А на последней странице я неожиданно нашла еще одну записку от Стюарта:

...

Кэти!

Спасибо, что просмотрела все до конца. Начало положено. Позвони мне, пожалуйста.

Стюарт

И снова его номер телефона, на случай если я потеряла или выбросила карточку, которую он дал мне в прошлый раз. Я ее не выбросила. Я точно знала, где она лежит, если вдруг мне понадобится его телефон. Но мне она была ни к чему — я выучила этот номер наизусть.

Выучила, но звонить не собиралась.

Пятница, 28 ноября 2003 года

В тот вечер Ли работал в «Ривер-баре».

Я пришла в своем алом атласном платье. Видели бы вы, какое у Ли сделалось лицо, — не передать словами! Я с улыбкой ему подмигнула, помахала рукой и направилась прямиком на танцпол. Ох и оторвалась я в тот вечер! Танцевала без передышки часа четыре, всласть наболталась у бара со знакомыми, некоторых не видела пару месяцев, а потом заявились Клэр и Луиза, и мы начали отжигать втроем. Но все это время я знала, что Ли наблюдает за мной, иногда сквозь толпу я ловила его взгляд; он стоял у входной двери, вроде бы обозревая зал, а на самом деле не сводил с меня глаз.

Ближе к полуночи, после трех или четырех бокалов вина, я совсем осмелела. Дотанцевав почти до самого выхода, я остановилась в нескольких шагах от Ли и, подняв руки над головой, призывно покрутила бедрами. Не говоря ни слова, Ли схватил меня за руку и поволок за собой по коридору, ведущему в служебные помещения. Спотыкаясь на десятисантиметровых каблуках, я семенила за ним, повторяя:

— Ли! Ли, да пусти меня, какого черта…

Ли распахнул дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен», захлопнул ее уже за нашими спинами, и музыка, как по команде, стихла. Не отпуская мою руку, он пинком открыл еще одну дверь и втащил меня в боковой офис, освещенный только экранами мониторов, передающими данные камер слежения. Все так же молча он скинул со стола стопки бумаг и документов, без малейшего усилия подхватил меня, как пушинку, и посадил на стол, жадно целуя в губы. Я попыталась устроиться поудобнее, но он задрал мне юбку, второй рукой резко сдернул трусики, разорвав тонкое кружево, отбросил их в угол и грубо вошел в меня.

А несколькими минутами спустя, так и не сказав ни одного слова, он застегнулся, заправил под ремень рубашку и вышел из комнаты, даже не обернувшись. Я осталась сидеть на столе, свесив расставленные в стороны ноги, все еще дрожа от возбуждения и испуга и бессмысленно глядя на мигающие голубоватые экраны. Вот Ли появился на одном из них. С таким видом, как будто отошел лишь на минуту, чтобы проверить обстановку в зале, все ли там в порядке.

И вдруг, подняв голову, посмотрел в камеру прямо на меня — широко раскрыв глаза, не мигая.

Я растерянно осмотрела комнату — что, собственно, произошло? Пол завален бумагами, мои шикарные трусики, варварски порванные, валяются в углу, а я сама сижу на столе. Безумие какое-то. Что я тут делаю? Зачем мне это надо? Что это за бред?

Понедельник, 3 декабря 2007 года

Всю прошлую неделю я прожила как в бреду, ей-богу, с трудом ноги переставляла. Всюду чудилась красная физиономия Робина, его зловонное дыхание на моих губах, толстый язык, шевелящийся у меня во рту… Из-за этого типа я совсем ошалела от проверок, но ведь кончится же это когда-нибудь, уговаривала я себя. Со временем его запах выветрится с моей кожи, и тогда я не буду приходить на работу на три часа позже из-за своих бесконечных проверок и вернусь к обычному получасовому опозданию.

По вечерам я читала записки Стюарта о синдроме навязчивых действий, только что-то они плохо мне помогали. Все эти медицинские термины жутко напоминали мне больницу, о которой я старалась не вспоминать. На самом деле я не могла четко припомнить, почему я вообще туда попала. Как будто все это случилось с кем-то другим. Как будто, когда стало совсем тяжело, я заснула, а потом, примерно полтора года назад, проснулась, но не до конца. Я точно знала, что жива, что мне придется жить дальше, хоть как-то шевелиться. И хватит уже просто читать про все это, пора переходить к чему-то более конструктивному.

Обычно я слышала, как Стюарт возвращается домой, чаще всего — очень поздно. Иногда я лежала в постели, ожидая, когда он протопает мимо моей двери, а потом сразу засыпала. Почему? Да потому, что точно знала: раз он дома, значит нижняя дверь надежно заперта. Правда, иногда мне приходилось ждать чуть ли не до полуночи. Что у него за сумасшедший график! Так можно и сгореть на работе.

Сегодня ноги почему-то сами принесли меня к местной библиотеке. Когда я проходила мимо, двери автоматически раскрылись, как будто приглашая войти. Вообще-то, я никогда не хожу в такие места, там слишком много людей, но сегодня, сама не знаю почему, зашла. Внутри почти никого не оказалось: несколько студентов за столами, еще парочка у стоек с бесплатным Интернетом и две библиотекарши. Они штамповали книги и громким шепотом сплетничали.

Я походила вдоль стоек, нашла раздел «Психология» и стала водить пальцем по книжным корешкам, пытаясь определить, где говорится про депрессию и навязчивые состояния. Я узнала книгу, которую мне рекомендовал Стюарт, сняла ее с полки, погладила пальцем корешок.

А тут тишина и покой. Стоя в проходе, я стала листать страницы, читая названия глав. Страшноватая складывалась картина. За спиной раздался негромкий хлопок, я вздрогнула и, зажав страницу пальцем, оглянулась. С того места, где я стояла, не видно было ни одной живой души.

Я водворила книгу обратно на полку и, медленно пройдя вдоль узкого прохода, выглянула в зал. За длинным столом еще сидели двое студентов, разложив вокруг себя учебники, тетради и маркеры. А за стойкой теперь осталась одна библиотекарша, молодая женщина с короткой стрижкой и серьгами до самых плеч. Она как раз принимала стопку книг у мужчины, который подошел к стойке.

Белокурые волосы, крепко сбитый, темно-синий свитер, уверенная стремительная походка. Это был он…

Голова слегка закружилась, я едва успела отпрянуть назад, в проход между полками, сердце гулко колотилось. Дурнота не отступала, перед глазами вдруг потемнело, комната поплыла, закружилась все быстрее, быстрее… Я даже не почувствовала, как грохнулась на пол.

Должно быть, я пролежала без сознания всего несколько секунд, но, когда открыла глаза, надо мной уже склонилось несколько лиц. Я попыталась сесть, однако голова кружилась слишком сильно.

— Лежите, не поднимайте голову. — Это был один из студентов, светловолосый мальчик с окладистой, не по возрасту, бородой.

— Может быть, вызвать «скорую»? — спросила библиотекарша. — У нас уже нет никого из медперсонала, так что не знаю даже…

— Спасибо, не надо. Мне уже лучше. У меня просто закружилась голова.

Я опять постаралась встать, и на этот раз мне удалось подняться с помощью бородатого студента. Кто-то подвинул стул, и я села.

— Опустите пониже голову. Вот так, хорошо.

Я торопливо оглянулась, высматривая напугавшего меня блондина, но студент положил руку мне на шею и насильно пригнул голову. Блондина вроде бы уже не было.

— У вас с собой есть что-нибудь из съестного?

— Вы что, врач? — спросила его библиотекарша.

— Летом я работал спасателем, — объяснил он. — Просто приступ слабости у человека. Через минуту все пройдет. Хотите шоколада? У меня есть плитка в рюкзаке.

Библиотекарша уже открыла рот — видимо, собралась сказать, что у них запрещено проносить еду, но я вмешалась:

— Спасибо, ничего не надо! — Я подняла голову. — Мне уже гораздо лучше.

Библиотекарша бросила взгляд на столпившихся у стойки посетителей и понеслась туда, а мы с бородатым студентом остались сидеть: я на стуле, он на полу рядом со мной. Я подумала, что в такой бороде, наверное, застревают крошки, много крошек. Светлые, в рыжину, волосы буйно кудрявились, прямо как у африканца.

— Меня зовут Джо, — представился он, глядя на меня снизу вверх и протягивая руку.

Только сейчас я заметила, что мой стул стоит как раз посредине секции книг по психологии.

— Кэти. — Я пожала ему руку. — Спасибо, Джо, и простите, что помешала вам заниматься.

— Да ну, все нормально. Я чуть не уснул прямо за столом.

Я встала. Джо тоже поднялся и даже слегка расставил руки, чтобы поймать меня, если я снова рухну.

— Вы как?

— Нормально. — Я улыбнулась, бодренько так.

— Да, вы уже немного порозовели. Вы с таким грохотом свалились!

Я оглянулась, потом кивнула ему:

— Ну ладно, я лучше пойду.

— Пока. Смотрите, идите осторожнее.

— Постараюсь. Спасибо!

Я выскользнула из библиотеки на свежий воздух. Сразу стало легче. Я же прекрасно знаю, что это был не он. Другая фигура, другой цвет волос. У этого мужика волосы крашеные, а он — натуральный блондин. Почему я везде его постоянно вижу? Он сейчас очень далеко, в тюрьме, заперт на семь замков, но все равно… мне не забыть. Как я могу забыть его, если он живет в моей голове?

По дороге домой я вытащила мобильник из кармана и послала Стюарту эсэмэску: «Привет, спасибо за материалы. Надеюсь, ты сам не слишком много работаешь. К.».

Через несколько мгновений пришел ответ: «Буду рад, если тебе это поможет. А как насчет попить вместе чая? С.».

Я посмотрела вверх: окна Стюарта ярко освещены. Ниже этажом в моих полузакрытых занавесками окнах теплился приглушенный свет, который я оставила в столовой. Его окна выглядели гораздо более приветливо, чем мои. Я послала ответ: «Иду домой. Дай мне полчаса, хорошо? К.».

Пятница, 5 декабря 2003 года

Вечер пятницы. Подружки веселятся по барам, пьют, танцуют, флиртуют, что-то орут друг другу в ухо, пытаясь перекричать музыку… Машут руками незнакомым парням, заливаются хохотом, стиснув колени, чтобы не описаться от смеха. Ведь только что прямо у них перед носом очередной пьяный студент попытался перескочить через мусорный бак на Маркет-сквер и угодил в него ногой…

Из одного бара упрямые девчонки бредут в следующий, держа друг друга под руки, запахивая на груди плащики, стараясь выглядеть трезвыми, хотя на свежем воздухе алкоголь почему-то еще крепче въедается в мозги… Выясняют отношения в туалете, утешают рыдающую подругу, которой показалось, что он перестал ее замечать, кричат, что он ее недостоин и что она найдет себе кого-нибудь в сто раз круче… А потом все вместе стирают с мордашки следы слез, заново пудрят носик, подкрашивают губы, толпясь у подсвеченного неоновой трубкой зеркала, проскальзывая каблуками на мокром кафельном полу. А под утро кого-то непременно рвет, чаще всего Клэр, она такая худышка, слава богу, если она успевает добраться до унитаза. На выходе все шарахаются от никому не известной девушки, сидящей на ступеньках бара в полном ступоре, с сумкой, которую какая-то добрая душа повесила ей на шею… И идут домой рука об руку, поскольку денег на такси не осталось. Если бы не зима, давно бы рассвело. Кто-нибудь скажет: сейчас слишком поздно или слишком рано, чтобы ложиться спать? Ха-ха-ха, все равно весело, водка еще булькает в желудках, прогоняя холод, рядом идут подружки, жизнь хороша, и хочется любить каждого, кто еще может стоять вертикально…

Но сама я была дома, дома с Ли. Он пришел в семь, принес три огромных пакета с едой и керамический таджин, выгнал меня с кухни и велел сидеть тихо и смотреть телевизор. Я уселась на диване, тупо глядя в экран, потягивая холодное белое вино из бокала, который вручил мне Ли, и слушая, как он гремит на кухне кастрюлями, подпевая приемнику, как хлопают дверцы шкафчиков. Он сказал, что свободен до вторника, и я представляла себе упоительные выходные вдвоем с ним. Какое счастье! Можно вместе засыпать, вместе просыпаться. Можно съездить куда-нибудь за город. Я потянулась в сладком предвкушении всех этих радостей и отпила еще глоток вина.

Ли то и дело выносил из кухни очередное таинственное блюдо — что-то вкусно пахнущее в маленьких мисочках, в которые он втыкал вилки.

— Дорогой, может быть, я тебе помогу?

— Сиди здесь и радуй меня своей красотой. Это лучшая помощь.

Я снова подумала о девчонках. Сегодня вечером вся компания пошла на открытие ночного клуба «Бог огня», который устроили в бывшей часовне. Несмотря на многочисленные жалобы прихожан, хозяева сумели получить разрешение. И почему туповатые, узколобые верующие не могут понять, что вместо занюханной часовни, где они бормотали по воскресеньям скучные молитвы, они получат первоклассный клуб с залом для почетных гостей, тремя барами и диванами, обтянутыми настоящей кожей? Сначала клуб хотели назвать «Ангелы и демоны», но местный магистрат не пропустил это название из-за дурацких авторских прав. Еще одна интересная деталь: в местной газете говорилось, что каждый написавший письмо протеста или жалобу на кощунственное использование святого места получил приглашение на церемонию открытия клуба, причем в качестве почетного гостя.

Мне ужасно хотелось посмотреть, как они там все устроили внутри. Ну и ладно, может, сходим туда в следующие выходные.

Дверь кухни снова распахнулась, и в комнату просочилась струя теплого воздуха, несущего в себе восхитительные пряные ароматы. Масло на сковородке лопалось с оглушительным треском, заглушая лепетание радио.

Удивительно, Ли даже не раскраснелся от возни с плитой. Свежий, как после душа, идеально причесанный, он, продолжая напевать, расставил тарелки, положив подставку под горячее на середину стола.

— Точно не надо помогать?

Он наклонился, чтобы поцеловать меня, и я притянула его к себе за шею. Усмехнувшись, он чуть отстранился:

— Подожди, лучше меня не отвлекай, я и так уже на взводе.

Улыбаясь, я повернулась обратно к телевизору, глотая слюни.

Понедельник, 3 декабря 2007 года

У меня было всего тридцать минут на проверку, поэтому я знала, что должна с первого раза сделать все правильно. Без ошибок. Проверить все точно по шесть раз, уложиться точно в срок.

Представляете? И у меня получилось.

Я поднялась к его квартире ровно через тридцать минут после того, как отправила сообщение. Даже пальто не успела снять.

Увидев меня, он нахмурился:

— Что с тобой?

— Ничего.

Я прошла за ним следом в ярко освещенную прихожую.

— А почему тогда ты такая бледная?

— Так. Упала в обморок в библиотеке.

Мы пошли на кухню. Он снял с меня пальто и повесил на крючок, прикрепленный к двери, поверх своей коричневой куртки. Сегодня он был одет более элегантно, чем обычно, — наверное, еще не успел переодеться после работы: темно-серые брюки, голубая рубашка, рукава закатаны до локтей.

— Ты упала в обморок? А почему?

Он подвинул мне стул.

— Не знаю. Может, ела сегодня мало. Или просто устала.

— Тогда я накормлю тебя ужином, — твердо сказал Стюарт.

— Ой нет, не надо… Я вовсе не хотела…

— Ты остаешься на ужин, поняла?

Он помешал в кастрюле суп, пахло вкусно, по-домашнему.

Пока Стюарт заваривал чай, я сидела на стуле, наблюдая, как он насыпает заварку, размешивает, добавляет молоко. Мне было бы спокойнее сделать это самой, чтобы получилось совсем как надо. Одновременно он рассказывал о том, какая сумасшедшая выдалась на работе неделя и как он случайно обнаружил на соседней улице магазинчик, где продаются первоклассные специи.

Я отпила глоток чая. И как в тот раз, после истории с Робином, я удивилась, что чай у него получился вполне сносный.

Стюарт вытащил из бумажного пакета пару булочек и сунул их в духовку. От тепла, горячего чая и ощущения безопасности меня немного разморило.

— Спасибо еще раз за все эти материалы. Очень интересно, правда.

Он взглянул на меня, как мне показалось, с облегчением:

— Приятно слышать! Ты подумываешь о том, чтобы начать лечение?

— Подумываю. Но трудно вот так взять и начать ни с того ни с сего, понимаешь?

Стюарт выложил на стол тюбик с подсолнечным спредом, поставил маленькие тарелки, разложил ножи, ложки.

— Я знаю.

— Послушай, я ведь не просто так устраиваю эти бесконечные проверки. Так мне спокойнее, лишний раз убедиться, что я в безопасности. А если я не буду проверять, как я могу быть в этом уверена?

— Но разве не лучше было бы проверить только один раз — один раз убедиться, что все в порядке?

— Конечно лучше.

— Ты же сама понимаешь, что, проверяя одно и то же по сто раз, ты просто успокаиваешь свое сознание, — ведь физически ничего за это время измениться не может!

— Что-то я не верю, что терапия поможет исправить ситуацию.

— Но почему бы не попробовать?

Он принес две полных миски супа и поставил на стол, а затем достал из духовки горячие булочки — их ему пришлось нести, перекидывая из руки в руку.

Сел напротив, посмотрел в глаза.

— Спасибо. Ты очень добр.

— Да ну перестань, это просто куриный суп. Ешь!

Он все не отводил взгляда, как будто ждал, что я еще что-нибудь скажу. Я подумала: наверное, он применяет этот прием со своими больными, сидит вот так молча, пока больной не начнет ерзать на стуле и все выкладывать, лишь бы нарушить молчание. А мне не хотелось ничего говорить. Мне нравилось вот так смотреть на него и молчать.

В конце концов он первый отвел глаза и уставился в тарелку. Щеки его горели. Я мысленно поставила себе жирную «галку» за эту маленькую победу. Дело в том, что я могу пересмотреть любого, — этому я еще в больнице научилась.

Суп оказался вкусным невероятно. Я сразу ожила и согрелась, и чем больше я ела, тем больше понимала, как сильно изголодалась.

— Слушай, а когда ты последний раз ела? — спросил Стюарт после того, как я вычистила дно миски хлебным мякишем.

— Не помню, так основательно — давно.

— Еще?

— Нет, больше не надо. Спасибо.

— Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

Вопрос застал меня врасплох.

— Со мной? Куда?

— К твоему врачу. Я могу подождать тебя в коридоре. Как тебе такая идея? Вместе-то веселее.

— Нет, спасибо, — пробормотала я, не глядя на него.

— Да это не проблема для меня, честно! Я могу взять отгул на работе.

— Слушай, у меня еще нет врача, Стюарт. Я, как сюда переехала, даже не зарегистрировалась в поликлинике. У меня и медицинской карточки нет.

Я резко встала, стул громко царапнул по плиточному полу.

— Мне пора. Спасибо за суп. Как ты знаешь, у меня еще куча важных несделанных дел.

Я сняла пальто с крючка и быстро пошла к выходу. Кажется мне или правда стены в коридоре стали уже, а потолок ниже?

— Кэти, подожди! Одну минутку!

Я думала, он снова начнет грузить меня своей терапией, но вместо этого он сунул мне в руку тяжелый пакет.

— Что это?

— Суп. Замороженный. Не забывай есть, хорошо?

— Спасибо.

Я помчалась по ступенькам вниз, влетела в свою квартиру, захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Уф, дома наконец. Пакет был действительно тяжелый. Я отнесла его на кухню и перегрузила два контейнера с супом в морозилку. Что у нас в холодильнике? Практически ничего. Стюарт-то прав, надо больше есть. А вдруг я грохнусь снова — на работе?

Я проверила квартиру, но без всякого энтузиазма. Вот зачем, спрашивается, я обидела хорошего человека? Он ведь просто хотел мне добра. Добра! Я фыркнула. Вот чего я совершенно не выношу, так это когда меня принуждают что-то сделать. И я не доверяю врачам, особенно после того, как провалялась столько времени в распроклятой больнице. Если только я поддамся этим врачам, опять «съеду» вниз, к состоянию овоща, — обидно будет, я ведь уже более-менее оклемалась… Сейчас у меня появилась хотя бы иллюзия самостоятельной жизни, есть работа, квартира. Это Стюарт видит во мне ходячий диагноз: с синдромом, проблемами, нервами. Ха! Видел бы он меня полтора года назад! Он и понятия не имеет, какой долгий путь я уже проделала.