Зря я, конечно, с мамой поделился. Мама повела себя странно. Она сильно возмутилась, распереживалась и сказала мне, что она обязательно устроит дедушке скандал, чтобы он «ребёнку психику не разрушал», чтобы не вёл больше со мной таких ужасных разговоров. Я её насилу уговорил не позорить меня, потому что получается, что он мне открылся, а теперь у него за честность проблемы с моей мамой будут. И ещё я пообещал маме, что с моей психикой все в порядке, что к психологу меня никакому вести не надо, что я очень спокойно всё понимаю. А мама сказала, что тогда ей самой нужно к психологу. Потому что для неё самое важное — это моя здоровая психика. Же-е-енщина…

Сейчас я пытаюсь сформулировать, а что же для меня самое важное? Ответ на этот вопрос оказалось найти не так-то просто. У меня нет никаких особенных мечтаний. Ну если уж совсем фантазировать, мне истории про космос, планеты нравятся, про спутники, а особенно про Луну. Если бы получилось когда-нибудь слетать в космос, было бы здорово. Ну а если не получится, то тоже нормально. Меня всё устраивает. Мне всё нравится. Получается, что я — счастливый человек. Нет, в моей жизни есть, конечно, свои мелкие неприятности: мне нужно ходить в школу, я играю на скрипке, Муся царапается, и у меня пока нет друзей, но остальное всё в порядке. Я подумал, что космос далеко, а всё самое важное — рядом: мама, папа и беседка во дворе.

12. Про Валеру

Два года назад летом у нас во дворе мужики варили раков. Папа был очень довольный. Потирал руки, шутил шутки и хвалил обстановку и соседей: «Это в каком ещё дворе в этом городе можно такое представить? Класс! Раки! Красота!» Я не знал, что папу так легко порадовать. Мама, видимо, знала, потому что совсем не удивлялась. Я решил пойти посмотреть. Не потому, что я никогда не видел, как варят раков (хотя и поэтому тоже), а потому, что мне было интересно, что такое «красота» для моего папы.

Женщин во дворе не было, и из детей тоже никто не вышел. Уже было часов девять вечера. Собрались только мужчины. Все они были в хорошем настроении. Рядом со столом, где иногда на праздники мы всем домом жарим шашлыки на мангале, соорудили из больших камней и куска железа огнище. Дедов отправили в дозор. Они прогуливались по периметру двора, высматривали, не идут ли «предатели». Предателями у нас были несколько бабушек из соседних домов и очень правильный сосед Влад из первого дома, который сразу звонил в полицию, если мы шашлык жарили. Тогда к нам приходил участковый и составлял бумагу на всех нарушителей — разводить огонь во дворе запрещено.

Все остальные соседи страшно возмущались, потому что огонь они разводили на безопасном расстоянии от всего, но запрещено было вообще везде. Зря, конечно. Уютно, когда во дворе костром пахнет.

Я всегда приношу из дома сосиски, протыкаю их крепкой веткой и жарю на огне. Мама мне по такому случаю разрешает даже газировку пить, хотя в обычные дни говорит, что это яд.

Откуда взялись раки, я не знаю. Но для моей истории это не важно. Саша принёс большой чан из гаража, в него из шланга для полива клумбы налили много воды и поставили на огонь. Пока вода закипала, мужчины сидели за столом и вели свои мужские разговоры, в которых я пока не всё понимаю, но для этого надо ещё немного повзрослеть: про футбол, про рыбалку и про раков. Каждому было что сказать. У каждого была «та самая история», и все смеялись, видимо, там было много шуток. Шутки их я тоже ещё не понимаю. Думаю, что у меня нет чувства юмора.

Папа всё время на меня посматривал и спрашивал, когда я пойду домой. Я и не собирался долго задерживаться. Меня немного тема футбола заинтересовала.

Про футбол интереснее говорить, чем смотреть его. Я пробовал с папой поболеть во время какого-то чемпионата за нашу команду, но у меня терпения не хватило, хотя я очень терпеливый. Мне не нравилось, что папа сильно нервничал, переживал и кричал, а я вообще не волновался. Без волнения сидеть перед телеком два часа не интересно. Я тогда ушёл в комнату и читал книгу.

Мама иногда из кухни заходила то на папу посмотреть, то на меня и была нами обоими очень довольна. Сама она все два часа разговаривала с подругой. Два часа! Почему я знаю, потому что иногда она ей говорила: «Подожди, пойду на своих посмотрю». А потом в трубку сообщала: «Читает. Футбол смотрит». Наверное, это был идеальный вечер — каждый был занят свои делом. Жалко только, что у меня книга была неинтересная. Одна из тех, что задали в школе на лето прочитать. Я ответственный. Я читаю.

Ну вот. Когда мужчины про футбол разговаривают, оказывается, что эта игра гораздо увлекательнее, чем можно себе представить. Почти как шахматы. Я решил, что ещё раз попробую с папой матч посмотреть с этими новыми знаниями. Папе было бы приятно. Я видел, что он был очень во мне разочарован, когда я в первый раз сказал, что мне неинтересен футбол, и ушёл к себе. Ему нужно было с кем-то кричать во время игры. Но я бы всё равно не кричал.

Когда принесли большой таз с раками, мужчины его обступили, стали суетиться так, что не дали мне даже в этот таз сразу заглянуть. Стояли над ним плотным кружком и повторяли: «Ну красота! Красота!» Значит, не один мой папа раков считал красивыми.

Половину раков сразу отправили в кипяток вариться. Там тоже ничего видно не было. Я не очень-то высокого роста для одиннадцати лет. Ну хорошо. Скажу прямо. Я вообще маленького роста. Но это не важная информация.

Таз с оставшимися раками отставили в сторонку на землю, и я наконец-то смог к нему подойти.

Я очень разочаровался в людях… Раков варили живыми. Они копошились в тазу, беспомощно перебирали клешнями и не знали, что они уже совсем не раки, а вторая порция… На меня такая тоска вдруг напала, как тогда, когда очень плакать хотелось.

У нас в классе есть девочка вегетарианка. У неё и мама такая же, а папы нет. И она нам рассказывала, что категорически отказывается кого-то есть, что они с мамой едят только фрукты, овощи там всякие, орехи и каши, но никогда-никогда никого живого. Я не такой. Я люблю сосиски. Хотя сосиски не живые. Я всё понимаю про курицу и говядину, но дома я еду вижу уже приготовленную. Мама права: у меня богатое воображение. Чего только я себе не представил, пока смотрел на раков. Тоскливей вечера у меня не было.

Один из раков оказался проворней других, он очень сильно двигал клешнями, умудрился добраться по другим ракам к краю таза и очень неудачно выпал из него на спину. Лежал там на траве и шевелил усами.

Я за него страшно испугался, как за родного. Я понял, что всех мне не спасти, но ему я помочь обязан. Тем более что он больше всех других боролся за жизнь, а сейчас ещё кто-то из мужиков на него и наступить может. Я схватил рака за брюшко и побежал домой.

Дома сразу в ванную забежал, заткнул раковину пробкой, опустил туда рака и включил воду…

Что дальше? Вот об этом я подумать не успел. Это был порыв. Мама так сказала: «Это был порыв», — когда принесла домой кошку Мусю. Эта фраза очень вовремя пришла мне на ум, потому что, по крайней мере для мамы, она могла всё объяснить. Из ванной мне выходить не хотелось, но минут через десять туда постучалась мама: «Костик, у тебя всё в порядке?» У меня — да. У рака — нет. Он ещё не был в полной безопасности. Скоро домой вернётся папа. Он обещал маме «недолго».

Я вышел из ванной, закрыл за собой дверь, прислонился к ней спиной и сказал маме очень серьёзным голосом: «Мама, пообещай, пожалуйста, что ты не зайдёшь туда, пока папа не придёт». Папа пришёл через три минуты. Потому что мама тут же позвонила ему и сказала: «Лёша! Срочно зайди домой. У нас что-то случилось!» И, видимо, папа спросил «что», потому что она сказала: «Я сама пока не знаю».

Мы с мамой так и стояли в прихожей, когда папа с очень тревожным лицом зашёл в квартиру. Наверное, можно было бы сказать «влетел» в квартиру. Мама просто кивнула в мою сторону, и они оба уставились на меня. У меня не было приготовленной речи. Порыв же. Я не знал, что сказать, поэтому просто медленно открыл дверь в ванную. Подошёл к раковине и сказал: «Вот. Он будет жить с нами».

Там дальше очень долго и бессмысленно что-то рассказывать. Папа с мамой снова из-за меня поругались. Папа начал ещё в ванной.

Я его понимаю лучше, чем он думает. Он начал ругаться так сильно, потому что испугался за нас с мамой и, пока бежал домой, много чего успел подумать нехорошего, а тут всего-навсего рак в раковине. Ложная тревога. Он мог бы так и сидеть с мужиками, раков есть, про футбол разговаривать и зря не бегать. И ещё я понял, что снова его разочаровал, когда они с мамой быстро ушли в свою комнату пошептаться. Я слышал обрывки папиных фраз: «Это разве мужик растёт? Мне с ним через десять лет ни пива не выпить, ни раков не съесть». Ну и дальше ещё всё про спорт, мужской характер, мужские занятия и «маменькиного сынка».

Обидно. Но был и хороший знак. Мне показалось, что мама с ним не совсем согласна. Из комнаты папа вышел резко и внезапно, так что я даже не успел от двери на безопасное расстояние отскочить и притвориться, что не подслушивал. Но мне за это не попало. Они на меня не обратили внимания. Папа быстрым шагом пошёл в коридор, а мама слишком добрым голосом сказала ему: «Лёша, ну посиди с ребятами подольше». И папа виду не показал, что именно этого он и хотел, но по спине было видно, что обрадовался.