Мы с Бэй кивнули в ответ. Мы все отлично поняли.

Эта тайна была очень тяжелой ношей для мамы, особенно после того, как она стала Верховной Жрицей, главой Атлантии: ведь ей приходилось отчитываться перед членами Совета верхнего мира и всячески с ними сотрудничать. У нее не должно было быть от них секретов.

Но у мамы были секреты. Один точно, а может, и больше.

Ведь в ночь, когда она умерла, ее нашли на пороге дома Майры. Она пошла к своей сестре, но я не знаю почему.

Я выхожу к краю Нижнего рынка, туда, где устроены дорожки для заплывов. Их переделали из цементных каналов, по которым раньше ходили гондолы. Несколько лет назад группа энтузиастов перенесла сюда дорожки и приспособила их для заплывов. Наверное, было непросто перетащить такие тяжелые штуки.

Альдо, организатор заплывов, замечает меня и кивает.

— Слышал, твоя сестра ушла Наверх, — говорит он вместо приветствия. — Сочувствую.

Альдо всего на несколько лет старше нас с Бэй. У него синие глаза, темные вьющиеся волосы и правильные черты лица. Как ни странно, все это не делает его привлекательным.

— Спасибо. — Это слово я еще способна произнести без всяких эмоций, когда люди выражают мне соболезнования.

Но Альдо быстро забывает о вежливых манерах. Он человек деловой.

— Придется мне на этот уик-энд пересмотреть график заплывов, раз уж она не будет участвовать.

— Бэй ничего для меня не оставила? — спрашиваю я.

— А что она должна была оставить?

— Записку. Или еще что-нибудь. Я не знаю.

— Нет, ничего, — говорит Альдо. — Свои вещи Бэй всегда забирала с собой. Ты же в курсе.

Да, я в курсе. Плавательные дорожки занимают почти все свободное место, остальное приспособлено под трибуны для зрителей. Но возле стены, где Альдо вывешивает списки участников заплывов, есть небольшой участок, где пловцы могут арендовать шкафчики, чтобы оставлять там свои вещи.

— А в шкафчиках ничего не может быть? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает Альдо, — я там вчера вечером все проверял. Пусто.

Он говорит это совершенно безучастно, и я верю, что это правда. У меня опускаются руки.

Вот, значит, как. Бэй и здесь ничего для меня не оставила. Альдо поворачивается ко мне спиной и уходит.

Вода с хлюпающими звуками ударяется о стены канала. Трибуны из тонких стальных конструкций напоминают скамьи в храме. Жрецы знали, что Бэй после смерти мамы начала участвовать в заплывах, но закрывали на это глаза. Нам нужны были деньги. В храме, конечно, заботятся об учениках, предоставляют им стол и ночлег, но за работу там нам не платят, потому что считается, что служение должно быть бескорыстным. У большинства учащихся есть родители, которые заботятся о них и дают деньги на книжки, новую одежду и карманные расходы. Между прочим, Верховный Жрец тоже не получает деньги за свою работу, его обеспечивают только едой и одеждой. Мама, когда нам с Бэй нужно было купить обновки, продавала свои личные вещи, но ко времени ее смерти уже практически ничего не осталось.

В общем, Бэй решила зарабатывать деньги. Просто удивительно, какой четкий план она разработала. После того как я пообещала, что не оставлю ее, сестренка еще горевала, но нашла в себе силы стать прежней: я имею в виду, что она вновь сделалась собранной и все тщательно продумывала.

— На Нижнем рынке устраивают заплывы, — сказала мне Бэй. — И зрители делают ставки на победителя.

Я знала об этом, хотя мы с сестрой редко туда ходили. Жрецы это не одобряли.

— Я тоже хочу попробовать.

— Но те, кто соревнуются, тренировались не один год, — попробовала возразить я.

— Я быстро научусь, — заявила Бэй. — У нас с тобой это в генах.

Мы с сестрой пошли в отца — обе высокие и сильные, а вот мама у нас была маленькая и хрупкая. Уже в двенадцать лет мы переросли ее и продолжали расти дальше. Маме приходилось смотреть на нас снизу вверх, и это ее порядком забавляло.

В те времена, когда спортивные соревнования еще не осуждались жрецами и по выходным на площадях устраивали заплывы на удобных дорожках, наш папа был отличным пловцом. Именно тогда мама с ним и познакомилась: она решила посмотреть на один из заплывов. Папа пришел к финишу первым, поднял голову и увидел ее. Люди на трибунах вскакивали и кричали, и только один человек сидел тихо. Это и была наша мама. Она встала, потому что все встали, но при этом продолжала читать книжку, которую принесла с собой. Это заинтриговало папу. Что такого интересного в этой книжке, если девушку даже финал заплыва не волнует? В общем, папа поднялся на трибуну, отыскал маму и пригласил ее в кафе. Она согласилась. Так все и началось.

— Но, — сказала я, — возможно, из-за этих заплывов папа и заболел.

— Никто так и не доказал связь между плаванием и легочной водой, — возразила Бэй.

Она продала статуэтку бога-тигра — это была одна из последних личных вещей нашей мамы, — а на вырученные деньги приобрела нам плавательные костюмы и оплатила время тренировок на дорожках.

— Я чувствую себя голой, — поежилась я, когда мы в первый раз переоделись.

— Ну и зря, — ответила Бэй. — Эти костюмы почти так же целомудренны, как мантии, которые мы носим в храме. Мы в них прикрыты от носа до кормы.

Тут я рассмеялась (а я не часто смеялась после смерти мамы), а Бэй улыбнулась.

Мы вместе вышли к дорожкам, но тренер только покачал головой:

— Альдо не сказал мне, что вы уже такие взрослые. Нет смысла вас тренировать.

— Но нам только по пятнадцать, — возразила ему Бэй.

— И все равно — это слишком много, — сказал он. — Начинать надо раньше.

Но сестренка не собиралась сдаваться.

— Какая вам разница, если мы платим за обучение? А уж получится что-нибудь или нет, это уже наша проблема.

Естественно, когда мы с Бэй очень быстро начали показывать хорошие результаты, тренер повел себя так, будто ничего другого и не ожидал.

— Еще бы, с такой-то наследственностью, — сказал он. — Эх, девочки, зря вы не начали тренироваться раньше, тогда бы вам просто цены не было. Но я так понимаю, что ваша мама хотела, чтобы вы остались при храме. Тут я ее не виню.

— Вовсе не обязательно тягаться с самыми лучшими пловцами, — шепнула мне Бэй. — Главное, добиться, чтобы меня допустили к соревнованиям, и выиграть несколько заплывов.

— Подожди-ка. — Сестренка сказала «меня», а не «нас». — А как же я?

— Нет, — категорично заявила она. — Это слишком опасно.

Наверняка причина опять заключалась в моем голосе. Так было всегда. Только на этот раз я не поняла, какая связь между голосом и заплывами.

— Понимаешь, Рио, — пояснила мне Бэй. — Что бы ты ни делала на людях, всегда есть риск, что тебя разоблачат. Выиграешь ты заплыв или проиграешь, тебе придется говорить со зрителями. Поэтому лучше, если ты будешь просто смотреть. Тогда ты сможешь мне сказать, если кто-то попытается сжульничать. Будешь следить за часами и увидишь, если Альдо что-то там мудрит с результатами.

Я поневоле начала злиться.

— Но если предполагается, что я не стану участвовать в заплывах, то с какой радости мне учиться плавать?

— А почему бы и нет? — удивилась Бэй. — По-моему, это вполне естественно. Ведь наш папа умел плавать. Тебе вообще не кажется довольно глупым, что большинство из нас не умеют плавать, хотя мы и живем под водой?

— Нет, не кажется, — ответила я. — Если в стенах города когда-нибудь случится пробоина, мы все так и так погибнем.

— Выкинь из головы эти мысли, — велела сестренка.

И мы начали тренироваться вместе: день за днем, бок о бок — вот только в заплывах я никогда не участвовала.

Альдо возвращается с объявлениями, которые надо повесить на стену, и шорох бумаги возвращает меня к действительности.

— Я могла бы плавать на ее дорожке, — говорю я.

Участие в заплывах — это своего рода связь с Бэй. Возможно, мне удастся приглушить таким образом беспокойство, которое пожирает меня изнутри.

Альдо удивленно приподнимает брови. Нетрудно догадаться, что ему по душе эта идея, он ведь хитрый и в то же время ленивый — не придется никого искать на замену Бэй.

— Когда вы вместе тренировались, то были с ней на равных, — замечает он.

— Да, — киваю я, — я ничуть не хуже сестры.

— Лично я не возражаю, — говорит Альдо. — Но ведь необходимо, чтобы и другие участники заплывов тоже согласились на замену. И еще мне надо дать знать зрителям. — Альдо делает жест в сторону стойки, где обычно принимает ставки.

Я согласно киваю.

— Приходи завтра, я скажу, что они об этом думают, — заключает он. — Пока!

Но я еще какое-то время стою там и смотрю на гладкую бирюзовую воду плавательных дорожек. Альдо искусственно подкрашивает воду, чтобы она выглядела более заманчиво. Впервые после ухода Бэй я чувствую себя немного получше. Может, если получится физически себя вымотать, то хоть мозг отдохнет, пусть даже просто выключится, пока я буду плыть и смотреть на дно: ведь в этот момент у меня останется лишь одна-единственная цель.

— Рио, — произносит кто-то у меня за спиной.

Искорка оптимизма мгновенно гаснет, и я снова погружаюсь в мрачную пучину.

Я узнаю этот голос, хотя и давненько уже его не слышала. Если точнее, то с маминых похорон.