— Мы весь день за ним гонялись, — похваляясь собственной удалью, доложил верзила. — Каноник Герберт велел нам его схватить. Так могли ли мы рисковать, когда он уже оказался у нас в руках? Нам велено было его разыскать и доставить, так мы и сделали.

— Доставить? — переспросил Кадфаэль, бесцеремонно отстраняя одного из преследователей и становясь рядом с юношей, левой рукой он при этом обхватил Илэйва, чтобы поддержать. — Я, как только обогнул изгородь, увидел парня: он сам, по доброй воле шел сюда. Вы не имели права его хватать, что бы вы там себе ни воображали. И потом: с чего это ваш хозяин послал ловить его? Парень дал слово, что не сбежит, и аббат ему поверил: юноше разрешено беспрепятственно приходить и уходить когда ему вздумается. Если уж аббат довольствовался честным словом, чем же оно нехорошо для каноника Герберта?

В это время из-за угла братского корпуса важной поступью выплыл приор Роберт. Он был весьма недоволен, что возникшая сумятица нарушает мирное течение молельщиков в храм.

— Что? Что случилось? Разве вы не слышите колокол?

Взгляд его упал на Илэйва: юноша с трудом стоял, поддерживаемый Кадфаэлем и Эдмундом. Одежда его была испачкана грязью и разорвана, лоб и одна щека в крови.

— Ага-ага, — произнес он удовлетворенно, хотя и не без смущения, поскольку насилие не входило в его замыслы, — так тебя привели! Дорого же тебе обошлась попытка улизнуть. Мне искренне жаль, что ты ранен, но нельзя было бежать от правосудия.

— Я не бежал от правосудия, — задыхаясь, проговорил Илэйв. — Отец настоятель разрешил мне свободно приходить и уходить, я дал слово, что не убегу, и я этому слову верен!

— Это правда, — подтвердил Кадфаэль. — Он сам, по доброй воле вернулся в аббатство. Он как раз направлялся в странноприимный дом, где живет теперь вместе с другими паломниками, когда эти парни на него набросились, и сейчас они утверждают, будто поймали беглеца по распоряжению каноника Герберта! Каноник Герберт действительно так распорядился?

— Каноник Герберт расценил свободу, предоставленную обвиняемому, как право передвигаться внутри аббатства, — сухо заметил приор Роберт. — Признаюсь, что и я был того же мнения. Обнаружив отсутствие обвиняемого, мы предположили, что он бежал. Но я, конечно же, сожалею, что с ним обошлись так грубо… Что же теперь делать? Он нуждается в пригляде. Кадфаэль, осмотри его раны, а после вечерни я доложу аббату обо всем случившемся. Возможно, раненому понадобится отдельное помещение…

«Или, иными словами, — подумал Кадфаэль, — содержание под замком. Что ж, по крайней мере подальше от всех этих олухов. Но поглядим, что скажет аббат Радульфус».

— Если вы разрешите мне пропустить вечернюю службу, — сказал Кадфаэль, — я отведу раненого в лазарет и там займусь им. Вооруженная охрана, полагаю, ни к чему: парень слишком ослаб; но я побуду с ним, дожидаясь указаний от аббата.

— Как-никак, — проговорил Кадфаэль, омывая голову раненого, — двоим из них досталось от тебя на орехи. — Илэйв и Кадфаэль находились в маленькой приемной лазарета, где в аптечном шкафу хранились лекарства. — Голова у тебя будет здорово болеть, — продолжал Кадфаэль. — Но череп, к счастью, выдержал. Серьезных повреждений нет. И все же придется тебе пожить особняком в карцере, пока гроза не минует. Будет у тебя постель не хуже, чем в странноприимном доме, да и стол, за которым можно читать: провинившихся помещают туда, дабы они исправили свой образ мыслей и покаялись. Ты умеешь читать?

— Да, — ответил Илэйв, безропотно покорный под руками врачевателя.

— Тогда можно будет взять для тебя книги из библиотеки. Правильное обращение с заблудшим состоит в том, что его необходимо снабдить трудами отцов Церкви, не оставить без доброго совета и благочестивых увещеваний. Я буду лечить твои раны, брат Ансельм — беседовать с тобой об этом и ином мире. Так что лучшей компании ты в нашем аббатстве не сыщешь, да еще с позволения начальства, учти, пожалуйста. И потом, уединение избавит тебя от напыщенных речей глупцов и от излишне ревностных громил, втроем набрасывающихся на одного. Погоди-ка! Вот тут больно?

— Нет! — ответил Илэйв. Юношу успокоили слова Кадфаэля, и все же он не вполне понимал, как расценивать свое новое положение. — Меня, значит, посадят под замок?

— Каноник Герберт наверняка будет на этом настаивать. А спорить с посланцем архиепископа не так-то просто. Ведь они и так не пришли к единому соглашению. Твое дело не может быть прекращено просто так, считает Герберт. Аббат же полагает, что сами они здесь ничего не вправе предпринимать, пока местный епископ не будет поставлен в известность. Завтра утром Зерло отправляется в Ковентри — нарочно для того, чтобы доложить епископу обо всем случившемся. И потому никто не причинит тебе никакого вреда и никто не будет докучать вопросами, пока епископ Клинтонский не скажет своего слова. А пока можешь проводить время в свое удовольствие. У брата Ансельма довольно сносная библиотека.

— Мне бы хотелось, — позабыв о головной боли, с возрастающим интересом признался Илэйв, — почитать Блаженного Августина. Правда ли, что он все так и написал, как мне пересказали?

— Об ограниченном числе избранных? Да, он писал об этом в сочинении, которое называется «Dе Соrrерtiоnе еt Grаtiа», если память мне не изменяет. Впрочем, — добавил Кадфаэль, — сам я никогда не читал его трудов, а только слушал чтения в трапезной. Ты разбираешься в латыни? Я тут тебе плохой помощник, но брат Ансельм может оказаться полезен.

— Вот что удивительно, — замети Илэйв, размышляя над всеми недавними событиями. — В течение многих лет, когда я служил у Уильяма, путешествовал с ним и слушал его рассуждения, я не задумывался всерьез о подобных вещах. Все эти вопросы меня не тревожили. Иное дело теперь! Выходит, если бы никто не пытался очернить память Уильяма и отказать в похоронах, я бы ни о чем не задумался…

— Да, со мной часто случается похожее. Но где брошено семя — там вырастет трава, и чем засушливей почва — тем глубже уходят корни.

Джеван вернулся в свой дом близ церкви Святого Алкмунда, когда уже совсем стемнело. С собой он принес несколько лоскутов белого пергамента — шелковистого на ощупь, тонкого и прочного. Джеван остался доволен своими трудами. Приор из Хьюмонда не будет разочарован: деньги, предложенные им за товар, не пропали даром. Джеван сложил пергамент в аккуратную стопу, пристально оглядел ее и наконец отправился ужинать, заперев лавку на замок. За столом его дожидались Маргарет и Фортуната.

— Олдвин еще не вернулся? — спросил Джеван, с удивлением подняв брови и озираясь по сторонам: к ужину собралось только трое человек.

Хлопотавшая у стола Маргарет озабоченно взглянула на Джевана.

— Нет, Олдвин так и не появлялся. Я уже начинаю беспокоиться. Что могло его задержать?

Джеван пожал плечами.

— Наверное, Олдвин пал жертвой богословов, — предположил он. — Они используют его как приманку — и не отпустят, пока не выжмут досуха. Как они поступят с Илэйвом, неизвестно. Я запру дверь, когда пойду спать. Если Олдвин вернется совсем поздно, он может переночевать в конюшне на охапке сена.

— Конана тоже еще нет, — заметила Маргарет, покачав головой. Праздничный день обернулся непрерывной цепью тревожных событий. — И Жерара я ожидала сегодня вечером. Надеюсь, с ним все благополучно.

— Разумеется, благополучно, — заверил ее Джеван. — Его, как всегда, задерживают дела. Жерар весьма благоразумен и осторожен, и у него много хороших знакомых на окраине графства. К празднику он опоздал, оттого что пришлось совершить несколько новых сделок. Договориться с валлийским крестьянином — дело не быстрое. Не сегодня-завтра Жерар вернется, вот увидишь.

— И что же он найдет дома? — с глубоким вздохом спросила Маргарет. — Илэйв попал в беду, едва успев появиться; дядюшка Уильям мертв и уже похоронен; а Олдвину не расхлебать той каши, которую он сам же и заварил, К счастью, с тобой все в порядке, и с ним, надеюсь, тоже. Хоть какие-то дела в доме идут своим чередом.

Маргарет убрала со стола и, по-прежнему покачивая головой и что-то приговаривая о своих смутных опасениях, ушла на кухню мыть посуду. Фортуната и Джеван остались сидеть в зале.

— Дядюшка, — нерешительно сказала Фортуната после недолгого молчания. — Мне нужно с тобой посоветоваться. Видишь ли, помимо своей воли я оказалась втянутой в это ужасное обвинение против Илэйва. Илэйв не верит, что ему грозит опасность, но я-то знаю, что это не так. И я хочу, я должна помочь ему!

Непривычная серьезность Фортунаты поразила Джевана, и он пристально и Изучающе взглянул на нее: взгляд его черных глаз, как всегда, проникал в самое сердце племянницы и теплился нежностью.

— Я вижу, ты встревожена больше, чем можно было ожидать, ведь ты едва успела свидеться с ним после стольких лет разлуки!

Джеван не задал ей вопрос, и все же Фортуната решила ответить.

— Я поняла, что люблю его. Как еще можно назвать мое чувство? И здесь нет ничего странного. Ведь я знала его много лет, прежде чем мы расстались. Он очень мне нравился, хотя и не подозревал об этом.