Но, несмотря на распространенность социальной тревоги, эта книга наверняка оказалась у вас в руках потому, что переживания в той или иной степени начали портить вам жизнь. Может, вы просто часами корпите над каждым имейлом или молитесь, чтобы учитель не вызвал вас к доске. Может, настолько боитесь кого-то задеть, что чаще отмалчиваетесь. А может, вы почти парализованы тревогой. Как бы ни обстояло дело, главное одно — выход есть.
«Социальная тревожность» — это ваш путь к переменам, к тому, чтобы сбросить с себя всю нервозность и явить миру спокойное и уверенное «я» — и неважно, каким мир видит вас сегодня: язвительным или безропотным, напряженным или неловким — я точно знаю, что ваше лучшее «я» спрятано у вас внутри. Это вы в окружении близких или в полном одиночестве, такова ваша истинная сущность. И когда я говорю «будь собой», именно ее я имею в виду — будьте своим истинным «я», без страха, без волнения. И хотите верьте, хотите нет — показывать миру это самое истинное «я» совсем не опасно, но я понимаю, что одних слов мало, поэтому в следующих главах мы заглянем к вам в голову, оставим все самое полезное, избавимся от хлама и запасемся инструментами, которые помогут вам двигаться туда, куда вы только пожелаете.
Наше «я» постоянно меняется: в двадцать мы уже не те, кем были в десять, в тридцать не те, кем были в двадцать, и так далее. С каждым прожитым годом вы меняетесь, и будете меняться дальше, поэтому единственное, что можно контролировать — это направление, в котором будут происходить изменения. Моя книга не поможет вам перекроить свою личность и стать кем-то принципиально другим, потому что в этом нет никакой нужды — напротив, вам надо своими глазами увидеть и осознать, что вас — нынешнего вас — достаточно.
...По сути, социальная тревога — это искаженное восприятие нашего истинного «я» и убежденность, что это восприятие единственно верное: мы преувеличиваем (а иногда и просто додумываем) собственные недостатки, переживаем о них, начисто забывая о сильных сторонах.
Вам не нужна чужая уверенность, когда можно найти свою. Для роста необходимо только желание попытаться.
Когда мы, наконец, обретаем умение быть собой и преодолеваем социальную тревогу, это улучшает все сферы нашей жизни — работу, отношения, даже поход в продуктовый магазин становится куда приятнее. Обнаружив свое истинное «я» и укрепившись в нем, мы вдруг начинаем взаимодействовать с этой загадочной, порой очень трудной, но такой удивительной жизнью. Одно я знаю наверняка: с вами все так. Я повторю: с вами все так, даже если вам так не кажется. Эта книга поможет вам чувствовать себя расслабленно и спокойно, оставаясь при этом собой. А из этого колодца чем больше черпаешь, тем свежее и обильнее в нем вода.
* * *
А для начала давайте посмотрим на одного человека, который вдохновил многих людей на великие перемены, выступал перед толпами и был при этом самим собой. Махатма Ганди расшатал основы британского империализма, привел Индию к независимости и вдохновлял людей по всему миру на борьбу за права человека. У него правда есть чему поучиться.
В 1930 году Ганди совершил один из величайших актов гражданского неповиновения — возглавил марш протеста против монополии британского колониального правительства на соль — такой незаменимый в хозяйстве продукт. В то время индийцы не только были вынуждены покупать соль у правительства по непомерным ценам, но и платили огромные налоги — это бремя тяжело давило на бедняков. В начале трехсоткилометрового марша к Аравийскому морю Ганди собрал пару десятков последователей и сказал им несколько мудрых слов, призывая к миру и ненасилию, а закончил речь простым заявлением: «Надеюсь, что эти мои слова долетят до каждого уголка Земли».
Так и случилось: с каждым днем в рядах его последователей прибывало, за три с половиной недели их собрались сначала сотни, а потом тысячи, и все эти люди наблюдали за тем, когда Ганди, оказавшись, наконец, на берегу моря, соскреб с земли символическую горстку соли.
Немногим позже Мартин Лютер Кинг напишет, что именно пример Ганди подсказал ему метод гражданского протеста, который лег в основу его, ставшей с тех пор легендарной, компании за расовое примирение 1963 года. Кинг возглавил многочисленные ненасильственные акции в городе Бирмингем, штат Алабама: коленопреклонение в церквях, бойкоты крупных магазинов — которые в итоге привели к Закону о гражданских правах 1964 года, запрещающему расовую дискриминацию.
Слова Ганди о ненасилии поистине облетели все уголки Земли — от Ахмадабада до Бирмингема и оттуда до Вашингтона, округ Колумбия. Правда, о такой известности Ганди мечтал далеко не всегда. Помните Моу, о котором я рассказывала в начале главы? Моу — это сокращение от Мохандас, Мохандас Ганди. В своей автобиографии Ганди целую главу посвятил социальной тревоге, вольный пересказ его истории вы прочитали в начале этой главы. Ганди писал, что в юности «Каждый раз, когда передо мной была незнакомая аудитория, я испытывал сомнения и всячески старался избежать выступлений» [М. К. Ганди. Моя жизнь. М.: Азбука, 2020.]. И дело не ограничивалось лишь публичными выступлениями. «Даже нанося визит, я совершенно немел от одного присутствия полдюжины людей».
...Ганди, который в юности и тост не мог произнести, в 1947 году выступил с речью перед аудиторией в 20 тысяч человек.
Оглядываясь назад, Ганди писал: «Должен заметить, что моя застенчивость не причиняла мне никакого вреда, кроме того, что надо мной иногда подсмеивались друзья. А иногда и наоборот: я извлекал пользу из этого. Моя нерешительность в разговоре, раньше огорчавшая меня, теперь доставляет мне удовольствие».
Удовольствие? Как может социальная тревожность доставлять удовольствие? Что хорошего в вечных переживаниях о мнении других? Но давайте разберемся. Ганди был прав. Как бы это ни называлось — эмпатия, уважение или стремление к равенству, — небольшая доза социальной тревоги помогаем нам относиться к убеждениям и взглядам других всерьез, а ведь сегодня это как никогда важно.
В своей автобиографии Ганди так написал о своей тревожности: «Она дает мне возможность расти. Она помогает мне распознавать истину», и я очень надеюсь, что моя книга поможет и вам научиться распознавать эту истину, ведь она уже — в вас. Вас достаточно. Вместе мы одолеем социальную тревожность и найдем силы быть собой.
Часть первая
Неужели я не один такой? Знакомимся с социальной тревожностью
Глава 1
Откуда берется социальная тревожность?
За последние четыре года Джим не пропустил ни одного занятия в танцевальной студии.
На дворе стоит поздняя осень, редкие пожелтевшие листочки, трепеща на суровых ветрах Новой Англии, еще цепляются за ветки деревьев. Внутри танцевальная студия напоминает банкетный зал, только убранство здесь не в центре внимания: длинные, покрытые скатертями и уставленные стаканчиками с недопитой водой и холодным чаем столы придвинуты к стене, а все остальное пространство — это надраенный, блестящий паркет. Из колонок льется песня Марвина Гэя How Sweet It Is.
Людей на паркете много — порядка двадцати пар стоят рядами и разучивают шаги Ист Кост Свинга под чутким руководством бразильца Томаса, бессменного владельца студии. Каждое воскресенье он проводит групповое занятие, которое плавно перетекает в социальные танцы, или, как это называет сам Томас, в «тренировочную вечеринку». Томас заведует музыкой и перед каждой новой песней объявляет: «Дамы и господа, фокстрот!», «А теперь — румба!». Студенты приглашают друг друга, а Томас ходит среди пар и дает наставления: руку поближе к плечу, подними подбородок.
В свои пятьдесят шесть Джим — высокий, подтянутый, с аккуратно подстриженными рыжими волосами, отражающими его ирландское происхождение — побывал на доброй сотне таких вечеринок.
Вот A Wink and a Smile Гарри Конника затихает, пары замедляют фокстрот и Томас говорит в микрофон: «Всех, кроме Маюми, прошу уйти с паркета», — в глазах у него пляшут искорки. Джим удивлен: обычно Томас наоборот всеми силами удерживает людей на танцполе, а сегодня почему-то нет. Маюми, которую попросили остаться — преподавательница Джима, и он, из уважения похлопав в ладоши, идет к столам, чтобы отдохнуть на складном стульчике. За его спиной Томас продолжает: «У нас сегодня небольшой сюрприз — танец ко дню рождения!» Джим замирает. У него как раз сегодня день рождения, но откуда они узнали? Он никому ни слова не говорил. Джим оборачивается и видит, что посреди опустевшего паркета, окруженного кольцом из пары десятков людей, стоит Маюми и с улыбкой протягивает к нему руку.
* * *
...Как много всего может измениться за четыре года! Четыре года назад Джим и подумать не мог, что окажется на вечеринке, да еще и танцевальной, где надо самому подходить к женщинам, выплясывать да и вообще находиться в окружении зеркал и людей.
Детство Джима пришлось на 1960-е и 1970-е гг. прошлого столетия. Рос он в общине ирландских католиков, в Дорчестере — рабочем районе Бостона. Отец Джима, спокойный и уравновешенный человек, тридцать лет проработал смотрителем в Гарварде, а мама — секретаршей в страховой компании. Жили они на втором этаже трехэтажного дома — три одинаковых квартиры одна над другой, крытое крыльцо и деревянные ступени. После уроков Джим и его младший брат Райан обычно слонялись по улицам с соседскими мальчишками, многие из которых приходились им дальними родственниками. Зимой, оттачивая друг на друге свое остроумие, они играли в уличный хоккей, по очереди выуживая из-под машин улетевшую шайбу. А между матчами наведывались в магазинчик на углу, где на вырученные за помощь по дому карманные баловали себя газировкой и шоколадками.
