«Дело в пьесе, — думала я, — в моей новой пьесе. Теперь все иначе. Наконец мне выпал второй шанс».
Глава шестая
Я нашла «Эдмонтонскую ведьму» в лето перед пандемией, когда приехала на выходные к друзьям в округ Патнэм. Все утро мы болтались по гаражным распродажам и антикварным лавкам, перебирая старые книги и журналы. К середине дня руки у меня покрылись пятнами типографской краски и слоем пыли. Не отыскав ничего интересного, мы уже готовы были сдаться и отправиться восвояси, пока не прошли мимо подъездной дорожки с выставленными на ней коробками ветоши и табличкой «ДАРОМ».
— Стоять! — закричала я.
— Это барахло, которое не удалось продать на гаражной распродаже, — сказала моя подруга Лорен. — Поверь, Холли, даже тебе оно не пригодится. Это просто мусор.
И все-таки мы остановились. Лорен оказалась права — сплошной мусор. Безголовые куклы Барби, пластиковые рождественские украшения, стеклянные банки без крышек. Картонная коробка, забитая испорченными учебниками и кучей дискет. Я едва удостоила все это взглядом, но тут кое-что привлекло мое внимание: большая стопка листов, скрепленных в рукопись. Я взяла в руки сухие, пожелтевшие, но еще целые страницы.
«ЭДМОНТОНСКАЯ ВЕДЬМА»
УИЛЬЯМ РОУЛИ, ТОМАС ДЕККЕР
И ДЖОН ФОРД
Поначалу я приняла это за чью-то курсовую, когда-то давным-давно напечатанную на старомодной печатной машинке. Но полистав рукопись, поняла, что передо мной пьеса начала семнадцатого века. Я снова глянула на имена на титульном листе. Первые два я не узнала, но «Джон Форд» показался мне знакомым. Драматург эпохи короля Якова, наиболее известный своей трагедией «Как жаль ее развратницей назвать».
Я обожала ведьм, поэтому сунула пьесу в сумку, привезла ее с собой в город и спустя несколько дней прочла.
Хотела бы сказать, что «Эдмонтонская ведьма» — потерянная жемчужина, но мне она показалась чушью. Женоненавистническая мешанина якобитской мелодрамы, несмешных грубых шуток, трагической любви — и все это с участием двоеженца, который убивает одну жену, чтобы получить более богатое приданое второй.
Но да, там была ведьма — ворчливая одноглазая старуха по имени Элизабет Сойер, жаждущая отомстить бессердечным соседям. Она заключает сделку с дьяволом, явившимся в облике черного пса Томасина, и рушит жизнь тем, кто дурно с ней обращался. Дьявол, разумеется, предает ее, и старуху казнят за колдовство, хотя, как мне показалось, ее главное преступление заключалось в том, что она была старая, незамужняя, бедная и к тому же женщина.
Закончив читать машинописные страницы, я включила компьютер и начала собирать сведения о пьесе.
Глава седьмая
Я полагала, что «Эдмонтонская ведьма» из тех громоздких смесей мелодрамы, истории и печально устаревшего юмора, которых на сцене театров начала семнадцатого века было пруд пруди. Однако с удивлением узнала, что Элизабет Сойер существовала на самом деле, жила в местности, которая ныне относится к Северному Лондону, и ее действительно обвинили в колдовстве. Свинья ее соседки Агнесс подохла, съев кусочек мыла Элизабет. Агнесс обвинила Элизабет в том, что та прокляла свинью чем-то под названием «мыльный жук». Когда четыре дня спустя Агнесс скончалась, это тоже повесили на Элизабет. Другие соседи тут же добавили своих обвинений, и наконец подозрения в колдовстве оправдались: люди подожгли ее дом, а Элизабет едва успела вовремя вернуться, чтобы погасить пламя.
И дабы выведать, кто повинен в сем проступке, использовали старый смехотворный обычай: добыли солому с ее крыши и подожгли, и раз сожгли ее, значит, тот, кто повинен в сем проступке, должен был незамедлительно явиться…
— Ну прямо «Монти Пайтон и священный Грааль»! [«Монти Пайтон и священный Грааль» — фильм британской комик-группы «Монти Пайтон» 1975 года, пародирующий легенды о короле Артуре.] — воскликнула я, разговаривая на следующий день со Стиви по видеосвязи. Ведьмы, наряду с психотропными травами, викторианскими игрушечными театрами, малоизвестными фильмами ужасов из Восточной Европы и аккаунтами в социальных сетях, принадлежавшими мертвым голливудским старлеткам, — это конек Стиви. — Ее признали виновной в колдовстве в тысяча шестьсот двадцать первом году и казнили. Как — не сказано.
— Наверное, сожгли на костре. — Стиви затянулся электронной сигаретой. — Больше зрителей. А дальше что?
— А потом один проповедник, Генри Гудкоул, написал памфлет, где рассказал историю Элизабет в назидание другим ведьмам.
— Ну да! Иначе они бы сами выстроились в очередь на сожжение.
— Да уж. А еще он добавил дьявола и черного пса.
— Вот это точно приманило бы остальных. Надеюсь, пес был говорящий?
— Ясное дело, — сказала я, и Стиви хлопнул в ладоши от восторга. — И вот после того, как Элизабет убили, о ней сочинили пьесу. Сейчас у нас есть сериалы в жанре тру-крайм. А тогда были бродсайды и баллады об убийствах и прочих ужасах. Про то, как мужчины убивают жен и детей, истории о ведьмах. Это, как правило, были женщины, которых обвиняли в том, что они соблазнили чужого мужа или…
— Или в том, что из-за них коровы перестали давать молоко, и в прочих глупостях, — перебил Стиви. — Не забывай, я семь раз смотрел «Великого инквизитора» [«Великий инквизитор» — фильм ужасов Майкла Ривза 1968 года об английском охотнике на ведьм Мэттью Хопкинсе, жившем в XVII веке.]. Метод всегда один и тот же: найти незамужнюю женщину, повесить на нее всех собак и казнить.
— Бинго! Должно быть, пьеса имела большой успех. Элизабет Сойер умерла в тысяча шестьсот двадцать первом, пьесу поставили два года спустя, а напечатали в тысяча шестьсот пятьдесят восьмом, лет через тридцать. Еще никто не обанкротился, показывая кровь, кишки и секс. Прошло четыреста лет, а мы до сих пор слушаем подкасты на те же темы.
Я помахала перед экраном ноутбука страницами пьесы, чтобы Стиви их увидел.
— К тому же у нее очень броское название, — прибавила я и сделала глубокий вдох, прежде чем зачитать вслух: — «Эдмонтонская ведьма: Известная правдивая история. Трагикомедия сочинена различными досточтимыми поэтами, Уильямом Роули, Томасом Деккером и Джоном Фордом, сыграна Слугами принца, часто в театре Кокпит на Друри-лейн, единожды при дворе, с единичным аплодисментом».
— Гмм… «Единичный аплодисмент». — Стиви постучал пальцем по подбородку. — Это говорит об очень маленькой аудитории, Холли. Неудивительно, что мы раньше не слышали об этой пьесе.
— Айлин Аткинс играла Элизабет в две тысячи четырнадцатом на сцене Королевского шекспировского театра, — сообщила я. — Ее игра получила отличные рецензии. А вот сама пьеса не очень.
— Спектакль записывали? — Я покачала головой, и лицо Стиви осунулось. — Облом. Так чему ты так радуешься, Холли?
Я смотрела на экран, пока Стиви снова затягивался.
— Люблю ведьм, — наконец призналась я, и Стиви поднял большие пальцы, выражая одобрение. — А еще такое странное сексуальное напряжение между Элизабет и Томасином…
— Это собака?
— Ага. Вообще-то он дьявол, но принимает обличие черного пса. Обещает повиноваться воле Элизабет, покарать ее врагов, озолотить ее и так далее. Но, конечно же, предает ее и…
— И ее сжигают дотла! Холли, ты задумала поставить эту пьесу? Не могу не спросить: а сами-то мы не обожжемся?
Он посмеялся над собственной шуткой, но я пропустила ее мимо ушей.
— Слушай, пойду еще заметок сделаю, хорошо, Стиви? Я тебе попозже перезвоню.
Мне казалось, в этом что-то есть: а если вывернуть историю наизнанку и сделать Элизабет победительницей? Они с Томасином могли уничтожить врагов и пригласить к себе других, едва прорисованных женских персонажей. Настоящая Элизабет умерла жуткой смертью много столетий назад; возможно, я могла бы подарить ей вторую жизнь.
На проект я потратила следующие три года, обновляя историю Элизабет, вплетая современные детали и события. Колодец сексизма никогда не пересыхает. Когда кончился локдаун, я снова и снова просила Стиви и других друзей из мира театра читать пьесу вслух у меня в квартире.
Именно тогда Ниса все чаще стала участвовать в наших посиделках. Ее заворожили «Баллады Чайлда» [«Баллады Чайлда» — сборник из трехсот пяти знаменитых английских и шотландских баллад, составленный американским фольклористом Фрэнсисом Джеймсом Чайлдом во второй половине XIX века.] — классическое собрание древних песен, которые она любила, словно сама их сочинила, особенно кровавые, про убийства. Услышав, как мы читаем мою пьесу, она убедила меня, что из них получится превосходное музыкальное сопровождение.
— Они практически из одного источника, — сказала Ниса после того, как мы прослушали очередную версию «Маленького Масгрейва» [«Маленький Масгрейв и леди Барнард» — народная английская баллада, включенная в сборник «Баллады Чайлда».].
— Жаль, про Элизабет никто не написал песню. Можно было бы ее тоже включить.
— Я напишу о ней песню! Остальные баллады об убийствах в общественном достоянии, я могу просто переработать их и подогнать к пьесе.
Я прикусила язык, заметив, что она сказала «к пьесе», а не к «твоей пьесе». Но Ниса была права: они прекрасно подходили к истории Элизабет. Я начала думать о ней как о своей истории не только потому что ее модернизировала. Как и я, Элизабет Сойер столкнулась с несправедливыми обвинениями. Как и я, она была женщиной в возрасте — мне едва стукнуло сорок, но в те времена, когда жила Элизабет, средняя продолжительность жизни составляла сорок два года. Вымышленная Элизабет заключила договор с дьяволом, чтобы обрести успех, но мне не нужно было заходить так далеко.
Вместо этого я, как одержимая, несколько лет писала и редактировала пьесу, которую теперь называла «Ночь ведьмовства». С ней я стала подавать заявки на гранты. Их всегда выдают мало, особенно малоизвестным драматургам, но в то лето мне сопутствовала удача. Я получила грант на десять тысяч долларов. Читая электронное письмо, я плакала. Не только из-за себя, но и из-за Элизабет, вернувшейся, чтобы спасти меня от жизни, которая никогда не была мне предназначена.
