Мой образ наивной ученицы колледжа, в белой рубашке, плиссированной серой юбке, с заправленным под летнюю жилетку из льна красным галстуком в тон высоким гольфам и аккуратным хвостом на макушке, должен был расположить его к общению со «стенографисткой», за которую меня принимали все, кто хотя бы замечал возле Воеводина и Смирнова.

В бюро строгого дресс-кода не существовало. Иногда я надевала на службу порванные на коленях джинсы и военные ботинки на высокой шнуровке, в жаркие дни — шлепанцы, но чаще всего натягивала поверх трех футболок (об этом позже) безразмерные худи или пиджаки, что я прихватила из Нижнего, забрав из отцовского шкафа.

Участковый представился, коснувшись пальцами козырька фуражки. Мы оба наблюдали, как Камиль рассматривает на кончике пинцета комок грязи с морды Золушки, словно отыскал на влажном липком носу «золото», а не «золу».

— Геннадий Дмитриевич Линейка. У нас тихо тут, милая барышня! Даже алкашей возле ларька не сыщете. Нет убийц в Костино! Нету! — сделал он вывод, а мне почему-то захотелось мысленно добавить: «А в Максино и Кирьино?» — Городские все зло-то творят, говорю вам, городские на лето понаехали к нам-то. То ведь они мусор до баков донести не могут! По статье 8.2 КоАП РФ  [Несоблюдение требований в области охраны окружающей среды при обращении с отходами производства и потребления.] к административной ответственности привлек с два десятка уж. И только за июнь! Мясо с рынка скупают, яйца с птицефабрики скупают, рыбу скупают, палатки с ночевками ставят, а банки-склянки донести до багажника — в лом им! Вот и платят по тысяче, а то и по две за штраф. Небось кого в такой палатке и зарубили насмерть топором!

В моей голове раздался смех, и я зажмурилась, когда голос Аллы синхронно с Камилем произнес:

— Ленточной пилой.

— Ленточной пилой?.. — повторила я, глядя в небо.

Проходивший мимо Камиль не удержался, чиркнув взглядом по моему уху:

— Оставь резюме Линейке на должность секретаря. Он уже всю тебя своим взглядом… излиновал.

— У него хоть взгляд есть, в отличие от тебя! Ты настолько меня ненавидишь, что вычеркнул даже из своего поля зрения!

Заметив начало схватки двух быков, к нам заторопился Воеводин:

— Камиль Агзамович, что вы сказали про пилу?

— Разрез берцовой кости сделан ленточной пилой.

— На коровнике! — подкинул версию довольный Линейка. — На коровнике станки для разделки туш. Пил там этих — завались!

— Нет, — отрезал Камиль, — новая улика отклоняет версию с убийством на коровнике.

— Какая улика? — всполошились Воеводин и Линейка, пока Смирнов промывал в садовой ванночке найденный на носу Золушки комок грязи.

— Вот. Я снял с морды псины. Это перо. Такое же было на суставе.

Тут плечо дернулось у меня, и я снова посмотрела в небо, вспомнив фамилию Яны — Перова.

— Кира Игоревна? — обратился ко мне Воеводин, пока Смирнов разглядывал сквозь лупу находку, а Линейка прыгал у того за спиной, предлагая версию про птицефабрику, что перо то — куриное. — Кира, отойдем? Что с тобой? — спросил он, когда мы свернули вдоль грядок с зелеными кабачками у бани.

Я встала в тень вишни, облокотившись спиной о груду дачного мусора, закрытого брезентом.

— Ничего.

— Совсем ничего? Ты смотришь в небо. Целый день. Я сам люблю небо так, как никто и понять не может. И знаю, что оно тревожит сильней, чем утешает. Что тревожит в небе тебя?

— Мой чердак, Семен Михайлович.

— Тот, куда тебя отправляет Камиль?

«Тот, который шепчет голосом Аллы…» — мысленно ответила я.

— Смирнов успокоится. Между вами все обязательно наладится.

Но Воеводин сам заявил, представляя меня коллегам: «подающая надежды». Шестеренки у меня в голове умели не только шептать, но и вращаться. Старый следователь ничего не делал просто так.

Три часа до Костино? Так он сказал. Это ему понравилось в деле с костью. Воеводину было важно снова заставить нас с Камилем разговориться и войти в контакт друг с другом. Я понимала если хочу задержаться не на чердаке и не в подвале, а где-то середнячком на трех этажах с мансардой и резным деревянным балкончиком, придется действовать так, как сказано в главе шесть.

Скоро.

— Почему я, Семен Михайлович? Почему вы позвали на стажировку меня?

— Тебе не понравилось в бюро? Разочаровалась?

— Нет, наоборот. Но я ведь… стреляла в человека…

— И Женя Дунаев стрелял. И я тоже.

— А Камиль? Он убивал? Вы расскажете мне правду?

— Какую именно?

— Про Камиля. Почему он не смотрит на меня, за что ненавидит?

Воеводин вздохнул, срывая с ветвей вишни несколько еще зеленых ягод.

— Терпкие, — надкусил он одну. — Еще не наступило время.

— Для правды или для вишни?

— Для обеих.

— Ясно, — кивнула я. — Но пока вы ждете «ясного» неба и солнечного дня, — сорвала я успевшую поспеть вишневую пару ярко-алого цвета на веточке-треугольнике, повесив ее себе на ухо, — одного из нас может склевать какая-нибудь галка.

— Не галка, а скворец, — вставил Камиль, обращаясь к Воеводину.

Меня он словно и не заметил, но хотя бы услышал.

— Что за скворец, Камиль?

— Это перо на морде псины — перо балийского скворца! — заявил довольный Смирнов, перекидывая очки с глаз стеклами себе на загривок.

— Куриное оно! Цыплячье! — вмешался Линейка. — И пила на птицефабрике имеется!

— Она имеется и здесь, — лениво махнула я рукой на брезент под вишней.

Камиль, Линейка и Воеводин ринулись убирать брезент, а Лапина, подхватив на руки Золушку, унеслась в дом в слезах:

— Я звоню адвокату!

— Взять образцы, — махнул Воеводин лаборантам, что скучали от безделья уже не первый час, пока Задович не подпускал их ни к собаке, ни к перу и даже на участок заходить не позволял.

Линейка снял фуражку, вытирая рукавом вспотевший лоб:

— Да тут же ж через двор по такому станку! У Катюши дед столярничает, чего взъелись на нее?! — огрел он презрительным взглядом Камиля, что не оценил по достоинству лучшую девушку в Костино, доведя ее до слез.

Я отошла к садовой ванночке с дождевой водой, где Камиль промывал перо с морды Золушки. Собака давно выбралась из дома через створку для животных. Она принялась лакать воду, пока я распугивала пальцами водомерок. Золушка обглодала кость убитого, и теперь в ее крови — ДНК жертвы. Думал ли мужчина, что его труп съест собака? Думал ли, что частички его останутся на языке псины, а позже попадут в воду, по которой скользят мои пальцы и лапки водяных жуков-конькобежцев?

Прикрыв глаза, я наблюдала за пятнами по ту сторону век, слушая внутри себя «шепот» Аллы, который принимала за звон в ушах, оставшийся последствием взрыва. Раньше это были не слова, порой лишь ощущения, похожие на интуицию, но все чаще они обретали свою форму. Свой голос. И вес. Именно он давил на меня свинцовой тучей на безоблачном небе, и видела эту тучу я одна.

Думала ли Алла, что погибнет в девятнадцать? А думала ли я, что выстрел произведет мой палец, зажатый пальцем Максима?

«Пальцы! Слишком много!» — хохотнула Алла.

— Прекрати! — выкрикнула я, чиркая по воде ладонью и опуская лицо к коленям, после чего прислонилась спиной к ванне.

— Прекратить что? Расследовать дело? — переспросил Камиль, остановившись ко мне спиной. — Твои версии, Журавлева. Ну же, я жду, — чуть обернулся он через плечо, и я была уверена, что смотрел он на меня в отражении стекла веранды.

Но я себе позволить такой роскоши не смела. Я не смотрела в зеркала с тех пор, как погибла Алла, потому что я не только слышала странное, но и видела то, чего быть не может.

— Я тебе не подчиняюсь! — буркнула я в ответ.

— К счастью. Я бы тебя давно уволил!

— Не уволил бы. Я не оформлена по трудовой, к твоему сведению!

— Ты бы не прошла тест на профпригодность. Особенно, — сделал он паузу, — у психотерапевта.

— А ты сам-то его прошел?! — подскочила я с земли, резко разворачивая его за плечо.

«Нет! Нет, нет, нет!» — пропела довольная Алла.

Камиль отшатнулся, пробуя унять взбесившееся плечо, пока я пыталась до него достучаться:

— Ты меня не знаешь, Смирнов!

— Всему бюро известно, кто ты, Журавлева! Известно, что ты… убийца.

— А про тебя всему бюро известно, что ты Задович!

Линейка покосился на Воеводина.

— В смысле «убийца»? — не мог поверить участковый, что я, одетая как девочка-отличница, могла быть причастной к чьей-то смерти. — Кто вы такие?

Он и без того с первой минуты воспринимал нас как косплейщиков, что примеряют на себя роли героев из сериала про Пуаро.

Воеводин — с седыми пышными усами, в костюме-тройке и начищенных ботинках. Не хватало только котелка и трости. Вместо них у него была кобура. Очень необычная. Белая. И такой же белый револьвер с серебряными выпуклыми узорами на массивной рукояти.

Боевое оружие (на стажировке, без контракта и диплома) мне, естественно, не светило, но я таскала с собой в рюкзаке спортивные ножи для метания, записавшись в школу боевых искусств сразу, как переехала в Москву.

Камиля в лучшем случае и вовсе принимали за психопата, с его вечно взъерошенными волосами, синим латексом на руках (надеюсь, его никто не травил токсином, еще одной такой истории я не вытяну), дергавшимся плечом и огромной лупой.