Эллен Таннер МАРШ

ОЧАРОВАННЫЙ ПРИНЦ

Пролог

Эдинбург, Шотландия, октябрь 1853 года

Коннор Макджоувэн валялся в постели с гриппом. Голова его раскалывалась от назойливого шума дождя за окном. Он даже не открыл глаз, когда один из слуг осторожно прокрался в комнату и на цыпочках подошел к камину, чтобы помешать угли. В ответ же на робкий вопрос, не нужно ли ему чего, Коннор разразился целым градом проклятий, и слуга мгновенно испарился. Когда в дверь снова постучали, Коннор так и лежал, не переменив позы и, как всякий больной, был поглощен исключительно своими страданиями.

— Убирайтесь! — раздраженно выкрикнул Коннор.

Но тем не менее дверь скрипнула, и он услышал, как несколько пар ног протопало к его кровати.

— Так это правда, Кон? Джейми говорил, что ты совсем зачах, но мы подумали, что он, как всегда, врет.

— Подхватил лихорадку, Кон, или перебрал в кабаке?

— Да нет, если бы он вчера был в кабаке, то теперь рядом с ним лежала бы очередная шлюха. А может, эта милашка прячется в простынях? Или это твое бренное тело возвышается над кроватью, а, Кон?

Коннор услышал слабый смешок у себя за спиной и медленно открыл глаза. С трудом повернув голову на подушке, он хмуро взглянул на троих молодых мужчин, стоявших перед ним.

— У меня чума, — загробным голосом изрек он, — это страшно заразно, и теперь вы все можете считать себя покойниками. Разве Джейми не предупредил вас держаться от меня подальше? Я и недели не протяну.

Коннор почувствовал, что у него даже головная боль почти прошла, когда увидел их перепуганные лица. Макджоувэн не сомневался, что они поверили ему. Он был самым старшим из четверых и с детства считался вожаком в их компании. То, что он говорил, никогда не подлежало обсуждению, и никто из них не осмелился бы упрекнуть его во лжи. Кроме того, выглядел он почти в соответствии своим словам: заросший, с воспаленным лицом и лихорадочно горящими глазами. Вдоволь насладившись впечатлением, которое произвело его сенсационное сообщение, Коннор от всей души расхохотался. Все трое переглянулись и с видимым облегчением вздохнули.

Джечерн Макджоувэн, кузен Коннора, первый справился со смущением и, широко улыбнувшись, сказал:

— На самом деле мы даже рады, что ты болен, Кон. Такого же высокого роста, как и Коннор, Джечерн отличался от него более светлым цветом волос.

— Тот факт, что ты сейчас находишься в столь плачевном состоянии, есть величайшее благо для нас, — жизнерадостно продолжал Джечерн.

— Неужели? — саркастически усмехнулся Коннор. — Может быть, объяснишь, что ты имеешь в виду? — снисходительно спросил он, заподозрив неладное в приветливой улыбке своего кузена.

— Мы тут придумали кое-что новенькое, — воскликнул Картер Слоун, щеголевато одетый молодой человек, стоявший рядом с Джечерном.

Близкий друг последнего еще с университетских времен, Картер, несмотря на свою молодость, был, пожалуй, самым умным в этой славной троице. Дважды потерпев неудачу, он очень редко принимал пари, предлагаемые его друзьями. Но зато сам был весьма изобретателен во всякого рода хитроумных выдумках и розыгрышах, особенно если дело касалось Коннора. За все двенадцать с лишним лет, что они пытаются обставить друг друга, еще никому из них не удавалось одолеть его. В его судьбе словно было что-то колдовское. Он мог соглашаться на самые невероятные, убийственные, порою даже опасные выходки, но всегда выходил сухим из воды — спокойный, невозмутимый, как истинный победитель.

— Ну, что там у вас? Выкладывайте, — потребовал Коннор.

Он окинул взглядом всех троих. Джечерн, казалось, вот-вот лопнет от самодовольства. Картер явно развлекался всем происходящим. Третий же, Реджинальд Спенсер, по прозвищу Кинг, поглядывал на Коннора со снисходительной жалостью. Кингу, насколько Коннор смог узнать его за долгие годы знакомства, была свойственна некоторая склонность к низменным поступкам. В отличие от других он старался привнести в их развлечения не только долю опасности, но и нечто большее.

Так случилось два года назад с дочерью священника из Хай-Думферлайна. Кинг выкрал ее и, предварительно как следует накачав бренди, уложил в постель к Коннору. Коннор питал непреодолимое отвращение к женитьбе, и Кинг поспорил с ним, что приведет его к алтарю, чего бы ему это ни стоило. Эта нелепая и недостойная выходка повергла в негодование даже Джечерна и Картера, а Коннор так просто пришел в ярость. В довершение всех бед, отец девушки оказался каким-то высоким духовным лицом, и Коннору пришлось изрядно потрудиться, чтобы замять разгоревшийся скандал. В конце концов ему все же удалось это сделать. Позднее, когда Коннор был во Франции и в течение полугода развлекался в обществе очаровательных и весьма доступных парижанок, ему каким-то образом удалось привлечь к себе внимание принцессы Евгении и быть принятым при дворе. Вот там-то он и отыгрался, отплатив Кингу сполна. Воспоминание о своей тогдашней проделке до сих пор вызывало у Коннора смех. Но сейчас ему было не до веселья. Скрестив руки на груди, он желчно глянул на своих визитеров:

— Вам придется прийти в другой раз, сейчас у меня нет настроения ни заключать пари, ни тем более вникать в роль, которую вы отвели мне в вашей дурацкой затее. Уходите.

— Прошу п-прощения, сэр, — послышался тонкий дрожащий голосок горничной.

Ухмыляясь, трое молодых людей посторонились, пропуская вперед девушку. Та, увидев Коннора с обнаженным торсом, вся зарделась от смущения.

— В чем дело, Люси? — спросил Коннор. Она перевела взгляд с его груди на лицо:

— П-половина четвертого, с-сэр. Господа из банка, с-сэр. Они уже здесь. Мистер Джейми отлучился, и они послали к вам м-меня.

Хоть Коннора и снедала лихорадка вкупе с чувством любви к собственным страданиям, он все же не мог не заметить, что бедная девушка перепугана до смерти. Она и не предполагала застать своего хозяина в таком виде, почти голым, и уж тем паче не могла ожидать, что наткнется в его апартаментах на троих, наоборот, слишком разодетых молодых джентльменов.

— Передайте, что я тотчас же спущусь, — ответил Коннор невзирая на вновь давшую о себе знать дикую головную боль.

Сегодня был последний день месяца, и именно сегодня у него назначена встреча с его банкиром, сэром Дунканом Кэмпбеллом, а также с несколькими его служащими. Они собирались поработать со счетами компании и привести в порядок дела накануне нового месяца. Кивком головы он отпустил горничную, и Люси убежала с нескрываемым облегчением. Выражение ее лица вызвало приступ смеха у Джечерна.

— Смотрите-ка! Вы видели? Нет женщины на земле, которая смогла бы устоять против тебя, а, кузен?

Коннор не ответил, так как в этот момент был занят тем, что выпутывался из своих простыней. Он был совершенно наг, потому что ночную рубашку содрал с себя еще раньше, мучаясь от изнурительного жара. Он подошел к резному шкафу и начал рыться на полках с одеждой. Ему не впервой было выслушивать подобные замечания, и поэтому реплику Джечерна Коннор пропустил мимо ушей.

— И чего это он на нас дуется? Просто не понимаю, — вслух размышлял Кинг. — Ведь завтра последний срок для заключения нашего очередного пари. Ты что же, Кон, надеялся, что мы попросим отсрочки?

— Признаться, у меня была такая мысль: что-то вы уж слишком тянете в этот раз.

— Мы старались придумать что-нибудь похлеще того последнего пари, которое ты предложил мне, — поспешил вставить Картер.

Это был намек на упряжку лошадей, которых он проиграл Коннору после того, как не смог предъявить пару белых шелковых чулок прекрасной Кондезы де Лос Акиралес. Картер поклялся, что стянет их с ее ножек, когда они вместе будут присутствовать на крестинах новорожденного принца Леопольда в Сент-Джеймсе. Ярость Слоуна-старшего, потерявшего пару чистокровных скакунов, не поддавалась описанию. Да и самого Картера этот проигрыш задел очень сильно. Гораздо сильнее, чем тот факт, что неприступная Кондеза стала отдавать явное предпочтение внезапно объявившемуся в Лондоне Коннору.

— Брось, Картер. — Джечерн ободряюще похлопал приятеля, по плечу. — Мы же договорились не сожалеть о проигрышах, иначе нет смысла заключать пари. А кроме того, — добавил он, подмигнув, — на этот раз он наверняка проиграет. Ведь проиграет, а, Кинг?

— Возможно, — сдержанно ответил Спенсер, наблюдая, как Коннор натягивает отлично сшитые брюки. — Ты что, старина, никогда не пользуешься услугами лакеев? Что за дурной тон одеваться самому!

— Ведешь себя как мужлан, — наставительно добавил Джечерн.

— Не вижу здесь ничего забавного! — отрезал Коннор, поворачиваясь к приятелям, которые покатывались со смеху. — Что на вас такое нашло?

— Ты не слишком-то проницателен, Кон — еле выговорил Картер, все еще всхлипывая и вытирая выступившие от смеха слезы.

Надевая сюртук, Коннор сухо улыбнулся.

— Ладно, выкладывайте, да побыстрее. Кэмпбелл уже внизу, я не хочу заставлять его ждать. Так что же вы приготовили мне на этот раз?

Коннор не испытывал ни малейшего волнения. В течение многих лет они пытались обставить его, выдумывая самые невероятные пари. Иногда им удавалось создать ему кое-какие трудности, но Коннор всегда с честью выходил из любой переделки — благодаря изворотливому уму или ловкости стрелка — в зависимости от обстоятельств. Он принимал самые невероятные условия сделки, лишь бы развеять скуку и дать пищу своему праздному воображению.

Ледяная вода из умывальника приятно освежила разгоряченное лицо.

— Итак, я жду, — насмешливо проговорил Коннор.

— Говори же, Кинг, — ухмыляясь, подтолкнул приятеля Картер. — Это ведь была твоя идея — обольщение.

— Ну-у это не ново, — протянул Коннор и с досадой поморщился.

— Терпение, мой друг, терпение. Это не то, что ты думаешь. Нам наскучило смотреть, как благородные дамы лишаются чувств при одном взгляде на твой мужественный профиль. Теперь твоим оружием должна стать душа.

Картер и Джечерн приглушенно хмыкнули. Коннор расправил рукава сюртука и подошел к окну.

Его изящный особняк находился в самой фешенебельной части старого города. Аккуратно подстриженные лужайки тянулись от стен дома вплоть до Ройял-Майлз, главной улицы Эдинбурга. В погожий день с восточной стороны были видны башни королевского дворца Холируд, но сегодня их скрывала пелена дождя. Тем не менее, несмотря на капризы погоды, жизнь в городе била ключом. Эдинбург трудился днем и ночью, пожиная первые плоды промышленной революции. Город рос и богател вместе с империей королевы Виктории. Коннор последние несколько недель был занят больше обычного. Его суда, груженные шерстью, фарфором и другими товарами, непрерывными караванами шли на Восток и возвращались оттуда с несметными богатствами Индии…

Коннор отвел взгляд от окна. Мысли его были заняты увеличением собственных доходов и людьми, которые дожидались его внизу. Он весьма неохотно вернулся к разговору с приятелями.

— Итак, мне снова отведена роль соблазнителя, — заметил он с плохо скрываемым раздражением. — А я было действительно подумал, что вы обновили свой репертуар.

— Обновили, можешь не сомневаться, — заверил его Джечерн.

— Ну так рассказывайте, да поживее.

— Видишь ли, мы решили… мы решили, что ты должен не просто соблазнить ее, а заставить полюбить себя. Коннор пренебрежительно фыркнул.

— Соблазнить, полюбить… Какая разница?

— Кон, мы говорим не просто о развлечении, — возмутился Джечерн — а о любви. Не будь таким циничным. Ведь не все женщины, которые клялись тебе в своих чувствах, по-настоящему любили тебя. Часто им были нужны только твои деньги.

— Или твоя постель, — добавил Картер с двусмысленной ухмылкой.

— Да, но на этот раз ты не должен использовать в качестве приманки ни свое богатство, ни свою неотразимую внешность, — объяснил Кинг.

— Как так?

— Тебя никто не должен узнать. Ты будешь инкогнито.

— И при этом совершенно безобразным инкогнито! — возбужденно подхватил Джечерн.

— Это значит, — вмешался Кинг, — что ты должен полностью изменить свой внешний облик. Облачишься в лохмотья, отпустишь бороду. Одним словом, сделаешь так, чтобы один твой вид вызывал у женщин только одно чувство — желание хлопнуться в обморок. Деньги, внешний лоск, все это будет тебе недоступно. Останется только твоя душа, которую девушка должна увидеть и полюбить. Но и это не все, — поспешил добавить Кинг. — Мы усложнили задачу еще и тем, что покорить ты должен молодую леди необычайной красоты, которую мы наметили тебе в жертву, — а не то вдруг в тебя вцепится какая-нибудь старая дева, для которой любой мужчина — подарок судьбы! А эта девушка, с тех пор как ее стали вывозить в свет, не приняла еще ни одного предложения. Она всем отказывает направо и налево.

— А сколько ей лет? — подозрительно спросил Коннор, которому уже мерещилась старая карга, блиставшая еще при дворе Георга III.

— Точно не знаю, но никак не больше двадцати. Мой кузен был представлен ей совершенно случайно. Он как-то охотился в центральных графствах, а поблизости находятся владения ее дядюшки. Так что путь твой теперь лежит в Дербишир. Там никто слыхом не слыхивал о твоих амурных похождениях. И поэтому… Куда это, черт побери, ты направляешься?

— Вниз, — сквозь зубы бросил Коннор. — Я не собираюсь больше выслушивать этот бред.

— Похоже, лихорадка начисто отшибла ему память, — громко заметил Кинг, обращаясь к друзьям, в то время как Коннор уже подошел к двери. — Иначе он не смог бы забыть наше святое правило: отказываешься от пари — плати штраф.

Коннор не спеша развернулся в дверях.

— И что же вы собираетесь у меня отнять? — спросил он нарочито кротким тоном.

Оробевшие Джечерн и Картер опустили глаза, но дерзкого Кинга нелегко было сбить с толку.

— Ну, — настаивал Коннор.

— Гленаррис, — спокойно ответил Кинг.

Гленаррис. Стены старинной крепости, возвышавшейся среди вересковых полей, возникли перед глазами Коннора. Первый их камень был заложен еще в тринадцатом веке. Это была его родина, земля его предков. В те времена Макджоувэнам принадлежали все земли в округе. Даже с самой высокой башни замка невозможно было разглядеть границы их владений. Так продолжалось вплоть до 1745 года, когда наследник Стюарта, принц Красавчик Чарли, потерпел поражение. Мстительный король Англии лишил их всех привилегий, власти и богатства. Но даже после этого Макджоувэны продолжали владеть своим родовым гнездом. Его теперешним хозяином был Коннор. И хотя оживленный Эдинбург привлекал его куда больше, чем мрачная крепость на востоке высокогорной Шотландии, все же он твердо знал, что ни за что на свете не отдаст Гленаррис, пока в жилах его течет кровь Макджоувэнов. Вместо ответа он от души расхохотался.

— Друзья мои, да вы просто спятили, — вымолвил он, когда к нему вернулся дар речи. Джечерн смущенно откашлялся.

— Я их предупреждал, что тебе это не понравится, — тихо проговорил он.

— Не понравится? — Коннор снова рассмеялся. Бог свидетель, он примет этот вызов. Быть может, ему удастся развеять скуку и будет легче перенести мрачную и унылую зиму в старом закопченном Эдинбурге.

— Для разговора с Кэмпбеллом мне потребуется десять минут, — бросил он через плечо, уже спускаясь по лестнице. — Затем я вернусь, и мы обсудим все подробнее.

Глава 1

Джемма вздрогнула от холода и поплотнее запахнула меховой воротник манто. Ее волосы растрепал сильный ветер, по лицу хлестал ледяной дождь. Перчаток Джемма не надела, и как только вывела Гелиоса на открытую дорогу, пальцы ее тотчас закоченели от холода. Молодой конь брел с низко опущенной головой. Вода струйками стекала с его шеи. Когда Джемма покидала дом своего дядюшки, никакого дождя не было. Пригревало осеннее солнце, и она уже проделала половину пути, оставив позади себя долину, когда неожиданно налетел ветер, небо затянуло тучами и начался этот ужасный холодный ливень. Они с Гелиосом были захвачены непогодой врасплох и теперь как могли боролись со стихией. А небо неумолимо опускалось все ниже и ниже, дневной свет быстро таял…

С чувством глубокого облегчения Джемма повернула коня на узкую проторенную дорогу, по которой обычно ездили двуколки. Открытое пространство, продуваемое со всех сторон ветром, осталось позади. Дорога вела в глубь леса. Дождь не проникал сквозь заросли, но здесь было очень темно, и Гелиос заволновался. Джемма ласково погладила своего любимца. Леса она не боялась. Низко опустив голову, девушка правила вперед. Одной рукой она держала поводья, другую же тщетно пыталась согреть в складках манто. Внезапно из-за кустов с воплями и гиканьем выскочили трое мужчин. Дико хохоча, они окружили путницу. Перепуганная лошадь встала на дыбы, и Джемма, не удержав поводья, вылетела из седла. Упав на землю, она сильно ударилась и какое-то мгновение не могла даже пошевельнуться. Не успела бедная девушка прийти в себя, как чья-то грубая лапа обхватила ее вокруг талии, и она оказалась лицом к лицу с огромным косматым мужчиной, который положил ее поперек своего седла. Джемма слышала, как сопротивляется Гелиос остальным двум разбойникам, пытающимся укротить испуганного жеребца, который до этого не знал никакого иного обращения, кроме легких и ласковых прикосновений руки своей хозяйки. Без сомнения, металлические удила причиняли ему сильную боль. Фыркая и храпя, Гелиос изо всех сил старался вырваться из лап своих обидчиков.

— Прекратите! — закричала Джемма. — Вы же делаете ему больно!

Она попыталась соскочить на землю, но громила зажал ей рот. Изловчившись, Джемма укусила его за руку так сильно, как только это позволяла сделать толстая кожа перчатки. Мужчина завопил и, размахнувшись, ударил девушку по голове. Вспышка сильнейшей боли затмила ей рассудок. Джемма почувствовала, что уже не в состоянии сопротивляться черноте, которая начала обволакивать ее со всех сторон. Но прежде чем девушка окончательно потеряла сознание, перед ее глазами возникло поразительное видение: огромное косматое чудовище выпрыгнуло из кустов с другой стороны дороги и бросилось на тех двух, что пытались сладить с Гелиосом. Раздался громкий крик, и один из разбойников упал, корчась от боли: темноту разорвал пистолетный выстрел. Затем эта сцена, как и все остальное вокруг, начала с удивительной быстротой растворяться, таять и в конце концов все провалилось в пустоту…

Джемма застонала и медленно открыла глаза. Свет больно резанул по ним, так что снова пришлось опустить веки. Тут рядом что-то зашевелилось, и к ее голове с одной стороны приникло что-то мокрое и холодное. Она осторожно приоткрыла глаза еще раз и увидела возле себя нечто ужасное: прямо над ней нависла пара светящихся глаз в ореоле густого мохнатого меха. Тут до нее дошло, что это то самое чудовище, которое ей как бы привиделось и которое, по всей вероятности, ее спасло. А что это за мокрое и холодное у изголовья? Уж не лижет ли оно ее своим языком? Боже!

Она слабо вскрикнула и попыталась встать, но ее тотчас же уложили обратно очень сильными, но все же человеческими руками. Джемма прищурилась, и волосатое лицо приобрело более четкие очертания. Это, несомненно, был человек, мужчина, хотя поверить в сей факт представлялось очень затруднительным. Необычайно косматая борода, длинные спутанные волосы, свисавшие на темные глаза, придавали существу ужасающий вид. Накидка же, служившая одеждой, издавала жуткое зловоние. Джемма инстинктивно отпрянула от этого страшилища, но движение причинило ей дикую боль, и она сжала губы, чтобы не застонать.