Как же это было красиво! Офелии всегда нравилось разглядывать космоснимки циклонов, изящные белые спирали над синей водой, но она и не представляла, до чего прекрасны они изнутри. Облака всех оттенков синего, серого и лилового с золотыми шапками, уже начинающими белеть, и глубокая прозрачная синева за ними. Ей не хватало слов, чтобы описать свои чувства; пока восхищение в ней боролось со страхом, она прошлась по улице еще немного, чувствуя, как прохладная жидкая грязь ласкает ступни.

Потом стена облаков нависла прямо над ней, и дальний конец улицы скрылся в реве дождя и ветра. Офелия бросилась в дом через спутанные ветви поваленного дерева, и одновременно первые порывы ветра обрушились на дальнюю стену дома. За считаные секунды золотисто-бело-синяя безмятежность растворилась в сером ливне, ветре и невыносимом грохоте.

Офелия стояла у двери, выглядывая в щелочку. Дом содрогался от ударов ветра, но ей больше не хотелось прятаться в чулане. Несколько часов она смотрела, как дождь хлещет по домам на противоположной стороне улицы. Когда у нее устали ноги, она подтащила к двери стул и продолжила наблюдать сидя. Буря не стихала весь день, но к вечеру смягчилась. Ветер слабел, затишья между порывами становились все длиннее. С наступлением ночи ветер задул ровнее и спокойнее, лишь изредка прерываясь налетающими с востока шквалами.

Дождь не прекращался еще долго. На этот раз Офелия ночевала в постели, оставив на кухне свет, — почему-то со светом ей было спокойнее. В комнате снова было душно; из-за сырости к и без того тяжелому овощному духу добавился запах плесени. В такой дождь открывать ставни было нельзя, но Офелия оставила приоткрытой входную дверь. В ту ночь сны о воде сменяли друг друга: ей снились водопады, реки, слезы, струящиеся по каменным ликам, текущие крыши, лопнувшие трубы. Всякий раз она просыпалась в уверенности, что это произошло наяву, и всякий раз убеждалась, что лежит у себя в постели, лишь немного отсыревшей от напитанного влагой воздуха.

Все утро с высокого затянутого облаками неба лил дождь — затяжной и тоскливый, но безобидный. Время от времени налетал шквал, пригоняя с собой низкие темные тучи, но на востоке кое-где уже проглядывало голубое небо. Офелия задыхалась от жары и влажности. Она протиснулась мимо упавшего дерева и встала посреди улицы под струи дождя, смывая с себя пот. Дождь был теплый, почти как ее тело, и она запрокинула голову, открыла рот и стала глотать воду.

На первый взгляд никакие постройки не пострадали, хотя в тот день Офелия не успела обойти все. Сначала она проверила центр — самое важное оборудование продолжало работать как ни в чем не бывало, словно и не заметило шторма. Возможно, так оно и было. В воздухе едва уловимо пахло машинным маслом и чуть более отчетливо — сыростью и плесенью. Офелия запустила вентиляторы, чтобы проветрить швейные залы. Она помнила, как из-за последнего сильного шторма иголки заржавели, и их пришлось полировать заново. В лучах заходящего солнца она перетащила в центр самые пахучие овощи. Больше никаких дынь в доме.

Ночью, когда последние порывы ветра сотрясали ставни, за которыми посверкивали молнии, она лежала в постели и не понимала, почему всю жизнь боялась гроз. Тело отяжелело, но словно обновилось, очистилось под струями дождя. Раскаты грома отдавались в груди и животе, вибрировали в костях. Ей вспомнился Кейтано.

Бесстыжая старуха. Ты заслуживаешь смерти. Старый внутренний голос бранил ее, ругал за голую кожу, за то, как она открывала для себя собственное тело. Как прекрасно, прошептал новый голос. Других слов у нее не нашлось, но перед глазами сменяли друг друга видения: темный дождь, порывы ветра, высокие облака, вздымающиеся к свету.

Ей снились замки, звезды и горы, которых она никогда не видела.

Помидоры и кукуруза пропали полностью; фасоль, залитая водой, почти вся пожухла и пожелтела. Кабачки вдоль забора как ни в чем не бывало топорщили свои резные широкие листья, ничуть не пострадавшие от ветра и дождя. Офелия расчистила дорожки между грядками от обломанных помидорных плетей, оттащила кукурузные стебли в компост и отправилась осматривать другие огороды. Все высокие растения погибли, низкорослые, с пышной ботвой — уцелели. Часть плодовых деревьев — к счастью, не все — вывернуло с корнем.

Чтобы проверить животных, пришлось брести через пастбище по щиколотку в грязи. Овцы еще до начала шторма перебрались в кустистые заросли у кромки леса, оставив на мокрой земле цепочку следов. Офелия прошла по следам и обнаружила большую часть отары — животные с набрякшей от воды шерстью печально щипали местную зелень. Вооружившись веточкой, она загнала их назад на пастбище, в очередной раз гадая, почему генные инженеры не сделали овец поумнее. Животное, глодающее несъедобный кустарник, вместо того чтобы по собственным следам вернуться к нормальной пище, явно нуждалось в доработке.

Из-за разлива реки коровы паслись ближе к поселку, чем обычно. Офелия попыталась отогнать их еще ближе к домам, но они только отступали в воду, где для нее было слишком глубоко, а когда она попробовала замахнуться на них веточкой, несколько коров, поднимая брызги, шарахнулись от нее на глубину, где две из них потеряли равновесие и, жалобно мыча, скрылись в стремительном потоке.

Офелия сердито уставилась на оставшихся коров. Пускай себе тонут, пускай застрянут на песчаной отмели, где ничего не растет, пускай их сожрут дикие звери — и поделом. Она всего лишь пыталась им помочь. На свою беду, коровы были слишком похожи на людей и бежали от помощи навстречу опасности. Офелия выбралась из жидкой грязи, больше не желая рисковать собой ради этих неблагодарных созданий, и по лужам побрела назад в поселок.

На следующий день прошло еще несколько ливней, чередующихся с липким зноем. Офелия подумывала записать свои впечатления о шторме в журнал, но подыскивать слова было лень. И все же ей хотелось высказаться; чувства распирали ее. В швейных залах ее внимание привлекли обрезки ярких тканей. Никто не думал украшать дорожные короба; Офелия нашла несколько ящиков, набитых декоративной тесьмой, бусинами, бахромой и отрезами разномастной ткани — должно быть, кто-то экспериментировал с фабрикатором втайне от начальства.

Ничто из найденного ее не устроило. Она перечитала инструкцию к фабрикатору. Ей хотелось дождя, ветра и молний. Хотелось облаков, из-за которых пробиваются лучи солнца. Хотелось шума. Красоты. Разрушения. Она пощелкала рычажками, задала настройки. Фабрикатор запищал, как всегда при запуске, и выплюнул мятый отрез серебристо-серой, переходящей в лиловый материи. Офелия достала ткань из корзины и разложила на столе вместе с найденными обрезками. Пальцы лепили то один силуэт, то другой, играли с цветами, комбинировали текстуру с текстурой, матовое с блестящим.

К вечеру у нее получилось… что-то. Она нерешительно обернула ткань вокруг тела. Ощущения были приятные. Тут тяжелое… тут невесомое. Длинная бахрома колыхалась и щекотала ноги. Офелия пришила к ткани металлические подвески, кольца и дужки, и они позвякивали, ударяясь друг о друга. Взглянув в зеркало, она увидела предмет одежды, который не вписывался ни в одну известную ей категорию, но выглядел в точности, как ей хотелось. Офелия вышла в густую влажную ночь и, вернувшись домой, легла спать, не снимая своего нового наряда.

Этот шторм оказался единственным за все лето. К списку ежедневных дел добавилась проверка погоды. День за днем Офелия отслеживала движение двух других циклонов, которые прошли в нескольких сотнях километров от нее. В поселке настали типичные для позднего лета жаркие солнечные дни; раза два в неделю случались ливни. Офелия расчистила огороды от мусора, оставшегося после шторма, и выбрала, в каких устроит на зиму теплицы. Она нарезала и высушила собранные помидоры, обдала кипятком и заморозила фасоль. Часть кабачков она отнесла на хранение в прохладные помещения центра, часть нарезала полосками и оставила сушиться. Перец, лук и чеснок она развесила в комнатах центра, которые лучше всего проветривались.

Настало время поздних посадок. Впервые Офелия ощутила, что ей не хватает других людей: управиться даже с небольшим культиватором оказалось непросто. Она никогда не пахала землю сама; обычно кто-нибудь из поселенцев покрепче брал эту задачу на себя, а взамен ему засчитывались часы на других работах. Офелия достала со склада маленький культиватор, но взмокла и выбилась из сил, закатывая его в горку по улице, а когда наконец добралась до дома, плечи и бедра уже горели от боли.

Она запустила культиватор; машина оглушительно взревела и зарылась в землю. Офелии пришлось навалиться на ручки всем весом, чтобы поднять ножи, после чего она обнаружила, что не в состоянии толкать его по прямой. Когда треть огорода покрылась кривыми бороздами и рытвинами, она с отвращением бросила это бессмысленное занятие. У нее горели ладони, болело все тело и до сих пор звенело в ушах. Отдохнув, она покатила культиватор назад по улице. Она не станет бросать его снаружи — такого он все-таки не заслужил, — но как же ей хотелось встретиться с инженерами, которые его придумали, и высказать им все, что она думает! Почему нельзя сделать машину, которой могут пользоваться невысокие люди? Почему нельзя сделать машину потише? На следующий день она взяла из сарая вилы и лопату и начала рыхлить землю вручную. Это оказалось не так сложно — главное было не спешить. Конечно, обрабатывать все огороды она не станет: столько земли ей не нужно. Закончив рыхлить, она взяла садовую тачку и покатила ее на пастбище. Несмотря на дожди, часть навоза не впиталась в почву, и Офелии удалось собрать достаточно, чтобы замешать в грунт, добавив земные бактерии и грибы, необходимые растениям.