Элизабет Пауэр

Скандальная репутация

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Казалось, напряжение висело в воздухе. Тяжелая, удушающая послеполуденная жара действовала угнетающе. Даже в тонком льняном костюме Кейн Фалконер чувствовал себя некомфортно.

Хотя Кейну нравилась Барселона и он часто и с удовольствием здесь бывал, сейчас, оказавшись в километровой пробке в раскаленной на солнце машине, он вдруг захотел поскорее закончить все свои дела в этом городе.

Кейн, конечно, интересовался политикой, но сейчас почему-то ему было не до студенческих демонстраций, участники которых перегородили дороги и парализовали движение. Через открытые окна машины до него долетали звуки труб, громкие лозунги студентов, рев двигателей соседних автомобилей и злобная испанская брань водителей. В одной из сувенирных лавочек в клетке громко кричали какие-то странные яркие птицы. Кейн поморщился: от шума и выхлопных газов начинала болеть голова.

Кейн открыл дверцу и вышел из автомобиля, не желая весь день проторчать в душной, вонючей машине. Пешком он сможет быстрее добраться до причала. Засунув руки в карманы брюк Фалконер не спеша побрел по тротуару. Его взгляд привлекла одна из цветочных инсталляций. Не столько сама инсталляция, сколько девушка, стоящая на цыпочках и пытающаяся дотянуться до свешивающихся цветов.

Ее золотые волосы каскадом ниспадали на плечи, прикрывая красивую тонкую шею, и доставали до середины спины. Девушка показалось ему до боли знакомой. Конечно же, вспомнил Кейн, это Шеннон Бувье! Он ожидал ее встретить в каком угодно уголке мира, но не здесь.

Полгода назад, когда Кейн пытался найти ее в Милане, хозяин дома, довольно хмурый и неприветливый, сказал, что она уехала из страны со своим новым молодым человеком. Но куда именно, он не знал.

Шеннон Бувье, светская львица, «богатая маленькая сучка» — так ее окрестили в прессе. И это было еще самое ласковое прозвище. Наследница многомиллионной национальной строительной компании, она жила одними развлечениями, ни о чем не заботилась и ничего не хотела.

Кейн стоял на другой стороне улицы и, пользуясь тем, что она его не заметила, долго, оценивающе смотрел на нее. Ему показалось странным, что Шеннон, всегда модно и со вкусом одетая, была в простом обтягивающем красном топе и довольно поношенных брюках непонятного цвета. Она очень похудела и выглядела изможденной. Когда Кейн видел ее в последний раз, она была полна сил и легко отбивалась от постоянных нападок британских журналистов, которые бегали за ней толпами после очередных ее скандальных похождений. Шеннон никогда особо не заботилась о своей репутации.

Но, похудевшая и в обносках, это все же была она. Если у Кейна и оставались какие-то сомнения, они исчезали по мере того, как он, собираясь с мужеством, медленно приближался к ней.

Шеннон взяла орхидею, которую ей с улыбкой протягивал торговец сувенирами. Она поблагодарила его и отошла от инсталляции. Мимо нее пробежала какая-то женщина. Демонстранты уже занимали и эту улицу. Мирное мероприятие постепенно превращалось в беспорядочное шествие пьяных студентов, сопровождающееся битьем стекол и драками. Шеннон испуганно огляделась, чтобы определить, откуда двигается толпа, и хотела идти, как вдруг какой- то мужчина преградил ей путь.

— Здравствуй, Шеннон!

Что-то внутри радостно дрогнуло. Шеннон одновременно ощутила и знакомое возбуждение, которое всегда испытывала в его присутствии, и настороженность. Он был последним, кого она ожидала здесь увидеть. Но это, несомненно, был Кейн. Казалось, он заслонил собой все на Лас- Рамблас. И раскаленное солнце на чистом голубом небе, и бушующих демонстрантов. Все стало нереальным. Существовал только он.

— Кейн! — воскликнула Шеннон. Больше всего ей сейчас хотелось скрыть свое смущение. Но она была настолько потрясена его появлением, что, как ни старалась, лицо выдало ее. Не надо было так долго смотреть на его широкие скулы, густые, коротко стриженные черные волосы, высокий чистый лоб, на эту маленькую соблазнительную ямочку на подбородке. Но Шеннон не могла отвести взгляд, хотя знала, что это неприлично. Кейн был таким, каким она его запомнила.

— Что ты здесь делаешь? — как можно более спокойно спросила она.

Ее глаза скользнули по его телу: под тонкой тканью костюма угадывались упругие мышцы. Кейн был без галстука. Верхняя пуговица рубашки расстегнута. Хотя вряд ли он просто гулял по Барселоне — скорее всего, у него здесь дела.

— Я хотел задать тебе такой же вопрос. — Его голос, глубокий и мягкий, заглушал крики демонстрантов и ругань водителей. В отличие от Шеннон, он казался спокойным и уверенным в себе, а она стояла и даже не знала, что сказать. — Я думал, что ты уехала намного дальше Испании. — Он оценивающе посмотрел на нее, потом на цветок, который она сжала дрожащими руками. — Кто-то называл Рио.

Рио? Шеннон попыталась отвлечься от его серо-голубых глаз и стряхнуть тот гипнотический эффект, который они вызывали. Кейн следил за ней? Или просто пересказывает дошедшие до него слухи? Так, случайное упоминание о девушке, разбивавшей сердца и рушившей чужие жизни, чья собственная жизнь была сенсацией для бульварной прессы Великобритании и главной пищей для обожающей скандалы публики. Но это было очень давно, почти три года назад.

— Ну, как ты сам можешь убедиться, — сказала Шеннон с беззаботной улыбкой, — я не в Рио, а всего лишь здесь, в Барселоне. — Она подняла руку, махнув в сторону демонстрантов. И тут же, проследив за взглядом Кейна, пожалела об этом: этим жестом она привлекла его внимание к своей груди, маленькой, но довольно красивой, которую едва прикрывал красный топ с вышитой надписью: «Свободу быкам».

Стальной взгляд холодных глаз скользнул по надписи. Кейн усмехнулся. Ей всегда казалось, что он насмехался над ней, не воспринимая всерьез.

—Так вот против чего ты сейчас сражаешься, Шеннон? Против убийства быков на корриде?

Она не опустила голову, а прямо, с вызовом посмотрела на него.

— Кто-то же должен это делать.

Усмешка, застывшая на его лице, была чем-то средним между гримасой и улыбкой. Хотя улыбкой — в меньшей степени.

— Мне кажется, Шеннон, что, находясь в чужой стране, следует уважать ее обычаи.

— Каждый имеет право на свое собственное мнение, — сказала девушка с достоинством, которое, как она надеялась, ей удалось изобразить.

Кейн слегка кивнул головой, давая Шеннон возможность почувствовать себя победительницей в этом споре. Но лишь потому, что он позволил ей.

— Так что ты все-таки делаешь в Испании?

Шеннон посмотрела на двух туристов, которые перебирали украшения в соседней сувенирной лавке. Что же она здесь делает?

Она была уже готова растерянно пожать плечами, как вдруг дерзкая мысль пришла ей в голову.

— Убиваю время. — Отчасти это даже было правдой.

Улыбка сошла с его лица, он нахмурился.

—Какого черта? Что это значит?

Шеннон напряглась, уловив явное неодобрение в его словах. Но, в конце концов, Кейн никогда не одобрял ее поступков. Он, как и все остальные, судил о ней по тем статьям, что появлялись в желтой прессе, где Шеннон называли маленькой скандальной богачкой, главной целью которой было привлечь как можно больше внимания к своей персоне.

— Это значит, что здесь самое подходящее место для того, чтобы ничего не делать.

Отдохнуть. Поправить здоровье. Начать новую жизнь, в конце концов, подумала она.

— Так вот чем ты занимаешься. — Он засунул руку в карман брюк, натянув ткань на стройном бедре. Его губы пренебрежительно скривились. — Как всегда, ничем.

Шеннон беззаботно пожала плечами. Жест, не говорящий ничего и выражающий все. Ее ответ его не впечатлил. Он ничего другого от меня и не ожидал, горько вздохнула она.

— Где ты остановилась? — Несмотря на внешнее спокойствие и уверенность, Кейн ощущал напряжение, которое словно зарядило электричеством воздух между ними.

Она назвала довольно престижный район.

— Ты здесь одна? — продолжал он свой допрос, пока его взгляд блуждал по ее похудевшему, но поразительно красивому лицу, предоставляя ей делать выводы о том, что заставило его задать этот вопрос.

— Да.

Итак, очередной дружок снова не прижился.

— Почему меня это не удивляет? — ядовито спросил Кейн.

— Не знаю. А должно?

А она все так же самоуверенна. Даже будучи долговязым семнадцатилетним подростком, она обладала такой уверенностью, такой уравновешенностью, какой могла бы позавидовать и сорокалетняя женщина. Сколько ей сейчас? Где- то около двадцати одного?

— У тебя здесь квартира?

— Дом, — поправила Шеннон. - Он принадлежит одному моему другу.

— Понятно, — кивнул он.

— Ничего тебе не понятно! — вспылила она в ответ на его пренебрежительный тон.

Да уж, не понятно, молча согласился Кейн, снова взглянув на ее поношенные вещи. Что могло произойти с ней? Но он не хотел ни о чем больше спрашивать, не хотел обнаружить, к своему неудовольствию, что у нее все же есть молодой человек.

— Что же ты будешь делать, когда тебе надоест отдыхать в Барселоне? — спросил он резким, язвительным тоном. — Или тебе не может надоесть безделье?

—Почему же? — ответила она, в противоположность ему беззаботно. — Может.

—Когда? Когда появится что-то или кто-то более интересный?

Шеннон изо всех сил пыталась сдержать рвущийся наружу еще более язвительный, чем его вопрос, ответ. Она смотрела на надменное лицо Кейна и чувствовала скрытую злобу под холодной, невозмутимой маской, причину которой никак не могла понять. Да, она наделала глупостей, за которые уже поплатилась. Но все в прошлом. Почему он с таким упорством напоминает ей об этом?

— Обычно так и происходит, — беззаботно прощебетала Шеннон. У него сложилось о ней весьма нелестное мнение. И раз он не может и не хочет увидеть настоящую Шеннон Бувье, а видит лишь чудовище, созданное бульварными газетенками, то она не будет разрушать его иллюзии.

— А ты никогда не задумывалась о том, что твой отец волнуется? О том, что он даже не знает, где находится его единственная дочь? О том, чтобы вернуться домой, в конце концов? — неумолимо продолжал Кейн.

Упоминание об отце причинило ей боль, а то, каким осуждающим тоном говорил с ней Кейн, вызвало сопротивление и злобу. Разве он знает, как сильно Шеннон хотела вернуться домой? Но когда случился последний скандал, в котором она была замешана, Ранульф Бувье ясно дал понять, чего ждет от своей дочери. Но его представления об идеальной наследнице не вписывались в ее планы. Последние два с половиной года, уйдя из дома, Шеннон вела такую жизнь, которой могла гордиться и о которой люди вроде Кейна не имели представления. Раньше, под вечным контролем отца и давлением его миллионов, она могла только мечтать о таком.

— Нет, Кейн, я об этом не задумывалась. И мне кажется, тебя это вообще не должно волновать.

— Ты даже не знаешь, как он живет один.

Беспокойство прокралось в ее душу. Поначалу она интересовалась тем, что происходило в Англии, читала газеты, выпытывала информацию у людей, которые были как-то связаны с компанией ее отца, с ним самим. Но в последние месяцы у нее просто не было такой возможности.

— Ты пересекался с ним? — осторожно спросила Шеннон. Если да, то для нее это стало бы большим сюрпризом. После того как Кейн со скандалом ушел из компании, его встречу с Ранульфом можно было бы назвать только так.

—Забудь об этом. — Он махнул рукой. — Ты права, это не мое дело.

Кейн так много хотел ей сказать. Он чувствовал, как слова переполняли его, но не мог дать им волю. Он отвернулся и угрюмо смотрел через дорогу. Толпа демонстрантов приближалась к ним. Их крики, пение оглушали. Ему пришлось повысить голос.

— К чему это все? — Риторический вопрос. Он уже задавал его утром директору-распорядителю компании после удачных переговоров, которые дали ему право заниматься строительством элитной недвижимости на Лазурном Берегу.

— Они хотят справедливости и понимания, — тихо сказала Шеннон.

Не хотела ли она того же и от него? Поэтому она смотрит на него как на неумолимого тирана, который жестоко с ней обращается? Может, он чего-то не понимает? Ее нежный голос и хрупкая красота очаровали его также, как и любого мужчину. Это злило Кейна. Он не хотел признаваться в своей слабости. Нет, он все прекрасно понимал: ее отец сидел в Лондоне и сходил с ума из-за единственного ребенка, пока самовлюбленный, эгоистичный ребенок колесил по миру и жил в свое удовольствие. Она сама только что призналась в этом. И все же Кейн готов был поспорить, что, заговорив о возвращении домой, он увидел боль в ее небесно-голубых глазах.

—Они неправильно это делают, — сказал он так громко, как только мог, чтобы перекричать галдеж. — Вряд ли они вызовут хоть какую-то симпатию, мешая уставшим людям добраться домой.

На ее бледных щеках заиграл румянец.

—Но они ничего не добьются, если будут сидеть сложа руки и позволят элите дальше управлять ими.

Как не позволила ты? — невольно подумал Кейн. Зная Ранульфа, он ни на минуту не сомневался, что тот требовал безоговорочного подчинения не только от служащих его компании и прислуги, но также и от дочери. Он смотрел на стройную хрупкую девушку, которую безумно хотел, но боялся себе в этом признаться, ощущал ее силу воли и понимал, как трудно ей было жить с отцом, под гнетом которого она задыхалась.

—Я удивлен, что ты не с ними, — ухмыльнулся Кейн. — Не идешь впереди и не несешь знамя свободы...

—Я бы с удовольствием пошла, если бы только...

Она не договорила. Что-то пролетело мимо них. Пустая бутылка со звоном упала на тротуар.

— Мне кажется, пора выбираться отсюда, — твердо сказал он.

— А мне так не кажется.

Острый деревянный брусок, брошенный кем- то из толпы, попал Шеннон прямо в голову. Она вскрикнула и пошатнулась.

Кейн обнял ее за талию и удержал от падения.

— Ты в порядке?

У нее кружилась голова, зрение затуманилось. Она чувствовала, что теряет сознание. «Шеннон!» — откуда-то издалека донесся требовательный голос Кейна, не давая ей окончательно потерять связь с реальностью. С трудом она кивнула.

— Теперь ты будешь меня слушать? — В его голосе слышалась ярость.

— Почему ты на меня злишься? — вяло спросила она. — Почему ты всегда мною недоволен?

— Замолчи и иди! — приказал он. — Ты можешь идти?

— Конечно, могу! — уже более уверенно сказала Шеннон. Единственное, чего она не могла, — это унять дрожь от его прикосновений. Он все еще обнимал ее за обнаженную талию. Ей вдруг захотелось прижаться к Кейну всем телом, ощутить его тепло, наконец почувствовать себя защищенной. Вместо этого она попыталась высвободиться. — Я в порядке. Отпусти меня.

—Тогда идем скорее! — Кейн убрал руку с ее талии, взял ее за локоть и, подняв грязную холщовую сумку, которую она уронила, потащил за собой и затолкал в первое попавшееся пустое такси.

— Почему мы едем на пристань? — спросила Шеннон, после того как Кейн объяснил шоферу, куда ехать.

— Потому что там моя яхта. И ты останешься на ней, пока все не стихнет.

— Яхта? — недоуменно пробормотала она, потирая висок и чувствуя, как накатывает новая волна боли.

Кейн улыбнулся.

— Соединяю приятное с полезным: удовольствие и бизнес.

Такси медленно пробиралось сквозь пробки. Чем ближе они подъезжали к пристани, тем больше Шеннон не хотелось на яхту. Не то чтобы она боялась остаться с Кейном наедине. Ее пугала интимность обстановки, которую подразумевало замкнутое пространство.

— Мне лучше поехать домой, — сказала она, с беспокойством оглядываясь на Кейна.

— И как ты собираешься это сделать? Сесть в автобус? Или вызвать вертолет? — Он догадался, что машины у нее не было. Ее «порше» остался в Англии, как и многие другие вещи.

В словах Кейна был смысл — пробки были ужасные, она не добралась бы до дома даже к вечеру.

— Я пойду пешком, — упрямо возразила Шеннон.

— С шишкой на лбу? — недоверчиво спросил Кейн. — Ты уверена, что сможешь сделать это? — Он засмеялся. — В конце концов, к чему такая спешка? Тебя ждет голодная собака?

Она отрицательно помотала головой.

— Тогда расслабься. А если на вечер запланировано свидание, мы доставим тебя туда вовремя, в целости и сохранности.

— Спасибо, — огрызнулась она, отвернувшись. Горячее июньское солнце переливалось в ее золотых волосах.

— Значит, у тебя сегодня свидание?

Шеннон не поняла, почему он спросил об этом. Ей казалось, она никогда не интересовала его.

— Знаешь, Кейн, даже я порой сижу дома по вечерам, — бросила она устало.

— Наверное, тяжело тебе приходится, — с сарказмом заметил он, — ничего не делать целыми днями, да еще и вечерами. Должен признаться, я считал, что твоих умственных способностей должно хватить на нечто гораздо большее, чем просто колесить по миру и «убивать время», как ты выразилась.

Она подняла на него глаза. Он считал ее умной? Стоящей чего-то? Маленькая надежда затеплилась в душе.

— А кто говорил, что я просто разъезжаю по миру?

— Ты, — сказал он безапелляционно. — Когда же ты наконец поймешь, что жизнь — это не одна большая вечеринка?

Шеннон уставилась в окно, пытаясь скрыть навернувшиеся слезы. И этому человеку она хотела рассказать, какая она на самом деле?

— А разве нет? — заявила девушка наигранно весело. — Может быть, для тебя, но не для меня. Мой отец владеет многомиллионной компанией, которую я скоро унаследую. Он исправно оплачивает мои счета. Мне просто не нужно работать.

— Это должно впечатлить меня? — В его голосе чувствовалось презрение.

Шеннон пожалела о сказанном. Она вовсе не хотела впечатлить Кейна. Она лишь хотела, чтобы он уважал ее. А он верил самым нелестным слухам о ней.

— Пошел к черту! — прошипела она.

На пристани Кейн расплатился с таксистом, вышел первым из машины и подал ей руку. Шеннон проигнорировала его жест вежливости и пошла к причалу, присматриваясь к яхтам.

— Которая из этих твоя? — язвительно спросила она, указывая на пришвартованные старые рыбацкие лодки.

Кейн не ответил и, ускорив шаг, пошел вперед. Наконец он остановился около большой блестящей яхты, которая с самого начала привлекла внимание Шеннон: Пятидесятифутовое спортивного вида судно. Мощное, быстрое, дорогое. Это было на него похоже.

— Ты в порядке? — спросил он Шеннон, заметив капельки пота, выступившие у нее на лбу, и учащенное дыхание.

— Да, — ответила она, чувствуя себя чудовищно уставшей.

— Не похоже. Это из-за раны?

— Я же сказала, что в порядке, — отрезала она и, тряхнув головой, бодро прошла мимо него. Но не так бодро, как ей хотелось бы.

— Черт возьми! — выругался Кейн, подхватывая лишившуюся сознания Шеннон на руки.