровой рукой по моим волосам — странное ощущение, и внезапно я поняла, что волосы-то у меня совсем короткие! Как будто я совсем не я… Мне захотелось снова отрастить волосы, чтобы он мог играть прядями, пропускать их сквозь пальцы.
Он еле слышно выдохнул, и тут я подняла голову и поцеловала его. Он сначала замер, но только на секунду. Рука, бережно поддерживавшая мой затылок, переместилась на щеку, он погладил ее прохладными пальцами. А потом начал целовать меня — страстно, жадно, от него слегка пахло пивом. Колени у меня подогнулись, Стюарт крепко обнял меня за талию. Очень крепко, несмотря на больную руку.
В этот момент, по всем канонам невроза, мне полагалось запаниковать и забиться в истерике. Однако я желала лишь одного: чтобы он держал меня в своих объятиях вечно. Он слегка отодвинулся от меня, взглянул в глаза — наверное, проверял, насколько я пьяна. Видимо, результаты проверки его удовлетворили, поскольку он снова впился в мои губы, на этот раз еще более страстно, царапая меня отросшей за день щетиной.
В конце концов он отстранился, и я с неохотой вынула руки из-под его рубашки — как они могли попасть туда? Он отступил на шаг.
«Только посмей сказать сейчас „извини меня“! Только посмей!»
— Хочешь зайти? — спросила я, глянув на свою дверь.
Я мечтала сорвать с него одежду и упасть в постель. В тот момент я готова была заплатить ему, только бы он остался. Я жаждала упоения, близости.
Но по лицу Стюарта я видела, что он пытается побороть себя. Пожирая меня глазами, он стоял не двигаясь, но вдруг покачал головой. Потом шагнул ко мне, поцеловал в горячую щеку и прошептал:
— До завтра!
И, перескакивая через две ступеньки сразу, помчался наверх. Я слышала, как щелкнул отпираемый замок, как хлопнула дверь, и потом все стихло, и я осталась у своей открытой двери, как будто был будний день и я только что пришла с работы.
Но только меня качало, как тростинку на ветру, и отчаянно хотелось писать.
Четверг, 25 декабря 2003 года
Мы с Ли усердствовали в постели, когда зазвонил мой мобильник. Я нащупала телефон рукой, чтобы отключить звук, пока Ли не сбился с ритма, но Ли уже нахмурился, и я почувствовала, как напряглись его плечи.
— Вот проклятая штука! — пробормотал он, проводя рукой по лбу.
— Не обращай внимания, — прошептала я, — не останавливайся, Ли!
Однако он резко отстранился и вдруг, прихватив пальцами прядь моих волос, дернул так, что я взвизгнула от боли. Не реагируя на мои вскрики, Ли за волосы перевернул меня на живот и вошел сзади. Я попыталась оттолкнуть его, но он еще сильнее оттянул назад мою голову и продолжал все яростнее мною овладевать.
А через минуту, зарычав, он кончил и сразу же поднялся с кровати. Отправился в ванную, а там хлопнул дверью так, что задрожали стекла.
Я с трудом села, осторожно ощупала голову, прислушиваясь к своему неистово бьющемуся сердцу. Что это значит? Какого черта? Ли в ванной включил душ.
Телефон снова зазвонил, и на этот раз я ответила.
— Кэтрин, солнышко, поздравляю с Рождеством! — раздался в трубке хрипловатый голос Сильвии.
— Привет, как дела?
— Пока трезвая. А ты?
— Так ведь еще только половина первого, — промямлила я, поглядев на часы. — Ты что, уже пьешь?
— А ты как думала? Только не говори, что еще валяешься в постели!
— А если так, то что?
— Ну не знаю, — проворчала Сильвия, — впрочем, если бы рядом со мной был Ли, я бы тоже не спешила вставать…
— Да забирай его, — засмеялась я, — он сегодня чего-то с утра дурит, изображает крутого самца…
— Хочешь, чтобы я приехала и хорошенько выпорола его?
— Нет, спасибо. — Я рассмеялась, представив эту сцену. — Ты права, всыпать бы ему не мешало. Ну а ты что будешь делать сегодня?
— Не знаю пока. Мама хочет, чтобы я помогла ей с обедом, а я хочу напялить новые шмотки и прошвырнуться до соседнего бара. Все как обычно.
Я натянула старые джинсы и свитер, надела шерстяные носки, потопала вниз, на кухню. Там царил полный бардак: раковина засыпана крошками, на кухонном столе — использованные чайные пакетики. Я начала уборку, напевая вместе с радио рождественские гимны, и тут сверху спустился Ли. В джинсах, с голым торсом, поигрывая мускулами. Он подкрался сзади и схватил меня за талию, я аж подпрыгнула:
— Ли, ты чего! Что на тебя нашло?
Он зарылся носом в мои волосы:
— Меня достал твой мерзкий телефон. Кто тебе звонил в такую рань?
— Сильвия.
— Мог бы и догадаться.
— Знаешь, ты сделал мне больно. — Не размыкая его рук, я повернулась к нему лицом.
— Как?
— Так дернул меня за волосы, что, наверное, даже вырвал целую прядь…
Он странно улыбнулся и потрепал меня по щеке:
— Прости, детка, слегка увлекся. А разве тебе не нравится, когда это приправлено грубостью?
Я немного подумала:
— Все-таки нет, не нравится. По крайней мере, когда так, как сегодня.
Ли отступил на шаг.
— Все женщины обожают, когда их насилуют, — сказал он. — А те, что утверждают обратное, просто врут.
— Ли!
Но он только рассмеялся и ушел в гостиную. Ничего себе. Но может, это шутка? Насчет насилия? А на самом деле он так не думает. Я потрогала саднящее место на голове, пропустила волосы сквозь пальцы и ошарашенно уставилась на свою руку — на мокрые пальцы налипло несколько длинных темных прядок. Немного постояв, я стряхнула волосы в мусорный бачок.