Элизабет Ренье

Если это любовь

Глава 1

Кэролайн Пенуорден повернулась на бок, разметав черные кудри по подушке, и чуть было снова не заснула, как вдруг вспомнила, какой сегодня день. В то же мгновение сна как не бывало: она села на своей широкой кровати с балдахином и устремила озабоченный взгляд на закрытые ставнями окна.

Всю ночь сквозь сон она слышала дребезжание стекол под порывами ветра, тоскливые стоны в дымоходах, скрип ветвей старых вязов, что росли за конюшнями. Но сейчас за окном было тихо, только по водосточным трубам с журчанием стекала дождевая вода, да из сада с ветки пробкового дуба неслись веселые трели дрозда.

Кэролайн торопливо накинула капот, сунула ноги в тапочки и, подбежав к окну, распахнула ставни. На востоке сквозь разрывы в уносящихся прочь тучах торжествующе прорывались солнечные лучи, превращая лужайки, уступами спускающиеся от дома, в сверкающие от капель дождя ковры. Невольно поежившись то ли от утренней прохлады, то ли от возбуждения, девушка послала птичке воздушный поцелуй и весело заговорила с ней:

— Милый мой мистер Дрозд, вы вторите песне моего сердца, потому что сегодняшний день несет мне только радость. А знаете почему? Сегодня, 12 мая 1774 года от Рождества Христова, мне исполняется восемнадцать лет! Сегодня придет Тимоти, как обещал два месяца назад перед своим отъездом в Лондон, и попросит у папы моей руки! Папа, конечно, разрешит, ведь он ни в чем мне не отказывает, а мама сначала нахмурится, а потом улыбнется и пожелает нам счастья. Вот увидишь, все будет именно так!

Кэролайн засмеялась, закрыла окно и веселым взглядом окинула свою комнату: гобелены на стенах, искусно вышитые покрывало и полог над кроватью, резные статуэтки, привезенные капитаном Пенуорденом со всего света, и новые изящные безделушки из фарфора, которые он купил в Плимуте. Все было с любовью устроено для ее удобства и удовольствия Николасом и Амелией Пенуорден. А ведь девушка не состояла с ними даже в отдаленном родстве.

Она родилась здесь, в этой самой комнате. Сюда, восемнадцать лет назад, принесли ее мать, потерявшую сознание после известия о том, что муж погиб в море. Кэролайн появилась на свет на три недели раньше положенного срока и уже через час стала круглой сиротой, хватающейся за жизнь крохотными ручонками, едва дышащей и с таким слабеньким и хрупким тельцем, что возникал вопрос, доживет ли она до вечера.

Амелия Пенуорден, в свои тридцать лет уже смирившаяся с тем, что своих детей у нее не будет, держала за руку умирающую подругу и обещала заботиться о малютке, как если бы та была ее собственной дочерью. Когда глаза роженицы навеки закрылись, она бережно прижала новорожденную к худой груди и с этого мгновения вкладывала в воспитание малышки все свои силы и страстную тоску о материнстве. И девочка осталась жить!

Кэролайн никогда не приходилось бороться, чтобы получить то, что она хотела. Все доставалось ей легко и просто. Выйдя замуж за Тимоти, она по-прежнему будет жить недалеко от приемных родителей. А когда они умрут, хотя Кэролайн надеялась, что это произойдет еще очень-очень нескоро, именно ей отойдет Трендэрроу. Здесь, в старом замке эпохи Тюдоров, расположенном в лесу над излучиной Тэмера, думала девушка, она проживет всю жизнь, окруженная своей семьей, вдали от тревог большого мира. А если вдруг проснется жажда приключений, свойственная покойному отцу; если, находясь рядом с капитаном Пенуорденом, она увидит мир его глазами — что ж, это смутное беспокойство легко подавить. Поиск приключений — это удел мужчин. Для женщин целью жизненного пути служит семейный очаг.

Она тихо покинула комнату, испытывая легкое чувство стыда, потому что по своему легкомыслию не смогла вызвать в себе серьезные размышления о жизни, которым, как втолковывала ей гувернантка, человек должен предаваться в день своего рождения. Кэролайн увидела, что ставни уже распахнуты и солнечные лучи падают на худощавую, прямую фигуру Амелии Пенуорден. Слегка склонив набок голову в белом чепце, из-под оборок которого выбивались пряди седых волос, та вглядывалась в портрет, висящий на стене, и прижимала к груди стиснутые худые руки, словно молилась.

Кэролайн замерла на месте, чувствуя, что ее нельзя прерывать. Но как только Амелия опустила руки и двинулась дальше, девушка побежала к ней, радостно окликая издали. Наспех присев в реверансе, она встала на цыпочки и поцеловала в щеку приемную мать.

— Мама, чей это портрет ты рассматривала? Свой, где тебе восемнадцать, или портрет папы, где он изображен в военной форме? — Она проследила за направлением взгляда Амелии. — Ты приказала повесить его здесь? — не веря своим глазам, прошептала Кэролайн. — Мой портрет будет среди портретов Пенуорденов?

— А как же иначе, дитя мое? — Голос Амелии звучал резковато, как всегда, когда она была взволнованна. — Восемнадцать лет мы считали тебя своей дочерью. И сейчас я молилась о том, чтобы в свое время эти стены украсили портреты твоих детей и внуков, достойных прошлых поколений нашей семьи.

Кэролайн обладала живым характером, ей было очень скучно и утомительно позировать для портрета. Она вообще была неспособна долго сидеть на одном месте, за это ее наказывали как сдержанная Амелия, так и пунктуальная и медлительная гувернантка. Теперь же, с восторгом глядя на свой портрет, девушка поняла, что не зря терпела эту скуку: художник изобразил ее сидящей в кресле, с чинно сложенными на коленях руками, в шелковом голубом платье, которое широкими складками ниспадает до самого пола. Белизна обнаженных плеч соперничала с белоснежной пеной кружев декольте. Тонкая талия, которую, как уверял Николас, можно обхватить пальцами рук, подчеркивалась поясом, расшитым золотом; сетка из золотой тесьмы сдерживала пышные темные волосы, уложенные в высокую прическу, открывающую маленькие изящные ушки. Художник правдиво отразил нежный румянец ее лица, розовые губы. В серых глазах, оттененных загнутыми темными ресницами, ему удалось уловить выражение живости и радостной доверчивости, которые так восхищали ее отца. Кэролайн радовалась, что ей разрешили позировать сидя: так она казалась более взрослой дамой. И хотя няня все время твердила ей, что невысокий рост — преимущество для женщины, так как рядом с ней мужчины чувствуют себя более сильными и мужественными, у Кэролайн на этот счет было свое мнение. Вот Тимоти гораздо выше ее ростом, но в их отношениях скорее именно она играет главенствующую роль.

Голос Амелии отвлек девушку от размышлений.

— Пожалуй, у меня нашлось лишь одно замечание к художнику. Вероятно, исходя из своих представлений о женственности, он изобразил твой рот и подбородок несколько вяловато. Телосложением, цветом волос и глаз ты пошла в мать, а вот черты лица унаследовала от отца. Хорошо, что тебе достались ее доброта и мягкость характера и вместе с тем — его отвага. Эти качества тебе пригодятся, если ты хочешь чего-то добиться в жизни, создать уютный дом для своего мужа и детей.

Кэролайн с живостью обернулась к Амелии:

— Ах, мама, но ведь я такая, какой меня воспитали вы с папой! И какие бы трудности ни принесло мне будущее, я уверена, их решение будет определяться вложенными в меня понятиями о том, что хорошо, а что плохо.

По лицу Амелии промелькнула легкая тень.

— Однако, дитя мое, я вовсе не хотела бы, чтобы ты стала женой Тимоти Бренкомба.

— Но я люблю его! — воскликнула Кэролайн. — Я знаю Тимоти почти всю свою жизнь и…

Мать невозмутимо продолжала:

— Я не одобряю эту невероятную любовь и твое желание остаться в поместье до конца своих дней.

— Да ведь Трендэрроу — мой родной дом! Как же мне не любить его?

— Потому что долг женщины, — серьезно ответила Амелия, — следовать за своим мужем и жить в его доме, а не наоборот.

— Именно это, мама, я и намерена сделать. Мы будем жить в поместье Сэмпфорд-Фоллиот, которое отдал Тимоти его отец. А потом, позднее… — Она вовремя удержалась, чтобы не упомянуть о кончине родителей в далеком будущем, и весело закончила: — Тимоти с удовольствием примет любые мои условия.

— Уж в этом-то я ни минуты не сомневаюсь, — язвительно заметила Амелия. — Он и твой отец готовы исполнять каждое твое желание, стоит тебе только пальцем шевельнуть.

Кэролайн испуганно посмотрела на нее:

— Мама, твой тон холоден и суров. Я тебя чем-нибудь огорчила?

Внезапно смягчившись, Амелия улыбнулась и поцеловала девушку в лоб.

— Нет. Хотя по временам ты и склонна к своеволию, должна признать, что ты оправдываешь мои надежды. Ты здорова и красива, у тебя любящая натура и смелый характер, который, правда, еще не подвергался жизненным испытаниям. И если ты настаиваешь на этом браке, я не стану тебе препятствовать. — Она снова выпрямилась, и глаза ее опять стали строгими. — Только предостерегаю, дитя мое, подумай хорошенько. Выйдя замуж, назад отступить уже невозможно.

Высокий, грузный и плечистый капитан Николас Пенуорден застыл у окна библиотеки, стены которой были обшиты дубовыми панелями. Он широко расставил ноги, как будто стоял на палубе. Рассеянно барабаня пальцами по некоему запечатанному документу, капитан вспоминал о решении, которое принял в этой самой комнате восемнадцать лет назад; решении, которое в то время казалось ему только актом самопожертвования, окончательным отказом от надежды иметь законного наследника Трендэрроу.

После одного из походов, который не принес ему успеха, его корабль вошел в гавань Плимута сильно потрепанным, а половина команды была убита или ранена. Высадившись на берег, капитан тотчас послал в Трендэрроу гонца с известием о смерти молодого офицера, жена которого оставалась с Амелией, и отчет в адмиралтейство. Покончив с неотложными делами, капитан, наконец, направился домой. Настроение у него было отвратительное. Даже завидев издали на высоком холме над рекой каминные трубы своего дома, он не испытал обычного удовольствия. Будущее представлялось ему безрадостным. В Трендэрроу его ожидала встреча с двумя плачущими от горя женщинами, а через несколько дней вызов, согласно которому ему придется дать разъяснения лордам адмиралтейства. Нет сомнений, что этот визит положит конец его мечтам стать командиром флагманского корабля.

На маленькой пристани капитана встретила смазливая дочь трактирщика — развратница с черными живыми глазами, выражение которых противоречило притворной почтительности, с которой она присела в реверансе. Она держала за руку трехлетнего мальчугана, отцом которого он стал намеренно, чтобы доказать бесплодность своей жены. Вдвоем они отправились в трактир, где много пили, и капитан с удовольствием поглядывал на пухленькую и веселую Молли, укрепляя свой дух в предвидении неприятностей, которые грозили ему в ближайшем будущем.

Возвратившись в поместье навеселе, на пороге он встретил Амелию, за которой кормилица несла крошечного младенца. Слегка покачнувшись, он остановился, не в силах ничего понять, а потом радостно кинулся обнимать жену.

Конечно, вскоре недоразумение было разъяснено, но неожиданная радость и последовавший за ней сокрушительный удар потрясли душевное состояние капитана. Капитан грозно расхаживал по дому, испытывая своеобразное удовольствие, когда при его приближении слуги испуганно вздрагивали; отдавал приказания нарочито громким голосом, словно протестуя против похоронной тишины в доме. В поисках утешения Пенуорден стал частенько засиживаться в трактире на пристани. В конце недели он решил признать своего незаконнорожденного сына, сделать его наследником Трендэрроу, забрать в свой дом его и, конечно, Молли. Хохотушка Молли радовала его больше, чем всегда одетая в черное жена, целиком поглощенная заботами о хилой, вечно хнычущей девчонке, которой, по его мнению, лучше было бы и не родиться.

Капитан вызвал Амелию в библиотеку и поставил ее в известность о своих намерениях. И тут она, всегда такая гордая и непреклонная, упала перед ним на колени с ребенком на руках.

— Можешь унизить меня, приведя в дом свою потаскуху, только оставь мне этого ребенка. У меня никогда не будет другого!

Он увидел глаза жены, исполненные отчаяния, невероятную нежность, с которой она прижимала младенца к груди, и, пораженный до глубины души, отвернулся. Поглощенный горькими сожалениями о неспособности жены подарить ему наследника, он никогда не задумывался, какие страдания она испытывает. Капитан приказал жене встать и с брезгливостью отвернул край шали, впервые взглянув на крошечное дитя. Ребенок открыл глаза и, казалось, смотрел прямо ему в душу; потом выпростал невероятно крошечную ручку и ухватился за шершавый палец капитана, как будто доверял себя его заботам.

Обозленный на себя за то, что поддался необычной для него сентиментальности, капитан возложил всю ответственность за свое решение на Амелию, неоднократно повторяя, что только по своему великодушию согласился принять сироту в свой дом, неизменно подчеркивая, что приносит себя в жертву.

Не один год его грызло чувство вины перед собственным сыном. Но этот крепкий на вид мальчуган умер в возрасте девяти лет, а хрупкая сиротка выжила.

Дверь библиотеки открылась, послышался шелест шелка, и он быстро обернулся, спрятав документ за спину. В комнату вбежала Кэролайн, одетая в платье сиреневого цвета, и, смеясь, привстала на цыпочки и поправила на отце съехавший парик.

— Папа, должно быть, тебя что-то тревожит. Я заметила, что, когда ты озабочен, вечно сдвигаешь парик набок.

— Ты совершенно права, моя милая! — Капитан широко улыбнулся. — Хотелось бы мне, чтобы ты пореже замечала мое плохое настроение.

— Сидящий криво парик — верный признак. А вообще голова без парика не очень-то украшает джентльмена. Я как-то видела Тимоти без парика. Брр! — Она вздрогнула с преувеличенным ужасом. — Когда мы поженимся…

— Значит, мисс, вы твердо держитесь этого курса? Я заметил, как ты запросто сказала: «Когда мы поженимся», хотя пока еще ни ты, ни Тимоти не спрашивали моего разрешения.

Кэролайн погладила короткие толстые пальцы отца.

— Как раз сегодня Тимоти и намерен это сделать! Перед отъездом в Лондон он обещал, что придет просить моей руки в мой день рождения.

— И ты его любишь?

— Конечно люблю! — пылко подтвердила девушка. — Он для меня, как любимый брат.

Капитан задумчиво сказал:

— Верно. Я заметил между вами такие же доверительные и дружеские отношения, которые были между моей сестрой Мэри и мной.

— Ты все еще вспоминаешь о ней, папа?

Лицо капитана Пенуордена затуманилось.

— Очень часто. Чем старше мы становимся, тем живее в нас воспоминания детства. Прошло уже двадцать пять лет, как я видел ее в последний раз. Даже не знаю, живет ли она все еще в Америке и вообще жива ли. Я получил от нее только одно письмо, а потом — ни строчки.

Кэролайн встала на цыпочки и сочувственно поцеловала его в щеку.

— Не могу понять, почему твой отец поступил жестоко, отказавшись от дочери только потому, что та решила выйти замуж за человека, которого он не одобрил. Я так рада, папа, что ты у меня не такой!

Глаза капитана прояснились, и он обнял девушку за талию.

— Ах, я так люблю дочурку! У нее хватило здравого смысла выбрать себе мужа, который не увезет ее далеко от дома.

— Я люблю здесь каждый камень, каждое дерево, каждый уголок! И стоит мне подумать, что меня могут лишить Трендэрроу, как твою сестру…

Он не дал ей продолжать, приложив палец к ее губам.

— Давай не будем говорить о грустном. Сегодня твой день рождения, и пусть он будет наполнен радостью. Посмотри, что у меня здесь. — Капитан протянул девушке документ. — Это мое завещание, Кэролайн. После моей смерти ты станешь хозяйкой Трендэрроу. Так что нечего тебе волноваться, смотри веселей, девочка! А сейчас мы уберем завещание ко мне в бюро и больше не станем о нем говорить. Иди сюда, найди-ка мне пружинку!

Кэролайн захлопала в ладоши, глаза ее засветились таким же удовольствием, как в детстве, когда они играли в игру с потайным ящиком. Надежно спрятав документ, она схватила капитана Пенуордена за руки и заставила танцевать джигу, кружась по библиотеке, пока он, раскрасневшийся и запыхавшийся, не упал в огромное кресло у камина.

Кэролайн перегнулась через спинку кресла, обняла его за шею и нежно сказала:

— Дорогой папа, сегодня самый счастливый день в моей жизни! Теперь мой портрет висит в галерее, и мама была так добра, что похвалила мою внешность. Ты убедил меня в том, что любишь меня, как собственную дочь, и что Трендэрроу всегда будет моим настоящим домом. А теперь… — Она закружилась на месте, и шелковое платье вихрем взметнулось вокруг ее ног. — А теперь мне нужно поскорее приготовиться к встрече с Тимоти. Ну разве жизнь не прекрасна?

Через пять минут Кэролайн уже спускалась по узкой крутой тропинке, которая вела от дома к лесу. Кроны могучих дубов и могучие ветви вековых елей закрывали небо, отчего тропинка была темновата. Высокие папоротники смыкались над головой девушки, а лопух, росший вдоль ручья, был похож на тропическое растение, которое описывал ее отец.

Вскоре перед ней показалась часовня. Кэролайн потянула на себя обитую железом дубовую дверь, и ее сразу обдало сыроватым запахом закрытого помещения. Убранство часовни было очень простым. Две деревянные скамьи с резными завитушками на сиденьях, аналой, покрытый льняной материей, на котором тускло сиял золотой крест.

Кэролайн некоторое время стояла, наслаждаясь привычным ощущением абсолютной безопасности и покоя, затем опустилась на колени и стала читать молитву.

Неожиданно девушка услышала звук шагов и хруст камешков, придавленных тяжелыми сапогами. Она затаила дыхание. Шаги остановились у входа в часовню, потом стали удаляться и вскоре затихли на узкой тропинке, ведущей к утесу.

Какой Тимоти милый, подумала девушка. Не решился нарушить ее уединение, побоялся помешать ее молитве. Чувствуя, что больше уже не может сосредоточиться, девушка встала, несколько раз перекрестилась и вышла из часовни. На пороге она оправила зеленое платье, подтянула шнурок корсажа и убрала выбившийся локон.

Солнце слепило ей прямо в глаза. Стоящий против света Тимоти казался статуей, окруженной золотистым сиянием. Опершись одной ногой на изогнутый корень дуба, выросший в самом конце тропинки, он пристально смотрел вниз с каменистого отвесного обрывы утеса. Тимоти даже не шелохнулся при ее приближении.

Протянув к нему руки, она радостно окликнула:

— Тимоти! Ах, Тимоти, как же я рада тебя видеть!

Он неторопливо обернулся и выпрямился. Медленным, подчеркнуто церемонным жестом, совершенно незнакомым для Кэролайн, снял треуголку и низко поклонился. Только когда он поднял голову и шагнул в сторону, загородив собой ослепляющий солнечный свет, она поняла свою ошибку.

Это был не Тимоти.

Разочарованная и недовольная собой, девушка настороженно рассматривала незнакомца. Выше среднего роста, с веселыми искорками в карих глазах, белокурые волосы гладко зачесаны и связаны черным бантом, лицо загорелое, как у моряка.

Кэролайн испуганно пролепетала:

— Я… Я ошиблась, сэр, — и повернулась, чтобы удалиться.

Молодой человек подошел и остановил ее мягким прикосновением руки:

— Прошу вас, не бойтесь. Вероятно, я поступил нехорошо, что испугал вас, но я хотел посмотреть своими глазами…

— На что посмотреть? — требовательно спросила девушка, не зная, как потактичнее закончить разговор.