Для нее он все равно, что умер.


Глава 38 Мужская натура: новое обсуждение


21 марта 1784 года


Наступило время игры. Взглянув на часы, Джем направился в кабинет. Приехавший незадолго до этого лорд Брункер привез с собой новость о скандале, в котором оказались, замешаны всем известная Вест-Индская компания и человек по имени Сталлибрас, — скандале, бросившем тень на обе палаты парламента. Впрочем, Джема это мало волновало.

Он бездумно делал ставку за ставкой — одна крупнее другой, — но все это без особого интереса, как будто мысли его витали где-то далеко.

Самое же омерзительное было то, что в конце игры пьяные игроки предались слезливым воспоминаниям, в которых по большей части фигурировала оперная певичка Ноэль Грей, особа, судя по всему, обладавшая неистовым темпераментом — и это по самым скромным меркам.

Джем был в бешенстве.

Сидевший напротив Вилльерс то и дело поглядывал на него с уже хорошо знакомой ему легкой, таинственной улыбкой. Эта усмешка, а также понимающие взгляды, которые бросал на него герцог, до такой степени бесили его, что терпение Джема, наконец, лопнуло.

— Что? — прорычал он, наконец, даже не пытаясь казаться вежливым.

— Ничего, — улыбнулся Вилльерс. — Просто я благоразумно храню молчание.

— Меня уже тошнит от этих ваших ухмылок! — рявкнул Джем. — Еще партию, джентльмены?

— Нет, пожалуй, — покачав головой, заплетающимся языком пробормотал Брункер. — Вряд ли дотерплю до конца. Желудок совсем взбунтовался. Того и гляди, придется блевать.

Поморщившись, Джем мысленно дал себе слово никогда больше не приглашать этого идиота. Отвернувшись, он обвел взглядом комнату. На душе у него было паршиво. Больше всего на свете ему сейчас хотелось никогда больше не видеть никого из этих ничтожных людишек, не считавших зазорным рыгать за столом. Лорд Оук, уже едва державшийся на ногах, тяжело привалился к стене и мочился прямо в угол — хотя ему было прекрасно известно, что в коридоре специально для этой цели стоят несколько ночных ваз. А теперь, с отвращением подумал Джем, он наверняка притворится, что...

— Будь я проклят! Готов поклясться, что здесь только что стоял горшок! — взревел Оук.

— Что-то потеряли, Оук? — с изысканной вежливостью осведомился Вилльерс.

Однако любезный тон, которым это было сказано, сочился таким ядом, что Джем окончательно взбесился.

— Если хотите что-то сказать, так скажите, черт вас возьми! — обернувшись к герцогу, прорычал он. — Хоть раз в жизни докажите, что вы мужчина!

— Разве доказывать подобные вещи можно только руганью и кулаками? — все так же мягко осведомился Вилльерс. — Может, попробуем разобраться, наконец, что такое — быть мужчиной? — Как всегда, герцог служил образцом элегантности и тонкого вкуса. Роскошный, малинового бархата, камзол, по последней моде расширявшийся книзу, был отделан шитьем, не напудренные волосы, как обычно, туго стянуты на затылке простой лентой. Только ослы вроде Оука пудрят себе волосы перед игрой — таково было твердое мнение герцога.

— Мужчина, — иронически скривив губы, объявил Джем, — это нечто иное, чем женщина! Он не станет притворяться тем, кем не является.

— О... какая безукоризненная логика, мой друг! Я в восторге! — дружелюбно пробормотал Вилльерс. — И в самом деле. Как верно подмечено! — Он наклонился через стол. — Знаете, — шепотом проговорил он, — мне страшно не хватает Гарриет! Силой духа она может сравниться с мужчиной.

— Особенно если носит столь высокий титул, — мрачно буркнул Джем.

— Ах. — Вилльерс с улыбкой отодвинулся. — Вот он, змей-искуситель, свивший себе уютное гнездышко в Эдеме. Что прикажете делать с ним?

— Ну, надеюсь, вы не станете отрицать, что кое о чем умолчали, когда представляли ее мне, — прошипел Джем. — Согласны?

— Лично я никогда не придавал особого значения всем этим титулам, — небрежно заметил Вилльерс, сделав изящный жест рукой. Крупный рубин в перстне, который он обычно носил на пальце, вспыхнул кроваво-красным огнем.

— Вы?! Не смешите меня!

— И нужно отдать Гарриет должное — сама она не забивает себе голову подобными пустяками. Во всяком случае, не воспринимает титул столь серьезно, как я, и уж тем более как вы. Зато в ваших глазах он, похоже, имеет огромное значение.

— Я принимал ее за вдову скромного деревенского сквайра, — упрямо пробормотал Джем. Потом, закрыв глаза, с ожесточением потер руками лицо. Сказать Вилльерсу? Почему бы и нет? — Я-то считал, что оказываю ей честь, давая возможность покончить с унылой жизнью в деревенской глуши, а...

Вилльерс рассмеялся.

— Вот именно, — мрачно буркнул Джем. — Каким же идиотом я был!

— Да уж, герцогство Берроу — это вам не скромная сельская деревушка!

— Берроу?! — Глаза у Джема полезли на лоб. Он резко вскинул голову. — Вы сказали — Берроу?!

— А о каком герцогстве мы, по-вашему, говорим?

— Мне и в голову не приходило спрашивать...

— Ну, нас, герцогов, не так уж много... — заметил Вилльерс. Рубин в его перстне насмешливо подмигнул Джему.

— И ее покойный супруг...

— Бенджамин.

— Он как-то раз приезжал сюда. Хотел поучаствовать в игре, — кивнул Джем.

— И после этого вы больше никогда не приглашали его, да? — сообразил герцог.

— Да. Впрочем, похоже, его это не заинтересовало.

— Бенджамин был одним из моих близких друзей — я любил его, хотя понял это только после его смерти. Когда речь идет о любви, люди иногда способны делать чудовищные ошибки.

Джем стиснул зубы. Меньше всего ему хотелось сейчас выслушивать нудные нравоучения. Вдобавок еще от человека, имевшего незаконных детей!

— Склоняю голову перед вашей мудростью! Вот уж не думал услышать такое... от вас!

— Полностью с вами согласен. Тем более что сам я, к примеру, никогда не испытывал к женщине того, что принято называть любовью.

Джем оторопело воззрился на него. Уж не ослышался ли он?

— Нет-нет, к мужчине тоже, — покачав головой, поспешил успокоить его Вилльерс. — Однако мне случалось влюбляться. И не раз, поверьте мне. Снова и снова... снова и снова. Чувство это трудно переоценить...

— Я любил Салли, — тихо сказал Джем.

Однако Вилльерс, знавший его бог знает сколько лет, на этот раз ничего не сказал.

— Ладно, ваша взяла! — буркнул Джем. — Да, я любил ее совсем не так, как люблю Гарриет. Но Гарриет — в отличие от нее — герцогиня!

— Мы это уже обсуждали. — Вилльерс небрежным жестом подтолкнул к Джему бокал кларета. — Вот, выпейте. Я к нему не притрагивался. А вам, по-моему, это не помешает.

Джем, тупо посмотрев на свой пустой бокал, протянул руку к бокалу Вилльерса и стиснул его так, что тонкое стекло едва не хрустнуло.

— Она хорошая женщина. Порядочная. Она сказала, что нужно положить конец игре, и я намерен последовать ее совету. Но есть кое-что, о чем она даже понятия не имеет. Например, ей ничего не известно о моей семье.

— Боже... какая скука! — с досадой протянул герцог.

— Одна моя репутация чего стоит. Это погубит ее в глазах общества. А потом она... она возненавидит меня.

— Согласно вашей логике, мне тем более следует навсегда оставить мысль о любви? — Герцог поднял брови.

— Вы-то тут при чем? — Джем отставил бокал с недопитым кларетом.

— О, ну вы же наверняка знаете, что у меня есть незаконные отпрыски! А разве у вас, их нет?

— Нет.

— Что, неужели только единственная дочь, с которой вы, как Цербер, не спускаете глаз ни днем, ни ночью? Выходит, вы еще более, старомодны, чем я думал, Стрейндж. Вот уж никогда бы не подумал... — хмыкнул герцог.

Джем предпочел промолчать — только фыркнул.

— Думаю, не ошибусь, если приму это как знак неодобрения моего прискорбного отсутствия интереса к моим незаконным отпрыскам и к моей ставшей уже притчей во языцех скандальной репутации? Держу пари, вы считаете, что я вообще не имею права на любовь? — с той же изысканной вежливостью осведомился Вилльерс, однако за этой учтивостью чувствовалась угроза.

— Вы не поняли. Я не могу... Игра...

— Ах да, эта ваша игра. — Вилльерс, подняв голову, окинул взглядом комнату. Кисло пахло мочой — Оук позаботился, с брезгливостью подумал он. В воздухе плавали клубы сигарного дыма, настолько плотные, что слезились глаза. — Очаровательная традиция...

— Большинство своих контрактов мне удалось заполучить именно здесь, — немедленно отреагировал Джем. — Я...

— Конечно, конечно, умный человек из всего может извлечь пользу, — понимающе кивнул Вилльерс. — А вот мое состояние продолжает неизменно увеличиваться, без какого бы то ни было участия с моей стороны. Как это происходит, одному Богу известно.

Джем с отвращением покосился в его сторону.

— Рискну предположить, что Гарриет нет никакого дела ни до этих ваших Граций, ни до остальных дам, которые, в сущности, мало, чем от них отличаются. — Герцог поманил пальцем лакея. Тот с поклоном подал ему еще один бокал кларета.

— И не потому, что она их презирает, — заметил Джем, сделав глоток вина.

— Не желает завтракать с ними за одним столом? — понимающе подмигнул герцог. — Должен признаться, я ее понимаю — смех Хлои и у меня отбивает всякий аппетит. Эта история, которой она развлекала нас за обедом — о епископе и ванне из шампанского, помните? — явно не из тех, что принято рассказывать в приличном обществе, согласны? Особенно если учесть все эти детали — насколько я понял, речь шла о епископской митре. Или я ошибаюсь? Джем молча сделал глоток вина.

— В меня почему-то порядочные женщины не влюбляются, — со скорбным видом сообщил Вилльерс, отставив в сторону бокал. Тот жалобно звякнул. — Впрочем, как вам, наверное, известно, я был однажды обручен. В прошлом году.

— Да, я слышал об этом, — кивнул Джем.

— С очаровательной девушкой. Потом она влюбилась в графа Гриффина, а я получил отставку. Рассказать вам, как я об этом догадался? Просто заметил, какими глазами она на него смотрит. У нее был такой взгляд... — Он не договорил.

— Какой взгляд? Герцог пожал плечами.

— В последнее время мне частенько случалось видеть, как женщина смотрит на мужчину такими глазами.

Джем моментально догадался, на что намекает герцог.

— Я знаю, что Гарриет любит меня, — хрипло проговорил он. — Но эта любовь погубит ее — неужели вы этого не понимаете?!

— Говорят, что женщины по своей природе гораздо жертвеннее нас, мужчин. Обмениваться взаимными упреками... как это трогательно! Жаль, что Роберта была не готова к подобным жертвам... Но, увы — вместо того чтобы молча страдать, она предпочла бросить меня и выскочить за Гриффина. Впрочем, должен признать, они производят впечатление на редкость счастливой пары.

Джем что-то невнятно буркнул.

— Я подумал, возможно, мисс Шарлотта Татлок согласится отдать мне свое сердце, — продолжал Вилльерс. — Она несколько раз навещала меня, пока я был болен.

— Господи помилуй, в ваших устах это звучит так, что я сейчас разрыдаюсь от жалости!

— Странное дело — когда понимаешь, что стоишь одной ногой в могиле, желание скрывать свою слабость почему-то пропадает, — задумчиво пробормотал Вилльерс.

Джем, выслушав это признание, от души возблагодарил небеса за собственное цветущее здоровье.

— Но мисс Татлок почему-то влюбилась в моего наследника, — пожал плечами Вилльерс.

— Да, не везет вам в любви, — бросил Джем. — Только не говорите мне, что после этого вы положили глаз на Гарриет.

Вилльерс молча смотрел на Стрейнджа.

Джем внезапно почувствовал, как в нем шевельнулся гнев.

— Вы, наверное, шутите?! — сдавленным голосом пробормотал он.

— А что вас так удивляет? Какой нормальный мужчина не обратит внимания на Гарриет? — Пожав плечами, Вилльерс поднял голову и посмотрел Джему в глаза. — Она чертовски соблазнительна... Впрочем, вы и сами имели возможность это заметить, верно? Особенно в брюках. Кстати, а вы знаете, что в свое время у нас ней едва не случился роман?

Сцепив зубы, Джем покачал головой.

— Я попытался приударить за ней, но она дала мне оплеуху. Правда, надо отдать Гарриет должное — она в то время была еще замужем.

— Вот как? Простите, мне казалось, что вы только что сказали, что Бенджамин был самым близким вашим другом, — растерялся Джем.

— На редкость неудобная ситуация, верно? Но что делать? Наверное, во всем виновата моя проклятая натура: если в дело замешана женщина, я просто не в состоянии удержаться, даже если речь идет о ком-то из моих друзей. Но если у вас есть виды на Гарриет, обещаю, что постараюсь держать себя в руках. Впрочем, — мягко добавил он, — не думаю, что у вас на нее виды.

Джем смерил его тяжелым взглядом.

— Немедленно прекратите, слышите? — прорычал он.

— Прекратить что?

— Я имею в виду ваши попытки манипулировать мною.

— Господи помилуй! — вздохнул Вилльерс, потягивая вино. — Похоже, я теряю былую хватку. Должно быть, старею.

— Если... если я все-таки передумаю и брошусь вдогонку за Гарриет, то сделаю это вовсе не потому, что боюсь, как бы вы не увели ее у меня из-под носа! Ха! Чтобы такая женщина, как Гарриет, согласилась... Да она в любом случае даст вам от ворот поворот!

— О Боже, какой удар! — пробормотал Вилльерс. — Вместо того чтобы поддержать меня, как положено другу, вы выбиваете у меня почву из-под ног.

— Вы... — Джем осекся.

— А вот я уверен, что если она и отвергнет меня, то лишь потому, что полюбила вас, Стрейндж, — заметил Вилльерс. — Что ж, учитывая ситуацию, можно сказать, мне здорово не повезло. К счастью, я уже к этому привык. Ну что ж, пора в постель. Весьма признателен за интересную беседу, милорд. — Поднявшись из-за стола, герцог отвесил изящный поклон и повернулся, чтобы уйти.

— Джем, — поправил Стрейндж, вскинув на него глаза.

— Боже милостивый, имена столь интимная вещь. — Герцог пожал плечами. — Ну что ж, если вы настаиваете... Кстати, меня зовут Леопольд. Буду крайне признателен, если вы никогда не станете так меня называть.

— Леопольд... — протянул Джем, словно пробуя это имя на вкус. — Знаете, а оно вам идет! Звучит прямо по-королевски!

— Ненавижу его, — сквозь зубы бросил Вилльерс.

— А вы называйте меня Джем, я настаиваю. Столько добрых советов сразу... и столько же ядовитых намеков, причем не в бровь, а в глаз. Должно быть, мы просто обречены, быть друзьями, — хмыкнул он.

Вилльерс немного помолчал. Потом взгляд его вдруг как будто потеплел, уголки губ изогнулись в улыбке.

— Мне тоже так кажется.

С неподражаемым изяществом, набросив на себя великолепный плащ, он снова поклонился и вышел. Брункера стошнило в углу.


Глава 39 Истоки рая


22 марта 1784 года


— Гарриет пообещала, что я смогу приехать к ней в гости, — объявила Юджиния. — Ведь это так, папа, правда? Представляешь, у них в амбаре живут котята, она сама мне рассказывала!

— Конечно.

Юджиния вскарабкалась к отцу на колени, и сердце Джема сжалось, когда он почувствовал, какая она стала легонькая — просто как перышко.

— Надеюсь, ты плотно поужинала? — с напускной строгостью спросил он.

— Еще как! Съела тарелку тушеной баранины, — похвасталась Юджиния. — А потом еще сваренное по-особому яйцо, которое специально для меня приготовила кухарка.

— А что в нем особенного? — спросил заинтригованный Джем.

— Просто его смешали с очень вкусным сыром. Знаешь, как он называется? Фромаж блю [Сыр с голубой плесенью, с острым пикантным вкусом.]! — объяснила Юджиния.

— Ты ешь просто как восьмидесятилетняя старушка, — пробормотал Джем, обхватив рукой худенькие плечи дочери.

— Но мне нравится этот сыр, — пожала плечами Юджиния, с удовольствием покатав слово «фромаж» на языке, словно смакуя его. — И Гарри он тоже нравится. Вернее, Гарриет. Знаешь, я очень по ней скучаю.

— Я тоже по ней скучаю, — признался Джем. Он так тосковал по ней, что иногда сам удивлялся, откуда у него берутся силы жить. Рана в сердце была свежа.

— А я надеялась, вдруг она согласится остаться с нами, — продолжала Юджиния.

Джем смущенно откашлялся.

— Я тоже на это надеялся, малыш. Но ведь она герцогиня. Наверное, у нее полным-полно других, более важных дел.

— Знаю. Я как-то спросила, что это за дела.

— И что она ответила?

— Сначала она вроде как рассмеялась и сказала, что в ее поместье живет множество зависящих от нее людей, о которых нужно заботиться — так же как тебе о своих. А потом еще сказала, что у нее есть собака, только она уже совсем старая и будет страшно скучать без нее. Ее зовут Миссис Кастард, только это мальчик, а не девочка.

Господи помилуй, подумал Джем. Выходит, она вернулась в пустой дом, где ее никто не ждет, кроме старой собаки, которая скучает без своей хозяйки! У него внезапно перехватило дыхание. Ощущение было такое, будто его ударили в солнечное сплетение.

Наверное, у него изменилось лицо, потому что он заметил обеспокоенный взгляд дочери.

— Не расстраивайся, папа, — ласково сказала Юджиния. — Ты никогда не останешься один... даю тебе слово. Когда я вырасту, у меня будет свой дом, и я заберу тебя к себе.

Боже милостивый, какой же он идиот! Нет... хуже, чем идиот! Он ведь любит Гарриет! А если он любит ее, то зачем позволил ей вернуться в свой пустой, одинокий дом, где ее никто не ждет, кроме одряхлевшего пса?

Даже если...

Джем, вздрогнув от неожиданно пришедшей ему в голову мысли, посмотрел на Юджинию — и вдруг понял одну вещь, настолько простую, что сам изумился, как это раньше не приходило ему в голову.

Постоянная боль в сердце, от которой у него, казалось, ныли даже кости, — это было гложущее его чувство вины. Он обвинил Гарриет в том, что она обманывала его. Но на самом деле обманщиком был он сам...

Он сам спроектировал Фонтхилл — и при этом даже не догадывался, что навело его на эту мысль. Он тщательно скрывал ото всех свое тайное горе — он до сих пор оплакивал сестру, чья жизнь оказалась сломанной из-за обстоятельств, предотвратить которые было не в его власти... А ведь она могла быть счастлива, выйти замуж, нарожать детей — Бог свидетель, она заслуживала этого, как никто другой! И он, идиот, примирился с этой потерей, любовь к сестре ослепила его настолько, что он даже не заметил, что атмосфера построенного им для Юджинии дома как две капли воды похожа на ту, в которой прошло его собственное детство.

Он допустил, чтобы тайная мальчишеская мечта заслужить одобрение отца испортила его характер, и это притом, что, став мужчиной, он должен был понимать, насколько порочным и безнравственным человеком был его отец, беспутный кутила, пьяница и греховодник. Он должен был понимать, что легкомысленное отношение отца к женщинам и стало причиной несчастья, исковеркавшего жизнь его единственной дочери.

Конечно, не в его силах было спасти всех этих несчастных, попавших в беду женщин, дать им крышу над головой, убежище, где они будут чувствовать себя в безопасности...

И если Гарриет согласится принять его таким, какой он есть на самом деле, он скорее умрет, чем станет снова участвовать в игре. Только бы она не отвергла его... И если чудо произойдет, если она скажет «да», то он с радостью сровняет с землей Фонтхилл — не оставит камня на камне от проклятого борделя, ставшего тюрьмой для его единственной дочери!

— Юджиния, — Джем смущенно кашлянул, — как ты думаешь, если мы с тобой поедем навестить Гарриет, она не выставит нас за дверь?