— Ну, будь цела… невестка, — промолвил он и потянулся ее обнять, но Правена отстранилась.

Испуганно-враждебный взгляд мигом дал Святославу понять о причине такой неприветливости; Правена оглядела его с ног до головы даже с возмущением, будто спрашивая: как ты смеешь! Он нахмурился.

— Не бойся, — сказала ей в ухо Малфа, придерживая за плечо, и слегка подтолкнула к нему. — Князь тебе деверь, он не враг… На нем нет вины, он клятву дал…

Правена оглянулась на нее с недоверием, но взяла себя в руки и позволила Святославу поцеловать ее в щеку, хоть никак не отозвалась на эти ласки. К ней подходили и другие родичи, знакомые ей, как Лют или Асмунд, или вовсе незнакомые, как Бер или Сванхейд, но она скользила по лицам довольно растерянным взглядом. В душе ее зрел надлом от мысли: все эти люди собрались здесь ради Улеба, но его самого нет, он лишь витает незримым духом над особо приготовленной для него посудой.

И другое ее занимало: если князь допущен за поминальный стол, значит, виновным в смерти Улеба его не считают. Но быстрый ищущий взгляд не обнаружил за столами Игморовой братии, и Правена утвердилась в мысли, что подозрения, неохотно высказанные Вальгой, не опровергнуты.

— Не нашли? — шепнул Вальга, подойдя поздороваться с отцом.

Асмунд выразительно поджал губы и покачал головой.

— А ты чего ее привез-то?

— Она на могилу хочет…

Асмунд снова покачал головой: он не ждал, что приезд молодой вдовы водворит мир между родичами покойного. Скорее наоборот.

Правену усадили по другую руку от Сванхейд, Малфа достала ей ложку и показала на горшки с кашей, блинами и киселем. Но Правена едва притронулась к угощению — только ради обычая. Хоть она и устала с дороги и была голодна, однако все ее чувства поглотила самая важная мысль.

— Когда я смогу увидеть могилу моего мужа? — обратилась она к Сванхейд. — Это недалеко отсюда?

— Конечно, дорогая. — Сванхейд ласково накрыла ее руку своей. — Поешь, и я отведу тебя.

— Расскажите мне, как его хоронили. — Правена отщипнула кусочек блина, но словно забыла, что еще его надо съесть.

— По русскому обычаю, могилу сделали просторную, досками выложили, всякого добра с ним положили. И бережатых двоих, что при нем погибли… тоже с ним.

— А жен… — Правена запнулась и сглотнула. — Ему дали с собой… посмертную жену?

— Нет. Он ведь… не хотел бы этого. Мы так подумали, сколько успели его узнать…

— Вот и хорошо. — Правену явно обрадовал этот ответ. — Тогда я смогу сама за ним пойти, ты согласна, госпожа?

— Пойти… куда?

— На тот свет, госпожа. В Закрадье.

Сванхейд подняла руку, призывая к тишине, но сидевшие ближе и так прислушивались к ее разговору с вдовой внука.

— Ты хочешь пойти за ним… в могилу? — переспросил изумленный Святослав.

По обычаю, знатным русам давали с собой молодую рабыню, но Святослав ни разу не видел, чтобы за мертвым ушла его законная жена, свободная женщина. Даже если ей не нужно было управляться с покинутым хозяйством и растить детей, она могла забрать свое приданое и свадебные дары, вернуться в родную семью и снова выйти замуж, если была не очень стара. Его собственная мать не пошла в могилу за мужем — ей ведь предстояло решать все дела и улаживать сложности, принесенные Ингваровой смертью.

А Правена… Ее мать, Славча, умри Ингвар до женитьбы на Эльге, могла бы стать его посмертной спутницей, но Правена и родилась, и замуж вышла как женщина свободная.

— Ну конечно, — уверенно ответила Правена, и стало видно, что она нрава вовсе не робкого, а лишь растерялась в первый миг среди множества незнакомых людей. — Разве это не мой долг? Жаль, что его похоронили без меня, иначе я последовала бы за ним сразу. Нас на одно погребальное ложе положили бы… Я вышла за него, чтобы у нас была одна судьба, — в жизни и в смерти. Я желаю разделить его судьбу. Таково мое желание, — упрямо повторила она, предупреждая возражения. — Но сейчас ведь еще не поздно, госпожа? — взмолилась она, и снова стало видно, как она еще молода. — Пока не прошел год и душа его не порвала с белым светом… Я еще успею его догнать?

Правена слегка поежилась. Не смерти она страшилась, а только того, что окажется на темных, неведомых тропах того света в одиночестве. Если бы знать, что рука Улеба встретит ее сразу, как только она перешагнет порог, — она шагнула бы без малейшего трепета, лишь с радостью!

— Здесь вон какие волхвы есть мудрые! — Святослав кивнул на Дедича. — Они проводят.

— Это правда можно сделать? — впервые за многие дни Малфа взглянула на Дедича и прямо обратилась к нему. — Это… ты сумел бы…

Его способность ходить по темным тропам она не раз испытала на себе и теперь обхватила руками плечи, чтобы сдержать невольную дрожь. Ведь Правена собралась уходить насовсем! Она не выплывет из той темной реки, в которую намерена броситься!

— И ты сделаешь это? — полушепотом спросила Малфа, широко раскрытыми глазами глядя на Дедича — того, кто отчасти воплощал для нее Змея-Волхова и богов нижнего мира. — Ты… умеешь…

Она сильно содрогнулась, представив, как Дедич этими самыми руками, какими обнимал ее, затянет петлю на горле Правены или вонзит нож ей в грудь…

«Уметь-то и я умею… — подумал Лют. Мистина рассказывал ему о принесении жертв на костре погибших в Греческом царстве, где не было жриц-«валькирий», а только он и Хавстейн. — Но она ведь не полонянка…»

— Нет, постойте! — вмешался Бер. — Правена…

Он сегодня впервые увидел жену покойного брата — когда Бер побывал в Выбутах, Правена еще жила в Киеве, — но красота и решимость этой молодой женщины тронули и взволновали его. Будучи сам пылким, прямодушным и упорным в защите того, что считал правильным, он и в других ценил эту готовность. Он понимал, что за чувство толкает Правену в могилу, но совсем не желал, чтобы эта юная жизнь пресеклась напрасно.

— Ведь мы не потому не дали ему с собой жены, что рабыню для брата пожалели. Было бы нужно — мы бы хоть двух дали. Но ведь ему нельзя…

— Он же был христианин! — подхватил Лют. — Он же крестился в Царьграде. А крещеным с собой на тот свет никого брать не полагается. Ни рабынь, ни жен водимых.

— А ты сама крещена? — спросила Сванхейд.

— Да. Я не ездила с княгиней в Царьград, была еще мала, но матушка моя ездила и с нею крестилась. А как она вернулась, она и нас крестила… Княгиня храм построила, во имя Святой Софии, чтобы как в Царьграде [Есть вполне достоверные данные, что в Киеве 11 мая 960 года был освящен храм Святой Софии, деревянный, предшественник каменного, возведенного при Ярославе. Правда, простоял он всего несколько лет, к смерти Ольги уже не действовал.]… И я, и сестры мои тоже были крещены.

— Ну а кто крещен, тому себя убивать — грех большой, непрощаемый! — воскликнула Малфа; она тоже была крещена в Киеве, хотя здесь, где христианских священников и храмов не имелось, предпочитала об этом не вспоминать. — Если ты убьешь себя, то не встретишься с Улебом больше! Только если проживешь, сколько положено, своей смерти дождешься, тогда… быть может… за жизнь добрую и честную… Господь у себя в чертогах вновь вас вместе сведет.

Она не была уверена, что последние ее слова — правда, но не сомневалась, что добровольная смерть Правены уж точно помешает ей вновь обрести мужа на том свете.

Правена задумалась, опустив голову. Малфа угадывала — сейчас Правена потеряла мужа второй раз, потеряла надежду уже вот-вот увидеть его снова. Возможное свидание откладывалось… на много лет, может, двадцать или даже тридцать. И все это время она будет одна, будет страдать под гнетом горя. Одинокая жизнь разворачивалась перед ней длинным-длинным полотном, и нужно немалое мужество, чтобы свыкнуться с мыслью об этом пути.

Ты прости-прощай, мой лада милое,
Дорогой мой Улебушка Мистинович…

— начала Правена, не поднимая головы.

У Малфы и Сванхейд немного отлегло от сердца — вдова начала причитать, а значит, смирилась с разлукой.

Пришло нам с тобой последнее расставаньице,
Вековое больше да несвиданьице.
Проводили тебя во последний путь,
Во последний путь да во дороженьку.
Ты прости меня, ладо милое,
Что мы жили с тобой да мало годичков,
А мы не ссорились да не ругалися,
Не ругалися да не рядилися.
Я тебе во всем была жена покорная,
А не простилася с тобой да в ту дороженьку,
Не увидела тебя во твой последний час,
Не закрыла тебе да очи ясные,
Не сложила тебе да руки белые…

Слушая, Бер взглянул на Святослава. Князь поначалу был хмур, в ярких голубых глазах просвечивало недовольство: он бы счел весьма уместным, если бы молодая жена отправилась вслед за Улебом. Но, слушая ее звонкий молодой голос, князь постепенно расслабился, задумался, на лице появилась печаль. Особенно печалиться о ком-то другом он не умел, так может, предвидел, как над его собственной могилой когда-то будет причитать жена?

Я пошла бы с тобой во дорожку дальнюю,
Во дорожку дальнюю, невозвратную,
Да не ведаю к тебе пути-дороженьки,
Не догнать мне тебя во синем небушке.
У кого я тебя да стану сыскивать,
У кого да стану я спроведывать,
Уж неоткуда мне тебя будет не выглядеть,
Из темна́ леса́ да не выкликать…