Я замолчала, понимая, что тараторю как ненормальная.
— Так, сами-то не волнуйтесь, — сказала врач. — Мы о ней позаботимся. Что это с вами? Вы дрожите, вам плохо? В обморок часто падаете?
— Нет… Нет, все хорошо. Только вы… поосторожнее там с ней, ладно?
К тому времени как миссис Маккензи уложили на носилки и понесли в машину, я немного успокоилась. Стоя в дверях, я смотрела, как санитары ловко погружают носилки внутрь кареты.
До моих ушей донесся топот — я повернула голову и увидела, что Стюарт несется к дому, перепрыгивая через огромные лужи.
— Кэти! О Кэти, слава богу, я боялся… — Он согнулся, оперся руками о колени и с трудом выдохнул. — Я увидел «скорую», я подумал…
— Миссис Маккензи упала на кухне. Когда я пришла домой, я не услышала ора телевизора, ну и пошла проверить.
— Сильно ушиблась?
Дверцы «скорой» закрылись.
— Не знаю, похоже, да, сильно. На голове у нее была кровь, может, ударилась обо что-нибудь.
Включив сирену, «скорая» понеслась в сторону Хай-стрит.
— Ладно, — сказал Стюарт, — пошли домой.
Пока я проверяла наружную дверь, Стюарт зашел в квартиру миссис Маккензи и выключил везде свет. Я закончила проверку раньше, чем он появился в дверях.
— Что ты там делал так долго?
— Искал ключ. Вот, смотри, нашел. — Стюарт запер дверь и положил ключ в карман. — У нее есть семья? Дети? Или друзья?
— Никогда не видела.
На моей площадке мы остановились.
— Может быть, зайдешь выпить чая? — спросил Стюарт.
— Хорошо, спасибо.
Стюарт пошел в душ, а я приготовила чай и села за кухонный стол, съежившись над своей чашкой. Что там такое она говорила: «Дверь… видела… снаружи…» Что она видела?
Или кого? Не ту ли темную фигуру, которую видела я, — мужчину одних с Ли габаритов? Может быть, он позвонил в ее квартиру? Или она увидела его у двери и испугалась?
— Постарайся не слишком волноваться, — сказал Стюарт, входя на кухню.
Одетый в джинсы и футболку, свежий, чистый, пахнущий гелем для душа, он вселял в душу спокойствие. Я почувствовала, как отступают куда-то навязчивые кошмары. В последние несколько недель Ли мне мерещился повсюду, чуть не каждый день. Почему же сейчас я решила, что видела настоящего? Скорее всего, это опять игра моего воображения.
Я протянула ему кружку остывшего чая. Я бы не стала такой пить — ни за что!
— Спасибо.
Он сел напротив меня. Я не успела отвести взгляд и опять погрузилась в серо-зеленый омут его глаз.
— В четверг я еду в Абердин, — сказал он.
— Повидаться с родными?
Стюарт кивнул:
— У отца день рождения. Обычно я остаюсь у него на пару дней. — Он аккуратно поставил кружку на стол. — Я хотел спросить, может быть, ты захочешь поехать со мной?
Меня бросило в жар.
— Понимаю, надо было раньше спросить тебя.
— Да! — тонким голосом пискнула я. Зачем, спрашивается, вообще предлагать такое, если знаешь, что все равно я не успею договориться на работе? Даже если бы и хотела с ним поехать. — У меня первое занятие в пятницу.
— Ах да, я и забыл.
«Нет, ты не забыл, потому что я тебе об этом не говорила. И Алистер вряд ли говорил — с чего бы ему?»
У меня вдруг резко испортилось настроение.
— И еще, я хотел сказать тебе, что подумал о том, что ты мне рассказала.
Я молча пила остывший чай. Кожа чесалась, как будто я надела колкий свитер, все мышцы окаменели от напряжения.
— Думаю, нам действительно не следует торопиться, — сказал он. — Давай сначала удостоверимся, что твое здоровье идет на лад.
— О, спасибо за заботу! — бросила я, вскакивая со стула.
— Кэти, постой…
— Чего мне стоять? Мы что, куда-то торопимся сейчас? А то давай еще больше затормозимся, но тогда лучше вообще раззнакомиться!
— Да я не это имел в виду!
— Да что ты? А ты спросил меня, чего я хочу?
— Чего ты хочешь?
— Я просто… хочу чувствовать себя нормальной. Нормальной, хотя бы раз за последние четыре года! — Я даже смотреть на него больше не могла — сидит тут, расслабленный такой, уверенный, что жизнь у него под контролем.
Я повернулась и пошла к двери.
— Кэти, да постой же ты!
Я повернулась к нему лицом.
— Понимаешь, я даже не знаю, как ты относишься ко многим вещам, — сказала я. — Что чувствуешь…
— Когда я увижу, что ты в состоянии говорить спокойно, я скажу тебе, что я чувствую.
— Ах так, Стюарт, воткни себе в жопу свою снисходительность!
— Ах так! — в тон мне крикнул он. — Хочешь знать, что я чувствую?
Я кивнула, глядя на него исподлобья, готовая к любой схватке, пусть даже самой последней.
— Ты внимательно слушаешь меня?
— Да!
И тут он поцеловал меня.
Чего я не ожидала, так это поцелуя. Он прислонил меня к стене, одной рукой обнял за талию, другой приподнял вверх подбородок. Поцелуй длился так долго, что я чуть не задохнулась… Однако каждый раз, когда мне казалось, что запас воздуха у Стюарта закончился, он делал вдох и снова приникал к моим губам. От его тела, крепкого, мускулистого, чистого, исходил приятный жар, он был выше Ли и крепче его физически. По идее, мне следовало бы сейчас по-поросячьи визжать и биться в истерике, как тогда у бара, когда на меня навалился Робин, но — ничего подобного. Наоборот, напряжение ушло, сведенные судорогой челюсти разжались, а заледеневшие руки и ноги налились теплом.
Через несколько мгновений Стюарт отстранился и, подняв бровь, критически осмотрел меня:
— Вот так я чувствую.
— О, — только и смогла произнести я.
Он улыбнулся широкой счастливой улыбкой.
Я попыталась откашляться.
— Что же, давай как-нибудь еще раз поговорим на эту тему, — сказала я.
— С удовольствием.
— Может быть, когда ты вернешься назад из Шотландии?
— Прекрасно.
— Ну я пошла домой?
— Иди. Увидимся через неделю.
Понедельник, 5 апреля 2004 года
Сегодня маме исполнилось бы шестьдесят пять. Я часто думаю о том, какой она была бы, если бы не умерла, — наверное, такой же веселой и доброй, как раньше. Мы бы ходили в кафе, делали бы друг другу маленькие подарки и проводили вместе выходные.
Наверное, мы относились бы друг к другу как две подружки и я всегда могла бы позвонить ей и поплакаться в жилетку, просто услышать ее участливый голос.
Мне так ее не хватало…
Если бы моя мама не умерла, у меня была бы совсем другая жизнь. Если бы оба они не умерли, когда я была на последнем курсе, я бы жила иначе. Я бы не напивалась каждый вечер, не спала со всеми подряд, не тусила по клубам до утра, не просыпалась в чужих постелях… Нет, я была бы уже директором какой-нибудь всемирной организации, а не менеджером по персоналу на заводе по производству изделий из пластмассы.
И уж конечно, я не пошла бы в «Ривер-бар» на Хеллоуин в том алом шелковом платье, готовая снова завести какую-нибудь никчемную интрижку, и в том жакете. А в кармане жакета я, наверное, не таскала бы чек, который мне дали в кафе спортзала, куда я зашла выпить чая. Он наверняка тогда в баре обыскал карманы моего жакета и нашел чек — и понял, где проще всего снова со мной пересечься. А может быть, я вообще бы никогда его не увидела.
Господи, я могла бы избежать этого!
Но даже если бы мы начали встречаться, мои папа с мамой сразу бы поняли, что это опасный тип. Они бы сразу мне сказали: «Дочка, он тебе не пара!» Послушала бы я их? Не знаю, может быть, и нет.
Если бы мама была жива, я, наверное, уже была бы замужем за каким-нибудь надежным, добрым, хорошим человеком и у нас были бы дети. Один? Нет, лучше двое или даже трое.
Но что толку плакать о том, чему не суждено сбыться? Сегодня я чувствовала в себе больше силы, чем обычно, — с сегодняшнего дня я начала борьбу. Правда, я чуть ли не каждый день давала себе обещание бороться с гнетом, но Ли мне быстро и доходчиво объяснял, кто в нашем доме хозяин.
Но сегодня все-таки появился просвет.
Дело в том, что сегодня я получила по электронке письмо от Джонатана Болдуина. Я его не сразу и вспомнила. Мы с ним когда-то вместе ходили на курсы повышения квалификации в Манчестере. Приятный парень, открытый, доброжелательный, вся группа постоянно ржала над его шутками. Кажется, мы собирались продолжить знакомство, но как-то не получилось. В общем, он написал мне на рабочий адрес, спросил, чем я занимаюсь. Сказал, что открывает в Нью-Йорке филиал своей консалтинговой фирмы, и спросил, не могу ли я кого-нибудь ему порекомендовать. Я обещала подумать, может, кто-то подвернется, а у самой в душе затеплилась надежда. Что, если… переехать в Нью-Йорк — вот было бы круто!
Ли был дома. Не ждал на ступеньках, как когда-то, нет, хлопотал на кухне, готовил ужин. Раньше мне это нравилось, но сейчас, открыв дверь и почувствовав запах его стряпни, я с трудом преодолела искушение сбежать.
Вопрос в том, куда мне было бежать?
Теперь Ли приходил и уходил, когда ему это было удобно. Раньше, помнится, меня это бесило. Тогда я боролась за свою территорию, за право на одиночество, на личное пространство. Ха! Я даже говорила ему об этом, и не раз. Когда мы поссорились, я попросила его отдать мне ключ, чего, впрочем, он так и не сделал. Но ведь он не возражал тогда — просто ушел.
Какой же я была дурой, ужас! Надо же, нарядиться в красное платье и отправиться дразнить этого гуся, и все потом по новой! Идиотка! Полная дура… Если бы я тогда выдержала характер и не полезла к нему с поцелуями, кто знает, может быть, он нашел бы себе другую жертву… А я была бы свободна… Могла бы быть.
Но все получилось иначе.
Среда, 13 февраля 2008 года
Стюарт позвонил в половине второго. Мы с Кэролин в это время как раз обсуждали анкеты кандидатов на новый склад.
— Алло?
— Привет, это я. Ты можешь говорить?
— Конечно.
— Я был в больнице, навещал нашу соседку.
— Правда? Как она себя чувствует?
— Плохо, если честно. Она не приходила в сознание с тех пор, как поступила к ним. Они сканировали мозг, похоже, что она ударилась гораздо сильнее, чем они предполагали вначале.
— Какой кошмар!
— Они спрашивали, не знаем ли мы, есть ли у нее родственники.
— Понятия не имею.
Кэролин бросила на меня испытующий взгляд и спросила одними губами: «Мне уйти?»
Я помотала головой.
— Может быть, стоит спросить у наших домовладельцев? — сказала я. — Вдруг они что-то знают?
— Хорошая мысль. Я попробую позвонить им после обеда, если смогу, — сказал Стюарт.
— Если не сможешь, я сама им позвоню.
— Я дам тебе знать.
Последовала пауза. Я думала о поцелуе. Я почти все время о нем думала.
— Ты завтра улетаешь?
— Да, рано утром. Вернусь в воскресенье вечером. Ты будешь по мне скучать?
Я рассмеялась:
— Конечно нет! Я и так не вижу тебя неделями, ты все время на работе.
— Ты права. Возможно, мне следует поменять приоритеты.
— Возможно.
Он что, флиртует со мной? Как мило! Жалко, что это не он сидит сейчас напротив, а добрая старушка Кэролин.
— Можно, я позвоню тебе завтра?
Точно, флиртует!
— О, я уверена, тебе будет чем заняться там и без меня.
— Шутишь? Там только мой отец да Рэйчел.
— Ну и что, ты сам говорил, что мало с ними общаешься. Вот и общайся! К тому же тебе давно пора отдохнуть. Ты в последнее время заработался.
— Я хочу знать, как пройдет твой сеанс с Алистером. Как ты себя чувствуешь?
— Я стараюсь об этом не думать, если честно.
— Ладно, я позвоню завтра вечером. Если не захочешь говорить, можешь просто отключить свой мобильный.
— Возможно, я так и сделаю. Не знаю пока. Извини, мне не очень удобно сейчас разговаривать. Счастливо тебе съездить! Увидимся на следующей неделе.
— Ладно.
Я повесила трубку.
— Дай-ка угадаю, — хитро прищурилась Кэролин. — Это был Стюарт?
— Понимаешь, соседка снизу упала вчера и ее увезли на «скорой». Стюарт навестил ее в больнице — она пока не пришла в себя.
— Неприятная история.
— Постараюсь сходить к ней завтра вечером, может быть, ей полегчает.
— А твой Стюарт что, в отпуске?
— Да, взял пару дней, уезжает в Абердин повидать отца и сестру.
— Ты что-то слишком строга с ним, — неодобрительно заметила Кэролин.
— Я? Строга? Ты серьезно?
Она лишь выразительно подняла бровь.
— Он спросил, буду ли я скучать, — сказала я. — Но он ведь просто шутил.
— Но ты ведь будешь скучать?
— С какой стати? Он уезжает всего на четыре дня. Он так много работает, что мы иногда неделями не видимся, с чего же мне вдруг начать скучать?
— Но он тебе позвонит?
— Сказал, что да.
— Ну вот, все ясно, — сказала Кэролин.
— Что тебе ясно?
— Ну, если он будет звонить тебе каждый день в течение этих четырех дней, можешь сделать вывод.
— Какой еще вывод?
— А такой, что он тебя любит.
Я оторопела и только моргала, глядя на нее. Мне в голову не приходило, что Стюарт может испытывать ко мне сильные чувства. Ну да, надежный друг, ну да, я ему нравлюсь, может быть, он даже хочет со мной переспать, но чтобы любить? Или чтобы я сама влюбилась в него?
— А ты, собственно, кто? Гадалка? — спросила я, смеясь над ее серьезным видом.
Но выражение лица Кэр не изменилось.
— Ты еще вспомнишь мои слова, — заявила она.
Пятница, 9 апреля 2004 года
Я думала, он работает в пятницу, но он пришел домой. Пьяный. Открыл дверь своим ключом. Я сидела у телевизора, смотрела новости. Сначала я даже ему обрадовалась: у нас был мирный период. И мне казалось, что мы снова можем жить вместе как счастливая пара — спокойно, радостно, не изводя друг друга.
Но он, пошатываясь, ввалился в комнату, а когда я поднялась ему навстречу, без предупреждения врезал мне по щеке — так, что я отлетела назад и упала за журнальный столик.
От шока я не могла двинуться с места, просто лежала, чувствуя щекой грубоватую шерсть ковра, пытаясь понять, что же, собственно, произошло. Затем боль пронзила голову, жуткая боль, это когда он схватил меня за волосы и вытащил из-за столика.
— Ах ты, шлюха… — язык у него заплетался, — грязная мерзкая шлюха… Что, мало тебе?..
Левой рукой он еще раз ударил меня по щеке. Я бы снова упала, но он крепко держал меня за волосы.
— Да что я сделала? — взвизгнула я.
— А, так ты еще и тупая шлюха? — В его голосе зазвучал металл.
На меня пахнуло пивным перегаром.
Он отпустил мои волосы, но, когда я качнулась назад, чтобы опереться рукой о ковер, он занес ногу и коленом ударил меня в нос: я сначала скорее услышала, чем почувствовала, как сломался хрящ. Я завизжала, поползла прочь он него, попыталась подняться на ноги. Слезы неудержимо текли по щекам, смешиваясь с кровью, хлещущей из носа и разбитой губы.
— Ты — моя, поняла, тварь? — заорал он. — Вонючая свинья! Ты будешь делать только то, что я тебе говорю, поняла?
Мне оставалось только всхлипывать, держась за ножку обеденного стола скользкими от крови пальцами. Почему-то я не могла открыть глаза. Я почувствовала, как он отдирает меня от стола за волосы, тащит куда-то, и издалека услышала чей-то тонкий, жалобный визг: «Пусти меня, Ли! Пожалуйста, не надо, не надо! Пожалуйста…»
Одной рукой расстегивая джинсы, он добрел до дивана, не выпуская моих волос, как будто я была тряпичной куклой, которую скучающая девочка таскает за собой по полу. Я пыталась подняться на ноги, боясь, что он вырвет мне все волосы, но не смогла и ползла за ним на четвереньках.
Ли со вздохом уселся на диван, раздвинул ноги — член его был в боевой готовности, похоже, вид моего разбитого, окровавленного лица заводил его — и, с силой нажав мне на голову, поставил перед собой на колени.
— Соси! — приказал он.
Икая, всхлипывая, размазывая кровь по лицу, по шее, я повиновалась. Конечно, больше всего мне хотелось откусить эту его штуковину и потом выплюнуть ее ему в рожу. Хотелось заехать кулаком по яйцам, чтобы он скорчился и заорал от боли, вогнать их внутрь так глубоко, чтобы докторам потом пришлось разрезать его чертову промежность и доставать их обратно.
— А ну смотри на меня! Сука, дрянь, я что тебе говорю — на меня смотри!
Я подняла на него заплывшие глаза и увидела то, что напугало меня еще сильнее. По его улыбочке и туманному взгляду было понятно, что он жутко балдеет и хотел бы предельно растянуть удовольствие, если бы только это… Он крутил у меня перед носом перочинным ножиком с черной рукояткой.
— Дрянь! — сказал он с чувством. — Если хорошо отсосешь, я, так и быть, не отрежу тебе нос.
Я старалась, честно, — задыхаясь, глотая кровавые сопли, так что он не стал меня резать. В тот раз не стал.
«Надо спасаться! — стучало у меня в голове. — Надо бежать!»
Уже тогда я понимала, что судьба может дать мне лишь один шанс.
Четверг, 14 февраля 2008 года
В четверг после работы я поехала навестить миссис Маккензи. На вокзале Виктория я купила букет цветов — фрезии и чайные розы, потом нашла автобус, который шел до больницы Кингз-колледж.
Я сошла с автобуса в том же месте, где несколько дней назад встретила Сильвию. Как странно! Я раза три оглянулась: а вдруг? Но ни на автобусах, ни в пешеходной толпе, разумеется, ее не было. Странно и то, что я стояла рядом с местом работы Стюарта, в то время как сам Стюарт в это же самое время находился далеко-далеко, на севере.
Я очень долго искала палату — она находилась в боковом корпусе, напротив автобусной остановки. Миссис Маккензи то ли спала, то ли была без сознания. Рот ее был приоткрыт, дыхание с хрипом вырывалось из горла. Она сильно похудела, а может быть, просто осунулась. Конечно, мертвенный больничный свет и белизна постельного белья кого угодно превратят в призрака. На столике рядом с ее кроватью уже стоял один букет: полураспустившиеся бело-желтые нарциссы. Рядом с вазой лежала открытка.
— Здравствуйте, миссис Маккензи, — прошептала я, желая, чтобы она проснулась, но в то же время было жаль ее будить. — Я принесла вам еще цветов. Как вы себя чувствуете?
Идиотский вопрос. Я села на стул рядом с кроватью и потрогала ее руку — надо же, теплая. Но вся в синяках — от капельниц.
— Как жаль, что я не нашла вас раньше, — сказала я. — Жаль, что меня с вами не было.
Мне показалось, что я почувствовала легкое пожатие. Я пожала ей руку в ответ.
— Вы действительно упали, миссис Маккензи? Случайно? — спросила я дрожащим голосом. — Может быть, вас кто-то напугал? Может быть, вы увидели что-нибудь… или кого-нибудь?
Еще одно пожатие. Или она во сне дергала рукой?
— Но сейчас вы в безопасности, — продолжала я. — Врачи полечат вас, и вы быстро выздоровеете. Мы со Стюартом тоже присмотрим за вами, не волнуйтесь.
Довольно сложно разговаривать со спящим человеком. Я взглянула на открытку. Какие-то красные цветы, довольно искусно нарисованные, а снизу надпись золотом: «С лучшими пожеланиями». Я не удержалась, взяла открытку с тумбочки, перевернула. На обратной стороне было написано: «Выздоравливайте скорее! Стюарт (квартира № 3) и Кэти (квартира № 2)».
Как мило. Надеюсь, когда она проснется, она вспомнит, кто мы такие. Я поставила свои цветы в ту же вазу (не смогла заставить себя выйти в коридор и спросить у кого-нибудь другую) и долила в нее воды.
— Ладно, я пойду, — сказала я миссис Маккензи и еще раз пожала ей руку. — Скоро я опять приду повидать вас, хорошо?