Мельком он бросил взгляд Правене и Алдану: неужели напали на след?
— Ну, у девок-то одно на уме: женихи. У одной всего два зуба во рту выросло, а уже подай ей жениха! А те две дурищи-то взрослые, года по три как поневу надели. Им бы бежать без оглядки, а они стоят под березой, таращатся: ох и хорош жених! И собой, дескать, красавец, и одет богато, и кафтан на нем, вот, вроде твоего, княжич…
— Ой божечки! — От волнения Правена схватила Бера за руку и сжала. — Где эти девки? Пусть сами нам все расскажут! Я хочу от них самих услышать, можно их сыскать?
— Да, можно ли? — Поддержал ее Бер, и быстрый взгляд его говорил, что он понял ее мысль.
Быть может, сами девки и не могут описать внешность встреченного в лесу чужака более внятно, чем это сделал Вешняк, но если задавать им вопросы поточнее, не удастся ли опознать в этом всаднике одного из тех, кого ищут? Смущал конь: откуда бы им его взять, если бежали они, скорее всего, на лодке? Но они ведь могли разделиться, и кто-то из них мог купить коня. Было известно, что после ночной встречи с Улебом Игморова братия не возвращалась в Новые Дворы и из своих пожитков ничего не взяла, но у них, княжеских приближенных и любимцев, на пальцах, на шее, на руках, в ушах имелось у каждого целое богатство. «Да с них станется и коня украсть!» — мельком подумал Бер.
— Вот-вот с покоса все вернутся — сходим к ним, к Горюну и к Зажоге. — Бер успокаивающе сжал руку Правены.
— К Горюну идите, — посоветовал Вешняк. — Зажогина девка того отрока мало видела, а Горюнова — хорошо. Там как было-то? — начал сам рассказывать он, не в силах уступить это другим. — Они, девки две, стоят у тропы, смотрят: кто-то верхом едет навстречу. А кругом лес, рядом болото Погорелое. Они смотрят: и молодец незнакомый, и коня такого ни у кого из наших нет. Хороший конь, кормленый, сам серый, грива белая, и яблоки такие вот белые по крупу. Они стоят, глаза пучат, а он возьми и остановись. Будьте целы, говорит, красавицы. Еду, мол, на гулянье, а венка у меня нет. Не дадите ль мне венок? Ну, Горюнова девка возьми ему венок и подай. Он его на шею себе кладет и говорит: нечем мне отдариться, вот, перстень есть дорогой, возьми. И подает ей перстень — только князю такой впору. Она перстень держит, а он ее за эту руку берет и на коня позади себя сажает. Сама вроде не поняла, как на коне оказалась. А он коню: скачи, мол. Вмиг — и пропали, только по лесу зашумело. Та вторая, Зажогина девка, и опомниться не смогла, как одна осталась. А Горюнову девку сыскали потом только к полудню: за Мирожкиной пустошью, где Хортец — это ручей у нас.
— Живую? — ахнула Правена.
— Что же с нею было? — спросил Бер.
— Живую, слава чурам, да ничего хорошего… Без памяти лежала, только к вечеру в себя пришла. Молчит, не говорит ничего. А только день ото дня сохнет…
— Мы непременно должны ее повидать. — Правена взглянула на Бера. — Может, проводишь нас, старче? Если девка хворает, она ведь дома, не на покосе?
— Кажись, дома.
— Я знаю, где Горюнова изба. — Бер поднялся, держа руку Правены. — Спасибо за хлеб-соль, Вешняк, пойдем-ка мы к Горюну, покуда не стемнело.
Однако Вешняк пошел их провожать, хотя до Горюновой избы было шагов с полсотни. Правена держалась за руку Бера; оба волновались, но лишь переглянулись и сначала ничего не стали говорить, опасаясь спугнуть удачу. Дорогой перстень и кафтан внушали им надежду: такие вещи очень даже могли оказаться у кого-то из приближенных Святослава и едва ли нашлись бы у местных, иначе Вешняк им бы не удивлялся.
— Вот только… — шепнула Правена, когда уже видна была Горюнова изба, — ты бы на их месте стал за каким-то девками гоняться? На конях их катать, когда надо бежать, голову свою спасая?
— Так они и не самого большого ума люди, — так же шепотом ответил Бер. — Иначе не затеяли бы такого дела. Вот ты их с детства знаешь — они там все мудрецы?
— Нет. Градимир — муж неглупый, Красен тоже не дурак. А остальные только кулаками махать горазды.
— Градимира девка за отрока не приняла бы. Я его вспомнил — у него борода такая темная, да? По нему видно, что четвертый десяток. А то был из молодых кто-то. Нам бы хоть одного зацепить! — не выдержав, шепотом воззвал к высшим силам Бер. — А там бы и остальных…
— Только бы они не разделились и этот Ярила на коне один не остался! Поймаем его — а он про остальных и не знает.
Вешняк уже стучал в дверь. Выглянула баба, хозяйка. Сам Горюн был на покосе с прочими детьми, но искавшая жар-цвета девушка оказалась дома. На Бера и Правену хозяйка взглянула с изумлением и не сразу согласилась их впустить; Бер со всем своим красноречием убеждал ее, что должен расспросить о злодее, едва не сгубившем девку, но хозяйку смущала Правена — незнакомая молодая вдова. Бера она знала, хоть и не понимала, как он оказался в Боженках не зимой, когда собирают дань, а посреди лета.
Наконец их впустили. Из семьи были дома, кроме хозяйки, та самая девушка и двое детей: один лежал в зыбке, подвешенной к матице, второй, двухлетний, ползал по полу. Девушка, одетая только в рубашку с пояском, качала зыбку: дети были старшего брата, который вместе с женой ушел с отцом косить. Светловолосая, ростом чуть ниже Правены, хозяйкина дочь была недурна собой, но выглядела подавленной и нездоровой. При виде незнакомых, явно важных гостей, которых привел Вешняк, в испуге встала.
— Вот, Горюновна, сам княжич из Холм-города приехал на тебя посмотреть! — сказал ей Вешняк. — Уж и туда слух дошел, как ты невесть с какими молодцами на конях по лесу разъезжаешь. Давай, расскажи княжичу, как дело было.
— Не было ничего… — чуть слышно пробормотала девушка, отводя глаза. — Я ничего не знаю.
— Дай я с ней поговорю, — шепнула Беру Правена и подошла. — Будь цела, милая! Как тебя зовут?
— Ле… — Девушка испуганно взглянула на мать, будто спрашивая, можно ли назвать свое имя. — Лельча.
— А я — Правена. Бериславу я невестка. Ехали мы мимо вас к Видимирю, остановились, вот, на ночь в погосте. Давай-ка сядем и поговорим. Это кто — племянники твои?
Сама имея малое чадо, Правена постепенно втянула девушку в разговор. О происшествии в лесу в Ярилину ночь та говорила неохотно, отводила глаза. На руках у нее Правена заметила несколько синяков: если бы они остались с Ярилиной ночи, то уже пожелтели бы и сходили, но синяки выглядели довольно свежими. Не бьют ли ее дома, что опозорила семью, прославилась на всю округу?
— Расскажи мне, как тот человек выглядел, — шептала Правена, пока Бер у стола толковал с хозяйкой и Вешняком. — Не бойся. Если он тебе зло причинил, мы заставим его ответить, клянусь, только помоги нам его найти. Ты верно знаешь, что никогда раньше его не видела?
— Да уж верно! — неожиданно живо ответила Лельча, как будто ее спросили, не бывала ли она на Луне.
— Какой он был? Совсем молодой или в годах? Как Берислав или постарше?
— Не знаю толком, — прошептала Лельча, глядя вниз.
— Но ты же его видела!
— Больше со спины видела. Я же у него за спиной сидела.
— Но ведь он поначалу вам с той подругой навстречу ехал. — Правена подумала, что надо было начать с другой девушки: та, менее испуганная, будет охотнее вспоминать встречу в лесу. — Ты ведь говорила с ним? О венке, о перстне?
— Говорила…
— Ты же видела его лицо. Борода у него была?
— Н-нет, — задумчиво ответила Лельча, держась за край зыбки. — Не было бороды.
— Ну вот — стало быть, отрок молодой. А волосы? Светлые? Русые? Может, рыжие?
— Вроде светлые… но там почти темно было.
— Прямые? Кудрявые? Короткие? По ухо или по плечо?
— По плечо, пожалуй. Прямые.
— И пока вы ехали, он хоть что-нибудь сказал?
Лельча помолчала, но Правена чувствовала, что это не прежнее упрямое молчание, вызванное испугом: Лельча уже готова отвечать, но не уверена в своих воспоминаниях.
— Прошу тебя, вспомни! — шепотом взмолилась Правена, держа ее за вторую руку и придвинувшись к ней вплотную. — Я тебе обручье серебряное подарю или сорочку с шелком на рукавах, только помоги нам. Мы ищем… неких людей… они нам ужасное зло причинили… моего мужа жизни лишили по злобе своей, беззаконно. И сгинули. Кто нам поможет на след напасть, того мы богато одарим. Если твой злодей был из тех людей, что меня вдовой сделал на третьем году после свадьбы, а мое чадо — сиротой, что и отца не запомнило, ты мне как сестра будешь, коли поможешь их сыскать.
Лельча повернулась и вблизи заглянула ей в глаза. На шее возле плеча Правена заметила у нее синяк, и тоже свежий. А если бы не хворь, то была бы красивая девка: миловидное славянское лицо, довольно скуластое, низкий широкий лоб, густые черные брови оттеняют серо-голубые глаза, нос чуть вздернут, светло-русые волосы гладко зачесаны. Сквозь густой летний загар просвечивают веснушки. Вид у Лельчи был смышленый, но сейчас что-то ее сильно тяготило.
— Нет, этот не из тех… — прошептала Лельча.
— Почем ты знаешь?
— Этот не мог…
— Почему?
— У него же… — глаза Лельчи широко раскрылись, в них проявился ужас, — головы нет…