Рейвен испытал легкое волнение, вспоминая о том, как он растирал и укутывал в теплое одеяло спасенную незнакомку, прекрасную в своей наготе. Досадуя на весьма неприличные мысли, он стиснул зубы и быстро зашагал по импровизированной пристани к яхте.

Через несколько минут Рейвен вернулся, держа в руках еще теплые после духовки джинсы. А еще Дженна заметила женский шарфик, напоминающий по цвету бирюзу морских волн, пронизанных солнечным светом. Едва взглянув на дорогую тонкую ткань, она сразу догадалась о том, кому принадлежит изящное украшение туалета.

— Нет, спасибо. — Она отстранила шарфик, который протягивал ей Рейвен. — Боюсь, что случайно могу порвать или испачкать его. Уверена, что глаза Энджел такого же бирюзового цвета.

— Откуда ты знаешь? — Черные густые брови удивленно поползли вверх.

— А еще она блондинка, верно? С отличной фигурой, чарующей улыбкой, чувственной в немного печальной, да?

— Колдунья! Ведь ты никогда не видела ее!

— Прекрасно, если я колдунья, то Энджел — горькая полынь, — обиженно прошептала девушка себе под нос.

— Что-что? — переспросил Рейвен.

— Так, ничего…

Она осмотрелась по сторонам, отыскивая сухое место, где можно переодеться. В конце концов выяснила, что единственным укрытием является лодка. Дженна так огорчилась, что с языка невзначай сорвалось любимое крепкое словечко ее братьев. Не оставалось ничего другого, как натягивать джинсы, стоя на одной ноге. Представив себе эту картину, она поняла, что будет выглядеть столь же грациозно, как свинья на роликовых коньках. Естественно, Рейвен станет свидетелем комической сцены и непременно сравнит ее со своей изящной неотразимой Энджел.

— Облокотись на меня, — предложил Рейвен, наблюдая, с каким трудом девушка пытается удержать равновесие, балансируя на одной ноге.

На мгновение Дженна замерла, представив в замешательстве, что придется прижаться к его бедрам, но за неимением другого выхода она приняла предложение.

Однако опора ненамного облегчила задачу. Джинсы после сушки слегка подсели, значит, они обтянут ее так же плотно, как кора дерево, подчеркнув каждый изгиб, каждую впадинку. В жесткие ссохшиеся штанины приходилось буквально ввинчиваться, и Дженна поневоле стала совершать круговые движения той частью тела, которая находилась в прямом контакте с мужскими бедрами.

Некоторое время он терпел повторяющиеся мягкие толчки, потом, не выдержав, обхватил девушку под грудь, рассчитывая, что облегчит ей задачу. Но избранная тактика оказалась верной лишь наполовину. Движения действительно стали менее активными, зато груди теперь упирались в его руки и заманчиво покачивались при каждом повороте. Рейвен не знал, радоваться или сожалеть о том, что про бюстгальтер Дженна вчера забыла и он сушился вместе с носками.

Рейвен вспомнил, как утром обнаружил на мокрую изящную вещичку женского туалете из темно-синего кружева, которая казалась воздушной в его огромных руках. Подобно молнии, в воображении Рейвена вспыхнула мысль, как он снова разденет Дженну, но на сей раз не ледяная вода, а его язык и горячее дыхание сделают соски твердыми. Он представил, как розовые пуговки, венчающие нежные полукружья, проступят сквозь синее кружево, наливаясь и требуя ласки.

С трудом заглушая готовый вырваться наружу стон, Рейвен повернулся к Дженне боком, удивляясь силе и быстроте возбуждения. Ты не мальчишка, чтобы распаляться, едва дотронувшись до женской груди, строго укорял он себя. Он давно постиг сексуальные тайны, связывающие мужчину и женщину. Изучил собственные желания, знает, когда их нужно сдерживать, а когда давать им волю. Сейчас как раз тот случай, когда нельзя идти на поводу у физических желаний. С первого взгляда очевидно, что Дженна сейчас абсолютно беззащитна. Он во много раз сильнее. Знает и эту землю, и это море, представляет, как выжить в суровой ситуации. А девушка совершенно беспомощна и полностью зависит от человека, спасшего ее от гибели. В глазах Дженны светилось почти преклонение, и если бы Рейвен захотел заняться сексом, она бы ему не отказала.

Рейвен мечтал насладиться женским телом со страстью, граничащей с безумием. Навязчивая идея не давала покоя ни днем, ни ночью с того самого момента, когда он увидел, как Дженна отважно сражается с беспощадной яростной стихией. Но ему не хотелось. чтобы женщина отдалась под давлением обстоятельств, лишь из чувства благодарности и инстинкта самосохранения. Нет, выбор за Дженной. Если она вместо привычной цивилизованной жизни предпочтет его общество, то он уступит своим желаниям. Да, да, только в этом случае, твердо решил Рейвен.

Глава 4

Наступил час отлива. Отступая, волны оставляли на берегу темные скользкие водоросли. Прогуливаясь по кромке прибоя, Рейвен и Дженна пытались найти что-нибудь съестное. Конечно, у Рейвена имелись запасы еды, которых хватило бы на несколько дней. Но они рассчитаны на экстренный случай, и, естественно, Рейвен не спешил ими воспользоваться. Оно и понятно. Люди часто попадают в беду из-за собственной непредусмотрительности.

А кроме того, Рейвену просто нравилось бродить с Дженной, которая воспринимала холодный ветер, туман и дождь с той же легкостью, с какой мирилась с тем, что ей приходилось носить свитера и куртки, свисавшие до самых колен. Наверное, большинство женщин на ее месте не высунули бы даже носа из теплой уютной каюты и наверняка отказались бы от прогулки по открытому всем ветрам скалистому берегу в такую мрачную, пасмурную погоду. Но Дженна, по мнению Рейвена, являлась счастливым исключением.

Ясно, что он никогда не забудет нынешнее лето, когда шторм преподнес ему неожиданный подарок. Никогда еще Рейвен не смеялся так, как за последние три дня. Девушка оказалась прекрасной компаньонкой. Благодаря ее живому уму и тонкому чувству юмора время пролетало незаметно, по крайней мере, днем. Ночи же казались Рейвену бесконечно длинными. И немудрено. Чувствуя тепло и дыхание женщины, спящей всего в нескольких сантиметрах от него, он не смел даже прикоснуться к ней…

— А как называется это вот существо? — спросила Дженна, сидя на корточках перед крошечной заводью, скорее лужицей, среди камней. Она разглядывала маленького обитателя моря, который лежал у нее на ладони.

— Фиолетовый морской еж, — не совсем понимая смысл вопроса, ответил Рейвен.

Девушка подняла глаза к затянутому тучами небу, словно ожидая помощи, а потом осторожно пояснила:

— Я имела в виду, как называется еж не на английском, а на языке твоих предков?

Она посмотрела на Рейвена, склонив голову набок. Из разговоров с ним она узнала, что его предки действительно были индейцами.

Рейвен, польщенный, улыбнулся. Но растерянно развел руками. Приятно, что женщина с любознательным жизнерадостным взглядом серо-зеленых глаз заинтересовалась его пердками. Он рассмеялся и пошутил:

— Понимаешь, точного перевода не существует…

— А все же?

— Круглый фиолетовый колючий съедобный обитатель морского дня.

Дженна, приняв шутку, осталась довольна ответом.

— В научных трудах описываются практически все разновидности ежей, но ничего не говорится о том, съедобны ли они. — Дженна усмехнулась. — Специалисты, впрочем, не употребляют в пищу объекты наблюдения и изучения.

Рейвен еще раз взглянул на морского ежа.

— Я не понаслышке знаю, каковы его колючки. А потому от одного вида этой живой игольницы сразу пропадает аппетит.

— А вот в Японии, например, икра морских ежей считается деликатесом, так же как черная и красная икра в России, — сказала Дженна, взглянув на спутника.

— Но мы не в Японии.

— А где же твоя страсть к приключениям и острым ощущениям?

— На дне моря, там, где, как ты сказала, покоятся твои мозги.

— Так, значит, мы останемся без супа из морских ежей?

— Даже и не мечтай.

— Ну а что ты скажешь насчет ежей в сыром виде?

— А что ты скажешь насчет песка в сыром виде, — в тон ей ответил Рейвен.

— Орлы любят есть ежей, — вспомнила Дженна. Однажды она видела, как старый полысевший орел взгромоздился на бревно и с очевидным удовольствием поедал морского ежа.

— Мой тотем не орел, а ворон.

Насмешливый огонек исчез из глаз Дженны. Теперь они горели огнем гораздо более сильного любопытства. Ей очень хотелось, нет, было необходимо, узнать все о Рейвене.

— Расскажи, пожалуйста.

— Племя было разделено на две группы: Орлы и Вороны, — начал объяснять он. — Моя мать принадлежала группе Воронов, поэтому и я — Ворон.

— У вас было матриархальное общество?

— В некоторой степени, — криво улыбнулся Рейвен. — Мой отец был рыбаком, шотландцем по имени Карл, поэтому я — Карлсон Рейвен [raven — Ворон]. Едва закончился период ловли лосося, как отец тут же покинул наши края.

— А он знал, что мать беременна? — Дженна понимала, что не слишком тактично задавать подобный вопрос, но остановиться уже не могла, ее слишком интересовало все, что касалось Рейвена.

— Не думаю. Впрочем, даже если бы он и догадался, вряд ли что-нибудь изменилось. — Рейвен помолчал, а затем тихо добавил: — Он познакомился с матерью в одном из местных баров. Она бывала там довольно часто, хотя у нее никогда не хватало денег, чтобы купить столько выпивки, сколько она хотела.

Серебристая пелена навернулась на глаза Дженны. Она вспомнила о собственной дружной семье, об отце, который очень любил детей и гордился ими. Рейвена не согревала отцовская любовь. Судьба лишила его теплого домашнего очага.

— Как это несправедливо, — прошептала девушка. — Любой мужчина отдал бы все, чтобы иметь такого сына, как ты, а женщина гордилась бы тем, что родила подобного богатыря.

— Это не совсем так. Я — индеец. Может быть здесь это не играет особой роли, но очень важно в большом мире.

Дженна начала было возражать, но остановилась. Рейвен сказал правду. Она была слишком реалисткой, чтобы отрицать очевидное, хотя эта правда ей не нравилась. Даже была ненавистна. Она ненавидела настолько сильно, что ее глаза потемнели почти до того же цвета, что и у него. Мысль о Рейвене, выросшим без любящей семьи, а затем притесняемом в мире взрослых людей, настолько рассердила Дженну, что ее затрясло от подавляемых эмоций.

— Я вижу тебя по-другому, — отчетливо проговорила она. — Ты, Карлсон Рейвен, — человек. Самый интересный человек из всех, с кем мне доводилось встречаться. И для меня это не измениться ни в этой бухте, ни на обратной стороне Луны. Мне очень больно думать, что ты вырос без любви и что никого нет рядом, кто мог бы оценить, каким ты стал.

Голос девушки дрогнул. Быстро отвернувшись, она выпустила морского ежа и постаралась незаметно смахнуть рукавом толстого свитера, впитавшего запах и моря и своего хозяина, катившиеся по щекам слезы.

— Дженна… — сказал Рейвен глухо.

Он приподнял ее лицо за подбородок и только тут заметил подозрительно блестевшие серо-зеленые глаза. И не произнося ни слова, вдруг наклонился и слегка коснулся губами опущенных век с пушистыми влажными ресницами. Он с трудом сдерживался, чтобы не покрыть горячими поцелуями нежное лицо.

— Ну что ты, не надо так расстраиваться. Мое детство нельзя назвать несчастливым. У нас вообще принято, что воспитание подрастающего поколения — удел матери и ее родственников. Я, например, жил у своего дяди.

— А почему не с матерью? — спросила Дженна, внутренне осуждая себя за чрезмерное любопытство.

— Когда мне исполнилось шесть лет, она уже не могла позаботиться о себе, не говоря обо мне. Мать слишком увлекалась спиртным, страшное пристрастие отнимало практически все время. Оно погубило ее здоровье и в конце концов отняло жизнь… — Рейвен на мгновение замолчал, но затем продолжил: — Я воспитывался в семье ее брата, сильного, трудолюбивого и очень доброго человека. Летом он занимался рыбной ловлей, а зимой делал различные сувениры из дерева и кожи.

Дженна смотрела в черные глаза, которые манили, слышала завораживающий голос, и навязчивое чувство не оставляло ее. Хотелось броситься Рейвену в объятия и умолять, умолять, умолять его, чтобы он увидел наконец в ней женщину. Но она прекрасно сознавала, что ее желание — полное безумие. Разве Дженна могла заинтересовать такого богатыря? Ведь Рейвен дал ясно понять, что его привлекают хрупкие белокурые леди, предпочитающие изящные шелковые шарфики…

Девушка отвернулась, устремив грустный взгляд в море, волны которого снова приобрели темный зловещий оттенок.

— Когда ожидается очередной натиск бури? — спросила она, пытаясь отвлечься от безрадостных мыслей.

Рейвен взглянул на небо и нахмурился. Густая сине-черная масса облаков надвигалась с севера, подгоняемая крепчавшим ветром.

— Черт возьми! Да мы едва успеем добраться до яхты, как начнется буря. И о чем только я думал?!

— Значит, мы не успеем собрать для ужина устриц? — сожалением протянула Дженна.

— Нет, почему же. Я останусь на берегу, а ты вернешься в каюту и будешь ждать меня.

— А как же ты?

— Не беспокойся. Прогулка во время ненастья напомнит мне о том, как опасно забывать о переменчивом, непредсказуемом нраве природы, — успокоил ее Рейвен, а про себя подумал: заодно охладится и мое воображение, которое слишком разгорячили женские бедра, обтянутые тугими джинсами. Да, девушка выглядит весьма сексуально, когда наклоняется, чтобы поднять камушек или раковину.

— Да, но ты же вымокнешь.

— Ну и что? Я повешу одежду сушиться, а сам заберусь в спальный мешок.

— Нет. — Дженна решительно замотала головой. — Лучше я завернусь в простыню, а тебе отдам рубашку и свитер.

Несмотря на то, что Рейвен заставлял себя думать о девушке только как о друге или сестре, он не смог отказать себе в удовольствии, представив ее в темно-синей простыне, обернутой вокруг стройного тела…

Дженна не заметила чувственной улыбки, скользнувшей по его губам, потому что уже направлялась к яхте.

Рейвен же, наблюдая за удалявшейся фигуркой, вынужден был признаться, что больше всего на свете желал бы сейчас изучить каждый кусочек ее изящной спины и округлых атласных ягодиц с помощью языка, губ и рук. Он почему-то считал, что Дженна подарит ему необыкновенные ощущения. Ее плоть, нежная, горячая, пьянящая, обещает неземное блаженство…

Внезапно Рейвен почувствовал, что от этих мыслей начинается боль в паху. Он уже не представлял, каким образом сдержит желание, которое нарастало с каждым часом, проведенным с Дженной. Ведь еще два-три дня, пока шторм окончательно не стихнет, этот сладкий, но недоступный плод будет искушать его жадный взор.

— Рейвен! — окликнула Дженна.

Он очнулся и понял, что, отдавшись во власть фантазии, так и не сдвинулся с места. Чертыхнувшись сквозь яростно сжатые зубы, Рейвен быстро зашагал прочь. Никогда еще хладнокровие не давалось ему с таким трудом, даже в пору ранней юности, когда первые сексуальные желания с неистовой силой будоражили молодую кровь.

— Что-нибудь случилось? — крикнула вдогонку Дженна.

— Нет, — охрипшим голосом ответил он, не останавливаясь. — Я просто задумался о том, сколько еще придется торчать в бухте из-за проклятого шторма. — Слова еле долетали до нее.

На лице девушки появилась сочувственная улыбка. Ничего не сказав, она поспешила к судну. Вот, оказывается, что беспокоит Рейвена, в то время как она наслаждается каждым мгновением, проведенным в его обществе. Боже, вдруг осознала Дженна, ведь о таком мужчине я грезила всю жизнь! Как ни стыдно признаться, но я хочу этого человека всем своим естеством, подумала девушка поднимаясь по трапу на яхту.

Шторм и в самом деле усилился вскоре после того, как Дженна забралась в каюту. Она быстро переоделась, затем, прильнув к иллюминатору, наблюдала за Рейвеном, тот брел вдоль берега, не обращая внимания на бьющий в лицо ветер, смешанный с дождем и солеными брызгами. Даже издалека гигантский рост и могучие плечи атланта внушали уважение и трепет. Но это еще больше разжигало в Дженне желание прикоснуться к мужской плоти, ощутить ее жар и силу, погладить смуглую кожу с жесткими завитками черных волос…

Интересно, а каково тело Рейвена на вкус? Соленое, как море, или горьковатое, как сосна? А может, ни с чем не сравнимое, как и он сам? А как поведет себя Рейвен в минуты страсти? Станет порывистым, резким, как ветер, или нежным, ласковым, как теплый бриз? Впрочем, стоп! Хватит мучить себя, мечтая о том, чему не суждено сбыться. Лучше заняться делом и приготовить хотя бы горячий чай. Ведь пока Рейвен собирает устриц, он наверняка промокнет до последней нитки и, конечно же, замерзнет.

Поставив чайник, девушка достала кружки, насыпала заварку, в каждую — по-особому. Сама она любила очень мягкий чай с лимоном и сахаром. Рейвен же предпочитал густой черный напиток, да такой крепкий, что он, казалось, подобно кислоте, способен разъедать металл. А еще обязательно добавлял молоко и сахар. Попробовав однажды эту адскую смесь, Дженна так и не смогла определить, на что она похожа.

Приготовив чай, она вышла из кухоньки и села за обеденный стол, который, как и другие вещи, принадлежавшие хозяину, был под стать Рейвену.

С беспокойством ожидая его, Дженна еще раз оглядела каюту. Взгляд упал на альбом и карандаши, которые ей дал Рейвен, чтобы она делала зарисовки, ради которых и приехала в Канаду. Девушка покрутила в руках карандаш и отложила в сторону. На душе было слишком тяжело, чтобы заниматься любимым делом.

Дженне не сиделось на месте, и она вышла на корму, защищенную от непогоды навесом. Монотонная дробь дождя обычно действовала на нее успокаивающе, убаюкивала, теперь же — только усиливала непонятную тревогу. Глубокий сильный голос Рейвена — единственное, что могло бы унять это ощущение.

Она прильнула к пластиковому окну, но его застилала серая пелена. Закрыв глаза, девушка долго вслушивалась в звуки дождевых капель и грозный рокот волн. Дженна часто оставалась в одиночестве, но сейчас оно особенно терзало сердце.

— Привет «Черной луны»! Устрицы прибыли на борт.

От бодрых слов на душе сразу потеплело, и она поспешила навстречу Рейвену.

Сначала в дверном проеме показалась корзина, наполненная устрицами, а затем и сам Рейвен. Хотя он насквозь промок, выглядел весьма довольным. Сбросив куртку, потянул носом воздух.

— Боже мой! Ощущаю аромат моего любимого ужина— жареные кроссовки и печеные джинсы на гарнир.

Смех брызнул из Дженны, как пена из только что откупоренной бутылки шампанского. Чувство юмора у Рейвена проявлялось в самые неожиданные моменты, каждый раз поражая ее, впрочем, как и необыкновенная мягкость и нежность, свойственные этому суровому на вид моряку. Она протянула руку, чтобы взять корзинку, и тут заметила среди устриц бутылку с вином.

— Да, интересные обитатели встречаются возле островов. Как называется этот представитель местной фауны?

— Секрет, — засмеялся Рейвен.

— Но как ты догадался, что я люблю шардоне? — искренне удивилась Дженна, разглядывая этикетку.

— Я же говорил, — Рейвен нагнулся, чтобы расшнуровать промокшие ботинки, — ты не похожа на женщину, которая отказывает себе в удовольствии.

— А что с рукой? — испуганно спросила она, отставляя бутылку в сторону.

Рейвен взглянул на запястье, где алели довольно крупные царапины.

— Крабы «поцеловали», — пошутил он, подумав, что следовало бы поменьше размышлять о женщине и побольше о делах.