Сюзанна улыбнулась брату Кадфаэлю, но улыбка ее была сдержанной и холодноватой. У нее было бледное чистое овальное лицо с широко посаженными серыми глазами, которые удивительно гармонировали с отливающими рыжиной каштановыми волосами, убранными в строгий узел. Одета она была в простое темное платье, как полагается аккуратной хозяйке. Связка ключей на поясе была ее единственным украшением.

Кадфаэль давно был знаком с Сюзанной, но не мог похвастаться, что хорошо знает ее.

— Вам нечего беспокоиться, — бодро сказала ему Сюзанна. — Все уже прошло. Она только напугана. Думаю, сейчас она будет расположена к тому, чтобы прислушаться к вашим советам. С ней там сидит Марджери.

Марджери? Ах да! Молодая жена Даниэля! Довольно необычное поручение для невесты в первый день после свадьбы — ухаживать за мужниной бабкой! Когда-то в будущем, как вспомнил Кадфаэль, Марджери Бель, единственная дочь торговца тканями Эдреда Беля, должна получить очень неплохое наследство, ведь у нее не было братьев; впрочем, она и сейчас уже принесла в дом хорошее приданое. Неплохое приобретение для семьи скопидомов! Неужели у нее совсем не нашлось женихов и родители выдали ее замуж за первого, кто сделал предложение? Или ей давно приглянулся Даниэль, и она сама выбрала этого кудрявого, избалованного красавчика, который сейчас, уединившись в мастерской, наверное, злится, хмуро подсчитывая убытки?

— А как себя чувствует ваш батюшка?

— Ничего. С ним понемногу все обойдется, — деловито ответила Сюзанна. — Папаша был в изрядном подпитии, и это, вероятно, спасло его. Обмякнув, он плюхнулся, как мешок. Загляните, пожалуйста, к нему, когда она вас отпустит! — И, сдержанно улыбнувшись на прощание, Сюзанна оставила Кадфаэля и бесшумно удалилась вниз по лестнице.

Если припадок и впрямь лишил почтенную матрону дара речи, то надо сказать, она на удивление быстро оправилась. Старушка лежала пластом, не поднимая головы от подушки, и правильно делала. Ей следовало провести в этом положении денька два. Зато язык ее работал не переставая все время, пока Кадфаэль щупал ей лоб, считал удары сердца и, оттянув веко, внимательно исследовал зрачки налитых кровью серых глаз. Он дал ей выговориться, не вступая в разговор, и только слушал, стараясь не упустить малейшей подробности из ее рассказа.

— Вот уж чего я не ожидала от господина аббата! — возмущалась Джулиана, поджимая тонкие сизые губы. — Как мог он встать на сторону какого-то побродяжки! Это же настоящий разбойник — вор и убийца! А он пошел против нас — честных ремесленников, которые исправно платят подати и свято блюдут все обряды христианской церкви. Как же вам всем не стыдно было давать приют такому негодяю!

— Насколько я слышал, — кротко возразил Кадфаэль, роясь в своей сумке, где у него был пузырек с порошком сушеной омелы, — ваш сын не умер и не собирается умирать, тем не менее ваши гости целой толпой погнались за актером с криком: «Держи убийцу»!

— Ему просто повезло, что он не погиб, — сказала, как отрезала, старуха, — И потом неважно, жив он или мертв! Сами знаете, за такие дела полагается виселица. А помри я тогда, что бы вы на это сказали? Дело могло кончиться двумя смертями в придачу к разорению семьи. Какой-то несчастный менестрелишка, а столько бед натворил за одну ночь, что дальше уж, кажется, некуда. Ничего! Он еще за это поплатится! Хотя бы и через сорок дней, а мы своего дождемся. Уж он от нас не уйдет!

— Если он убежал от вас, нагруженный вашим добром, — сказал Кадфаэль, отсыпая себе на ладонь щепотку порошка, — то к нам в церковь он уж точно прибежал без поклажи. Один ваш жалкий пенни — вот все, что тогда было при нем!

Затем Кадфаэль обернулся к молодой женщине, стоявшей наготове у изголовья:

— Найдется у вас немного вина или молока? Что есть, то и сгодится. Разведите в нем этот порошок.

Марджери была маленькая пухленькая двадцатилетняя девушка, со свеженьким и розовощеким личиком и густой копной неприбранных светлых волос. Она испуганно смотрела на все круглыми глазами. Неудивительно, что она растерялась, очутившись вдруг в чужом доме, где все вверх дном, однако то, что от нее требовалось, она выполнила спокойно и толково и управилась с кувшином и чашкой, не пролив ни капли.

— У него было достаточно времени, чтобы припрятать награбленное, — упрямо стояла на своем старуха. — Уолтер отсутствовал уже более получаса, прежде чем Сюзанна забеспокоилась и пошла его искать. За это время негодяй перебрался через мост и спрятался там в кустах.

Припав губами к протянутой чашке, она с готовностью выпила ее содержимое. Как ни велика была ее обида на аббата и монастырь, это не повлияло на ее веру в целительную силу снадобий брата Кадфаэля. В целом свете не нашлось бы, наверное, такого предмета, в отношении которого они с Джулианой могли прийти к согласию, но оба питали друг к другу уважение. Даже у этой жадной и властной старухи, тиранившей всю семью и до смерти запугавшей прислугу, имелись кое-какие добродетели: ее мужество, неукротимый дух и честность невольно вызывали почтение.

— Он клятвенно заверяет, что и пальцем не дотронулся ни до вашего сына, ни до вашего золота, — сказал Кадфаэль. — Я заранее признаю, что он мог и солгать, но и вы тоже должны согласиться, что могли ошибиться.

Джулиана ответила на это полнейшим презрением. Поерзав на подушке, она поудобнее пристроила тощую седую косицу, которая раздражала ее, мешая спокойно лежать.

— Кто же еще мог это сделать, кроме него? Он был тут единственный чужой человек, к тому же затаивший обиду, потому что я вычла из его платы стоимость разбитой вещи…

— О чем, кстати, он рассказал иначе: какой-то подгулявший парень толкнул его под руку, и по его вине он нечаянно разбил ваш кувшин.

— Его дело было смотреть лучше! Уж коли ты нанялся в дом, так умей приноравливаться ко всякой компании. Да, кстати, я вспомнила, что, когда его от нас выставляли, он не успел забрать своих игрушек — раскрашенных колечек и шариков. Чужого я не хочу, но и свое, что он стащил, сумею себе воротить. Сюзанна отдаст вам его финтифлюшки, пускай забирает на здоровье! По крайней мере, он не сможет сказать, что между нами взятки гладки, — мы его тоже обворовали.

Она была так дотошна, так щепетильна, что возвращала жонглеру все, что ему принадлежало, и в то же время без малейших угрызений собиралась отправить его на виселицу!

— Вы ему и так уж проломили голову, так что можете быть довольны. Еще один такой удар, и, возможно, на вас пало бы обвинение в убийстве. А теперь успокойтесь и послушайте-ка лучше, что я вам скажу! Если вы будете так скандалить, то сами вгоните себя в гроб. Приучите себя к смирению и кротости и не давайте воли своему гневу, иначе с вами случится третий припадок, похуже первых двух, который может оказаться для вас последним.

В первый раз за весь разговор Джулиана, как видно, серьезно призадумалась. Наверно, она уже и сама себе это говорила, прежде чем услышала предостережение Кадфаэля.

— Уж какая я есть, такая есть! — сказала она, признавая правоту Кадфаэля.

— Все хорошо до поры до времени. Предоставьте молодым сходить с ума из-за пустяков. Все это пройдет и забудется. Смотрите, вот тут я оставляю вам пузырек с сердечным отваром. Это лучшее средство для укрепления сердца, какое я знаю. Принимайте его, как я вас раньше учил, да не вставайте сегодня с постели. Завтра я снова зайду вас проведать. А теперь, — закончил брат Кадфаэль, — я пойду взглянуть на мастера Уолтера.

Золотых дел мастер громко храпел, на голове у него красовалась повязка, и его вытянутое лицо, имевшее обычно подозрительное выражение, во сне расслабилось. Убедившись, что сон для него сейчас лучшее лекарство, Кадфаэль решил его не будить. В задумчивости Кадфаэль спустился вниз и направился на задворки, где была кухня, чтобы найти Сюзанну. У очага трудилась тщедушная девчушка. Подкинув дров в лениво теплящийся огонь, она, поднатужась, повесила на крюк большой котел. Кадфаэль уже как-то видел мельком эту девочку, ему запомнились черные глазищи на пол-лица, смуглое личико и копна спутанных темных волос. Безродная сирота, прижитая какой-нибудь безродной служанкой от хозяина или хозяйского сынка, а то и от заезжего гостя. Девочке пришлось расти в семье скопидомов, и все же она попала еще не в самые плохие руки. По крайней мере ее здесь кормили, одевали в хозяйские обноски, и, кроме требовательной и злой старой барыни, у нее была еще и другая хозяйка — спокойная и мягкая Сюзанна, которая никого не тиранила и не любила браниться.

Кадфаэль дал Сюзанне отчет о состоянии бабушки, она выслушала все, внимательно глядя ему в лицо, время от времени отвечая понимающим кивком и не задавая никаких вопросов.

— А ваш батюшка спит. Я не стал его будить. Сон, наверно, самое лучшее для него лекарство.

— Ночью, когда мы его нашли, я сразу же сходила за его лекарем, — сказала Сюзанна. — Бабушка-то теперь ни о ком, кроме вас, и слышать не хочет, а батюшка больше всех доверяет мэтру Арнальду, что живет здесь неподалеку. Хотя батюшке понадобилось несколько часов, чтобы прийти в себя, доктор Арнальд сказал, что ушиб не опасен. Может статься, сказалось то, что батюшка перед тем довольно много выпил.