Что толку рядиться в костюм Матушки Гусыни — ведь этим не вернешь его к жизни. Что толку горевать... прятаться в углу, когда все веселятся... это не вернет ей Бенджамина. Ничто не вернет ей его.

И как же ей теперь жить? Считается, что вдовам положено вести себя с достоинством. И потом, она ведь не просто вдова — она еще и герцогиня. Учитывая, что племяннику Бенджамина, нынешнему герцогу Берроу, пошел всего одиннадцатый год, и он пока еще учится в Итоне, ее нельзя даже именовать вдовствующей герцогиней Берроу. Итак, она герцогиня, она вдова и ей всего-навсего двадцать семь лет. И что из этого печальнее всего, она и сама не знала.

Гарриет с трудом проглотила вставший в горле ком.

Нет... она не сможет провести всю свою жизнь, скромно сидя на стуле где-нибудь в уголке, пока остальные танцуют. Она не желает больше одеваться как чья-то почтенная мамаша — в конце концов, она никогда не была матерью и вряд ли когда-нибудь ею станет.

Она должна что-то сделать. Должна изменить свою жизнь. Например, начать думать о...

О...

Об удовольствиях, например.

Слово «удовольствия» как-то само собой неожиданно всплыло у нее в голове — и так и осталось там. Гарриет невольно поежилась — это словечко приятно щекотало, словно капли дождя в жаркий день.

Глава 3 Гарриет пытается очертить границы будущих удовольствий

Обшарив чуть ли не весь дом, Гарриет, наконец, отыскала герцогиню Бомон и герцогиню Косуэй — иначе говоря, Джемму и Исидору — в небольшой гостиной.

В полумраке каждого алькова можно было заметить две головы, мужскую и женскую, а на каждом диване ворковали парочки — словно влюбленные голубки весной.

Они с Бенджамином никогда... нет, конечно же, нет! Какое безумие! В конце концов, они ведь были женаты, разве нет? А супруги никогда не целуются на балу — даже если это бал-маскарад!

И разве Бенджамин когда-нибудь целовал ее так? Пресноватые поцелуи мужа всегда имели привкус привычки. Он небрежно целовал жену — и тут же забывал о ней. Именно так она целовала своего спаниеля.

— Ты меня просто спасла! — услышала она голос Исидоры, доносившийся из-за двери крошечной гостиной, где сидели они с Джеммой. — Просто не знаю, что бы я делала без тебя! Леди Бисби с удовольствием съела бы меня живьем!

— Ах, это ты, дорогая? Иди, посиди с нами. Я совсем без сил! — пробормотала Джемма, увидев Гарриет. Они с Исидорой уютно устроились в креслах перед камином.

Гарриет уже направилась, было к ним — и вдруг остановилась как вкопанная. На козетке возле камина раскинулся единственный из ее знакомых, которого ей сейчас хотелось видеть меньше всего, — герцог Вилльерс. Он еще не успел оправиться от трепавшей его жестокой лихорадки, вызванной полученной на дуэли раной, лицо герцога до сих пор казалось бледным и осунувшимся. Герцог был разодет в итальянские шелка, край темно-лилового кружева был расшит узором в виде крошечных черных тюльпанов. От всего его облика веяло изысканностью — костюм выглядел экстравагантным, но оттого не менее эффектным.

— Простите, ваша светлость, — торопливо извинилась Гарриет. — Я не знала, что вы уже встали с постели.

— Я пригрозил, что спущусь вниз и станцую сарабанду, — с хорошо знакомой ей певучей интонацией ответил герцог. — В итоге этот дракон, мой камердинер, смилостивился, позволил мне спуститься вниз и хотя бы одним глазком глянуть на бал — коль скоро я не в состоянии принять участие в веселье.

Гарриет опустилась на стул и застыла в неловкой позе — словно аршин проглотила, — дав себе слово, что через пять минут уйдет. Сошлется на головную боль, на то, что возле камина слишком жарко, или скажет, что договорилась с кем-то встретиться в бальном зале... в общем, придумает что-нибудь — что угодно, лишь бы быть подальше от Вилльерса.

— Очень хорошо, что ты здесь, Гарриет, — томным голосом заявила Исидора. — Так вот, предупреждаю, что твердо решила устроить скандал.

— Бедная леди Бисби, — усмехнулась Гарриет. Исидора расхохоталась:

— Бисби тут ни при чем. Так... скучно стало, решила немного развлечься. Нет-нет, я имею в виду настоящий скандал. Такой, который мог бы заставить моего мужа, наконец, вернуться назад, в Англию.

Гарриет внезапно бросилось в глаза, какой у Исидоры упрямый подбородок.

— Терпеть не могу приводить в качестве примера избитую и всем давно надоевшую историю моей жизни, — вмешалась Джемма, — но мой супруг почему-то никогда не считал устраиваемые мною скандалы достаточным поводом, чтобы сменить Францию на Англию. А где сейчас твой муж, Исидора? Где-то на Дальнем Востоке, я полагаю?

— Честное слово, жаль беднягу Косуэя, — рассмеялся Вилльерс. — Джемма, у тебя тут есть шахматы?

Джемма покачала головой:

— Нет. К тому же, если помнишь, твой доктор строго-настрого велел тебе воздерживаться от шахмат. Тебе нужно постараться как можно скорее избавиться от лихорадки, а ты собираешься вновь напрягать свои бедные усталые мозги.

— Что такое жизнь без шахмат? Жалкое, унылое прозябание, не больше, — прорычал Вилльерс. — Лично я такой жизнью не дорожу.

— Бенджамин наверняка согласился бы с вами, — ляпнула Гарриет, даже не успев подумать, что говорит. И ужаснулась. Ее муж покончил с собой, после того как проиграл партию в шахматы.

И не кому-то, а как раз Вилльерсу.

В комнате воцарилась гробовая тишина, как будто все четверо разом перестали дышать.

Вилльерс, отвернувшись, уставился в камин и промолчал. Но Гарриет внезапно почувствовала острый укол вины — на нее вдруг нахлынули воспоминания двухлетней давности. Она вновь услышала его сбивчивые, неловкие объяснения, и ей стало стыдно. Вилльерс тогда был при смерти, горел в жару — и, тем не менее, собрав последние силы, добрался до особняка Джеммы, чтобы извиниться зато, что в ее доме выиграл ту проклятую партию, после которой Бенджамин и покончил с собой.

— Я... просто я хотела сказать, что если бы доктор в свое время запретил Бенджамину играть в шахматы... — пробормотала Гарриет.

— Причем целый месяц, — не утерпел Вилльерс.

— ...бедный Бенджамин был бы в ярости.

— Я бы уж точно взбесилась, — вздохнула Джемма.

— Этот тиран, мой хирург — кажется, шотландец, — оказался настолько бессердечен, что даже не позволил мне доиграть партию, — простонал Вилльерс. — Не двигаться — максимум одно движение в день... вы хоть представляете, что это такое? Честное слово, мне иногда кажется, что мои мозги не выдержат и вскипят!

— Вам действительно запрещено прикасаться к шахматам целый месяц? — спросила Гарриет.

— Ну-ну, все не так ужасно, — пробормотала Джемма. — Ты ведь можешь читать. Хотя, конечно, книги совсем не то, что шахматы.

— Месяц... — буркнул Вилльерс.

При этом у него был такой несчастный голос, что Гарриет не могла сдержать улыбку.

— Ну, в жизни бывают и другие интересы...

— Женщины, вино и песни, — произнесла вдруг Исидора. — Вот что обычно интересует мужчин.

— Я не пою.

— Предполагается, что некоторые красивые женщины — русалки, и они сами поют, пока мужчины смакуют вино, — усмехнулась Гарриет. Она попыталась представить себе Вилльерса, окруженного соблазнительной толпой сирен, — неожиданно картина ей понравилась. Будь она сиреной, непременно попыталась бы пустить на дно его корабль, мстительно решила она.

— Если вы водите компанию с русалками, будьте так добры, шепните им мой адресок, — закрыв глаза, пробормотал Вилльерс. — А сейчас я слишком слаб, чтобы увиваться вокруг женщин, — не важно, с хвостом они или без.

Он и в самом деле выглядел очень изможденным и бледным. Учитывая неприязнь, которую питала к нему Гарриет, странно, что ее вдруг это волнует. С чего бы ей его жалеть?

— Придумала! — встрепенулась Исидора. — Мой план! Ты можешь в нем участвовать!

— Нет, — пробормотал Вилльерс. — Никогда не участвую ни в чьих планах.

— Жаль, — разочарованно протянула Исидора. — Готова поспорить на что угодно, что слухи о том, что его герцогиня отчаянно флиртует с печально известным герцогом Вилльерсом, заинтересовали бы даже моего неуловимого супруга. Кстати, его стряпчий недавно говорил мне, что он где-то в Эфиопии. Может, решил отыскать истоки древнего Нила? Ах, все мы тут так гордились бы им, верно?

— Но если герцог вернется, чтобы защитить твою репутацию, бедному Вилльерсу придется снова драться на дуэли, — возразила Джемма. — А твой муж — страшный человек. Так и представляю себе, как он, с утра пораньше перестреляв племя каннибалов, потом как ни в чем не бывало, наслаждается утренним чаем!

— Вряд ли я сейчас смогу составить конкуренцию людоедам, — жалобно простонал Вилльерс. Это прозвучало так комично, что все захохотали.

— Ну, тогда мне срочно нужно отыскать кого-то с такой же репутацией, как у тебя! — объявила Исидора.

— Послушай, ты серьезно? — не выдержала Гарриет. — Неужели ты надеешься, что скандал вокруг твоего имени заставит твоего мужа вернуться?

Исидора повернулась к ней. Брови ее были саркастически приподняты, на красивых губах играла усмешка.

— А ты можешь привести хоть одну причину, почему я не могу попытаться? К твоему сведению, я имею удовольствие быть замужем за человеком, которого в глаза никогда не видела — во всяком случае, насколько мне помнится.

— А почему Косуэй решительно не желает жить в Англии? — спросил Вилльерс, открыв, наконец, глаза. — Неужели ты внушаешь ему священный ужас? — Приподнявшись на локте, он с интересом разглядывал Исидору.

— Почему бы тебе тогда не отправиться к нему? — в тот же самый миг вырвалось у Гарриет.

— Но ведь он же исследователь! — презрительным тоном бросила Исидора. — Вы можете представить меня верхом на верблюде, шляющейся по пустыне в поисках истоков древнего Нила?

Гарриет с трудом сдержала улыбку. Сама она принадлежала к той категории отважных женщин, которые ни за что не упустили бы возможности проехаться на верблюде. Но это она. А Исидора, утонченностью и хрупкой красотой напоминавшая экзотическую орхидею, — и верблюд! Нет, такое даже вообразить невозможно.

— А его матушка не может как-то на него повлиять? — спросила Джемма.

— Говорит, что пыталась, но безуспешно, — вздохнула Исидора. — Уверяет, что он ни за что не вернется — мол, он всегда был самым упрямым из всех ее отпрысков.

— Я пару раз встречалась с леди Косуэй, — нахмурилась Джемма. — Готова пари держать, что ей достаточно только пальцем пошевелить, чтобы заставить самого короля Англии плясать под ее дудку. Так что если кто и способен заставить его вернуться, так только она.

— Абсолютно с тобой согласна. Я как раз и рассчитываю на то, что она, испугавшись скандала, сделает все, чтобы он вернулся в Англию.

— А когда он в последний раз был здесь? — спросила Гарриет.

— Восемнадцать лет назад. Восемнадцать! Разве одно это не дает мне основание развестись с ним?!

— Отсутствие фактических брачных отношений — вполне уважительная причина для развода, — кивнул Вилльерс.

— Конечно. Но я не такая дура. По мне, так лучше быть герцогиней просто на бумаге, чем вообще ею не быть, — фыркнула Исидора. — Мне случалось жить на континенте. Я приезжала к Джемме в Париж и довольно долго жила в моем любимом городе — Венеции. Но теперь я желаю жить, как положено взрослой женщине. А я не могу этого сделать — потому что моя нынешняя жизнь какая-то ненастоящая!

Гарриет растерянно моргнула. Такое впечатление, что Исидора выразила вслух то, о чем постоянно думала она сама!

— Если уж говорить начистоту, — продолжала раскрасневшаяся Исидора, — то мне просто надоело спать в одиночестве! Если окажется, что Косуэй — тиран, деспот или негодяй, с которым попросту невозможно жить под одной крышей... что ж, тогда я брошу его и снова вернусь в Италию.

Но тогда по крайней мере я смогу расстаться с этой осточертевшей мне девственностью! И смогу родить ребенка.

Гарриет была потрясена. Даже Вилльерс приоткрыл глаза.

— Что?! Я не ослышался? Кажется, ты сказала — девственностью?!

— Исидора, по-моему, ты все это нарочно, — проговорила Джемма, протянув подруге небольшой флакончик с ароматическими солями. — Признавайся, тебе просто захотелось поразить нас, да? Что до меня, то, поздравляю, тебе это удалось. Я просто в шоке. Так что можешь радоваться.

— Девственность — главное достояние женщины, — невозмутимо объявил Вилльерс. Непохоже, чтобы он был очень удивлен, подумала Гарриет.

— Чушь! — резко бросила Джемма. — И, раз уж разговор пошел начистоту, я тоже выскажусь. Лично я считаю, что безмозглая девственница — самое никчемное создание из всех, какое только можно себе представить.

— Ну да. А девственница, у которой есть мозги, — сокровище, достойное королей, разумеется, — ехидно хмыкнул герцог.

— Смею напомнить, что, помимо этого, я еще и красива, — без ложной скромности заявила Исидора.

— О тщеславие... имя тебе — женщина, — пробормотал Вилльерс. Губы его сами собой расползлись в улыбке. — Кажется, я догадался, что у тебя на уме. Хочешь припугнуть своего герцога, да? Вот, дескать, уеду, рожу кукушонка — и он унаследует твое герцогство, угадал?

— Скорее уж это до смерти перепугает его матушку, — вмешалась Джемма. — Потому что если бы Косуэй беспокоился о наследнике, то давным-давно вернулся бы домой.

— Ты и в самом деле так торопишься расстаться с девственностью? — не выдержала Гарриет. Как странно было видеть, что и другая женщина мучается от одиночества так же, как и она, сама... читать в ее лице тоску, от которой сжимается ее собственное сердце, — и завидовать решительности, которой так не хватает ей самой. Да уж, ревниво подумала Гарриет, Исидора явно не из тех, кто согласится смирно сидеть в уголке с гусыней под мышкой, пока остальные танцуют.

— Видите ли, я еще ничего не решила, — с ребячливой непосредственностью призналась Исидора. — Все будет зависеть от того, сколько времени потребуется моему супругу, чтобы вернуться домой. Просто мне нужен сильный мужчина... ну, вы понимаете.

— Чтобы стать отцом твоего ребенка? — подсказал Вилльерс. — Смею заметить, наш разговор принял на редкость забавный оборот. Никогда еще не видел, чтобы супружеская измена планировалась с таким поразительным хладнокровием.

— Честно говоря, чтобы он оказался таким, кого не напугает скандал, — бросила Исидора. — Вроде тебя, например, Вилльерс. Вот увидишь, если я начну отчаянно флиртовать с тобой, не пройдет и месяца, как слухи об этом достигнут берегов Африки. Гарриет, дорогая, ты наверняка знаешь, у кого из мужчин в Лондоне репутация еще более скандальная, чем у Вилльерса.

— По-моему, у Вилльерса отнюдь не скандальная репутация, — запротестовала Гарриет.

Вилльерс открыл глаза.

— Право же, вы меня удивляете, ваша светлость.

— Почему же, позвольте спросить? Вы никогда не выходите за рамки благопристойности.

— У меня есть незаконные дети, — с оскорбленным видом произнес герцог, будто она задела его за живое.

— У кого из знатных людей их нет? — пожала плечами Гарриет.

— О Боже, как низко я пал! — застонал Вилльерс. — Никакой скандальной репутации! Никогда не выхожу за рамки благопристойности! Какая трагедия! Моя гордость растоптана! Нет, я этого не переживу!

Гарриет пропустила его слова мимо ушей.

— В свете вообще не осталось по-настоящему интересных мужчин.

— Господи... все хуже и хуже! — буркнул Вилльерс.

— Ну, хорошо, и все-таки — у кого, по-твоему, в Лондоне самая скандальная репутация? — настаивала Исидора.

— У лорда Стрейнджа, разумеется, — буркнула Гарриет.

— У лорда Стрейнджа?! — пробормотала Исидора. Брови ее поползли вверх. — Но разве он не светский человек? Он ведь как-никак лорд!

— Только не Стрейндж, — вмешался Вилльерс, маленькими глотками потягивая воду. — Насколько я знаю, Стрейндж — богатейший человек в Англии; хотите — верьте, хотите — нет. Титул ему дал король, причем не так давно. Впрочем, неудивительно, ведь Стрейндж, без преувеличения, спас нашу экономику. Держу пари, он достаточно богат, чтобы купить себе герцогство, и даже не одно, но сам он как-то раз обмолвился, что согласился принять титул просто потому, что ему нравится, как это звучит — «лорд Стрейндж».

— Очень странный, но чрезвычайно умный человек — и репутация у него самая скандальная, — заметила Гарриет. — Имей в виду, лорд Стрейндж не из тех, кто из кожи лезет вон, чтобы доказать, какой он повеса и распутник, когда все, на что он способен, — это гоняться за хористками или...

— ...актрисками, — вклинился в разговор Вилльерс. — Его дом заполняют не только те, кто играет в придворных театрах, но и бродячие, кто выступает прямо на улицах. А кроме них — ученые. Исследователи. Между прочим, сам Стрейндж утверждает, что ни один по-настоящему интересный человек не уедет из Лондона, не побывав в его поместье.

— А как ему удалось так разбогатеть? — заинтересовалась Исидора. — Чем он занимается — торговлей?

— О нет, его отец был вполне уважаемым баронетом, — ответил Вилльерс. — Как бы там ни было, Стрейндж — джентльмен по праву рождения и по воспитанию, но при этом на редкость странная личность. Он всегда делает то, что хочет, и законы света ему не указ. И при этом у него вечно полный дом гостей.

— Великолепно! — загорелась Исидора. — Немедленно еду туда!

— О, но... — Джемма запнулась.

— Но — что? — с вызовом бросила Исидора. — Я желаю устроить скандал — а Стрейндж, по-видимому, просто идеально подходит для этой цели. Потолкаюсь среди всей этой разношерстной толпы актеров и чудесно проведу время. И одновременно буду отчаянно флиртовать с хозяином дома — иными словами, стану раздувать искры, пока дымок от разгорающегося скандала не заставит моего супруга расчихаться и не погонит домой.

— Ты собираешься кокетничать с самим Стрейнджем? — удивилась Гарриет. — Да ты с ума сошла! Тогда твою репутацию уже ничто не спасет.

— Но, ради всего святого, почему?! — возмутилась Исидора. — Он что — такой отвратительный?

— О нет, он как будто очень даже привлекательный мужчина, — усмехнулась Гарриет.

— Тогда я непременно стану с ним кокетничать! Причем, естественно, на глазах у всех.

— Имей в виду, сам Стрейндж никогда не флиртует, — предупредила Гарриет. — Да, он затаскивает женщин в постель — но никогда не играет с ними!

— А вот со мной он будет флиртовать! — объявила Исидора. — Мне еще не доводилось видеть мужчину, которого пришлось бы учить, как волочиться за женщиной. Все, что от меня требуется, — это дать ему понять, что я не прочь прыгнуть к нему в постель, и — вуаля! — Она щелкнула пальцами.

Гарриет рассмеялась.

— Хотела бы я посмотреть, как ты станешь давать ему уроки флирта!

— Тогда поедем со мной, — с усмешкой предложила Исидора.

— Я?! Я бы никогда не решилась на это, Неужели ты всерьез думаешь отправиться в Фонтхилл? Нет, это невозможно! Во всяком случае, для таких женщин, как мы с тобой.

— Как мы? — Исидора сморщила нос. — А почему?

— Хорошая репутация — штука полезная, — вмешалась Джемма.

— А ты откуда знаешь? — напустилась на нее Исидора. — Помнишь, как много лет назад ты бросила своего мужа, а, Джемма? Помахала ему на прощание и упорхнула в Париж — и не вздумай уверять меня, что все эти годы ты только и делала, что заботилась о своей репутации.