— Вам придется научиться ходить по-мужски. Одежду я вам подберу, — сказал Вилльерс, — но мужская походка — это самое важное. Вы курите?

— Конечно, нет! — возмутилась Гарриет. — Но мужская одежда мне нравится. Очень хочется походить в брюках. Я вечно цепляюсь подолом юбки за порог.

— А как быть с волосами? — вмешалась Исидора. — Если вы их сейчас обрежете, то они отрастут не скоро. И как вы тогда сделаете высокую прическу?

Гарриет улыбнулась.

— Ну, тут как раз все просто. — Она потрогала громоздкое сооружение из высоко взбитых локончиков и кудряшек. — Все это — просто шиньон, который соорудила моя горничная. А мои собственные волосы едва доходят мне до плеч.

— Очень разумно, — кивнула Джемма. — Я тоже уже давно собираюсь купить себе такой шиньон.

— Да, мужчины, слава Богу, не завивают волосы, — подтвердил Вилльерс.

— Некоторые завивают, — заявила Исидора. — Вот Сент-Олбенс, например, — могу поспорить, что он завивает! И губы красит помадой.

— Я не буду, — замотала головой Гарриет.

— А я бы вам и не позволил, — буркнул Вилльерс. — Раз уж решили сойти за мужчину, извольте делать все как полагается. То есть раз вы — мое творение, так слушайтесь меня.

Джемма рассмеялась.

— Творение по образу и подобию Вилльерса! Представляю, Гарриет, какой ты будешь иметь успех!

Гарриет закусила губу. Одна мысль о том, чтобы позволить Вилльерсу лепить из нее все, что ему заблагорассудится, была мучительна — особенно если вспомнить, как она пыталась соблазнить его.

Судя по всему, она была не единственной, кто хорошо помнил ту ночь. В глубине его бездонных черных глаз мелькнула насмешливая искорка. «Ты не посмеешь», — словно хотел сказать он. В конце концов, тогда, в карете, когда она поцеловала его, он решился на столь возмутительный поступок, что она была просто вынуждена дать ему пощечину. И в результате теперь ему известно, насколько она безнадежно старомодна и провинциальна — словом, типичная деревенская гусыня.

— Не обязательно же впадать в крайность, — проговорил он. — Почему бы, не одеть вас в платье — мы скажем, что вы престарелая тетушка Исидоры, приехавшая погостить в Лондон. Из вас получится замечательная дуэнья, и никто ни о чем не догадается.

В груди Гарриет всколыхнулась злость. Какой же она, была дурой, что пыталась соблазнить Вилльерса! Теперь он имеет полное право насмехаться над ней. Бенджамин был самым близким его другом — а она... что ее толкнуло поцеловать его? Хотела, чтобы муж наконец обратил на нее внимание?

Превратиться в престарелую, провинциальную тетушку? Ну, нет! Ни за что!

— Не думаю, что мне будет так уж сложно сыграть роль мужчины, — твердо заявила она. — Все, что от меня требуется, — это не забыть, по меньшей мере, раз в час поправлять спереди брюки, чтобы привлечь внимание к... хм... выпуклости, которую я пришью изнутри. — Она демонстративно опустила глаза и уставилась взглядом чуть ниже талии Вилльерса.

— Это удар ниже пояса! — возмутился тот.

— Именно! — поддакнула Исидора. — Именно — причем гораздо ниже!

— К счастью, я привез с собой своего портного, — объявил герцог. — Вам ведь нужно абсолютно все — от сапог до парика.

— Пусть с тебя снимут мерку, а я пошлю за всем этим в Лондон, — предложила Джемма.

— Мне еще нужно заехать в Берроу — предстоит заседание суда, в котором мне нужно участвовать. И только после этого я смогу отправиться в Фонтхилл, — смущенно объяснила Гарриет.

Брови Вилльерса взлетели вверх.

— Судья у нас в графстве — горький пьяница, — объяснила Гарриет. — Ничего не поделаешь, приходится его терпеть — старая традиция. Выпьет бренди и спит весь вечер, а я выполняю за него обязанности судьи. Иначе нельзя: если его разбудить, он отправит на каторгу всех подряд — вне зависимости от того, виновны бедняги или нет.

— А что же нынешний герцог?

— Ему еще одиннадцати нет. И он живет и учится в Итоне. Так что все дела герцогства лежат на моих плечах — я поклялась сберечь его для своего племянника, — объяснила Гарриет. — А это означает, что мне приходится присутствовать в суде. И я буду делать это до тех пор, пока молодой герцог не достигнет совершеннолетия или не представится случай сменить судью.

— Тогда я дождусь твоего возвращения, — согласилась Исидора. — А пока напишу письмо мужу — дам ему знать, что собираюсь поехать в гости к Стрейнджу.

— Как мне нравится ваш план... он такой забавный! — пробормотал Вилльерс.

— Нет ничего приятнее, чем очертя голову сделать какую-нибудь глупость, — сказала Джемма. — Ты же сам в этом участвуешь, Вилльерс. И тебе это нравится!

— Один тот факт, что вы, ваша светлость, вынуждены лежать в постели, оправляясь от раны, полученной на дуэли, уже сам по себе говорит о том, что склонность к безрассудным поступкам у вас в крови, — с ехидцей в голосе заметила Гарриет.

И улыбнулась, заметив, как прищурился герцог — и как округлила глаза Джемма.

Это была какая-то новая Гарриет.

Не вдова.

Не нудная... и уж точно не скучная.

Это была какая-то незнакомая ей самой Гарриет — необузданная, смелая, Гарриет, способная на любое безрассудство; Гарриет, для которой жизнь — вызов, а отнюдь не поражение.

Глава 6 Правосудие герцогини (часть вторая)

1 февраля 1784 года

Суд графства

Герцогство Берроу

Председатель суда — достопочтенный Реджинальд Трудер

— Если я вас правильно поняла, мистер Берч, ответчик прикинулся цирюльником, так?

— Да, и украл мою рыбу! — заявил мистер Берч, не сводя умоляющего взгляда с герцогини. Ему уже не раз доводилось слышать, что именно герцогиня, и не кто другой, печется о том, чтобы справедливость была восстановлена, а виновные получили по заслугам.

— Вашу рыбу, — повторила герцогиня.

— Какую рыбу? — рявкнул судья. Щеки у него побагровели, загнутый крючком нос смахивал на птичий клюв. Его скорее можно было принять за подсудимого, у которого разыгралась мигрень, чем за судью графства.

— Ту самую рыбу, которую — по его утверждению — лавочник послал моей жене, — объяснил мистер Берч. И снова подобострастно уставился на герцогиню. По всему было видно, что слушает его только она. Судья снова принялся клевать носом. — И если бы дело в одной только рыбе! — продолжал возмущаться мистер Берч. — Сначала он выдал себя за цирюльника и таким образом втерся в мой дом. Потом украл серебряную чашу, которую моя жена на днях заказала у серебряных дел мастера, а нам сказал, что явился, мол, принести нам рыбу!

— Стало быть, рыба была не ваша?

— Ну, рыба была... э-э... думаю, рыба-то была его. Как бы там ни было, после он явился снова и забрал назад эту самую рыбу, а моей жене сказал, что...

— Каторжные работы, — вынес приговор судья, окинув мутным взглядом зал суда.

Герцогиня дотронулась до его руки, и что-то зашептала ему на ухо. Говорила она тихо, но Том Берч отлично ее слышал.

— Я как раз добралась до сути этого дела, Реджинальд.

— Терпеть не могу рыбу! — буркнул судья. Герцогиня похлопала его по руке.

— Итак, обвинение в краже рыбы снимается, мистер Берч, поскольку вы сами сказали, что ответчик сначала принес вам эту рыбу, а после забрал ее. Однако это позволило ему получить доступ в ваш дом, чтобы украсть принадлежащую вам серебряную чашу, так?

— Его поймали за руку — и чаша была при нем! — с торжеством в голосе объявил мистер Берч. — Поймали на месте преступления! С моей чашей в руках!

— Но ответчик утверждает, что вы, поручили ему отнести чашу к серебряных дел мастеру и попросить его, чтобы он сделал на ней гравировку.

— Если он это утверждает — а это ложь, — то почему же ее обнаружили у него под кроватью?

— Каторжные работы, — всхрапнув, снова объявил судья. — На этот раз я настаиваю, ваша светлость. Этот человек — вор. Он украл рыбу.

Герцогиня с вздохом повернулась к скамье, на которой сидел подсудимый.

— Оскар Сиббл, вас арестовывали уже трижды. И всякий раз вы обвинялись в том, что с помощью какой-нибудь хитроумной выдумки втирались в доверие к почтенным людям, чтобы украсть у них ту или иную ценную вещь.

Берч заметил, что Сиббл даже не потрудился склонить голову, как сделал бы на его месте любой нормальный человек. Вдобавок он еще ухмыльнулся.

— Ну, никто ведь не пострадал, верно? — хмыкнул он. — Эта самая чаша вернулась назад, к Берчу. Так в чем проблема?

Судья прищурился.

— Уведите его! — вдруг взревел он. — И пусть его отправят на каторжные работы!

Герцогиня успокаивающе похлопала его по руке.

— Мы не можем этого сделать, Реджинальд, — шепнула она. — Вы же знаете, в колониях сейчас война. Так что мы не в состоянии отправить его туда на каторгу.

— Тогда пусть его отвезут за океан и выкинут где-то поблизости от берега, — заупрямился судья. — Пусть плывет к этим чертовым американцам — все равно большинство из них отправились туда прямехонько из нашего графства!

— Две недели каторжных работ, — вынесла приговор герцогиня. — И, мистер Сиббл, единственная причина, по которой вам на этот раз удалось избежать тюрьмы, состоит в том, что чаша вернулась к законному владельцу. Похоже, вы славно повеселились — сначала доставили в дом какую-то рыбу, потом стащили ее и вынесли из дома, выдали себя за цирюльника и, наконец, украли у хозяев серебряную чашу. Решили устроить себе развлечение? Но жизнь не игра, мистер Сиббл.

В зале суда наступила тишина.

— Если я еще раз услышу о вас, мистер Сиббл, дело закончится для вас тюремным заключением...

— Пожизненным, — кровожадным голосом закончил судья.

Судебный пристав увел Сиббла. Герцогиня повернулась к мистеру Берчу.

— Похоже, это дело заставило вас изрядно поволноваться, мистер Берч, — сочувственно проговорила она. — Вам очень не повезло. Мне бы хотелось при всех выразить вам свое искреннее сочувствие. И восхищение тем, как достойно вы себя при этом вели.

Мистер Берч, расправив плечи, даже как будто стал выше ростом.

Поклонившись, он надел шляпу и вышел из зала суда. Конечно, герцогиня — это не судья. Но здесь, в Берроу, правосудие — в ее руках. И, Бог свидетель, она справляется со всем этим получше любого судьи.

На обратном пути соседи наперебой кланялись ему.

Глава 7 В загородном доме лорда Стрейнджа появляются очень странные гости

5 февраля 1784 года

Фонтхилл

Загородное поместье лорда Стрейнджа

У Поуви, дворецкого лорда Стрейнджа, была привычка ежедневно являться к хозяину с подробным докладом, и хотя Стрейндж многократно пытался втолковать ему, что у него нет ни малейшего желания вникать во все детали домашнего хозяйства, дворецкий упорно стоял на своем.

— Приехали гости, милорд. Возможно, вы пожелаете спуститься вниз, поздороваться.

— Поздороваюсь вечером, как обычно, — пробурчал Джем. Он плохо спал ночью: в голову ему пришла тревожная мысль. Она касалась системы опор подвесного моста. Чертеж моста углем был уже готов. Мост вышел очень красивый, однако Стрейнджа терзали подозрения, что вес, приходящийся на несущие опоры, может оказаться чрезмерным. Вот если опустить арку пониже...

— Приехал герцог Вилльерс, — объявил Поуви.

— Ему пришлась по душе бархатная комната, не так ли? Герцог обожает всю эту кричащую роскошь. Передай ему, что мы увидимся за ужином.

— Он приехал вместе с герцогиней Косуэй. Джем поднял голову.

— А это еще кто такая? Поуви деликатно кашлянул.

— Позволительно ли мне будет предположить, милорд, что дама, о которой идет речь, может оказаться супругой герцога Косуэя, ныне отсутствующего. Насколько я знаю, договоренность об этом браке была достигнута, когда он был еще совсем юным, но поскольку сразу после этого он уехал из страны, в справочнике Дебретта [Ежегодный справочник дворянства.] нет никаких упоминаний о том, что брак этот вступил в законную силу.

— То есть ты хочешь сказать, что он существует только на бумаге, и супружеских отношений в действительности не было?

— Именно, милорд.

— Так что эта дама, строго говоря, все еще его невеста, так?

— Возможно.

Возможно... Вилльерс попросту прихватил этот лакомый кусочек с собой — как овечку на заклание.

— Хорошо, Поуви, с предполагаемой герцогиней я также увижусь за ужином.

— Да, милорд. С ними также приехал молодой человек, которого герцог представил как своего родственника. Некий мистер Коуп.

— Никогда о нем не слышал.

— Совсем еще мальчик. — Судя по тону, каким это было сказано, дворецкий явно считал, что разношерстная толпа гостей, наполняющих дом лорда Стрейнджа, не слишком подходящая компания для столь юного и невинного создания, как родственник герцога Вилльерса.

— Ну, это не наша проблема, Поуви. Кстати, моя новая секретарша, эта мисс Дежарден, уже устроилась?

— Похоже, молодой даме тут понравилось, милорд. Она вполне освоилась. Как я слышал, на завтра она уже запланировала новое развлечение, нечто вроде празднества в таитянском стиле. В честь богини Венеры, милорд.

Джем невольно улыбнулся.

— Я знал, что с ее появлением жизнь в доме сразу оживится. А то в последнее время стало чертовски скучно.

— Мисс Дежарден потребовала, чтобы в южном бальном зале непременно зажгли все свечи, какие только есть, и не тушили, пока она не скажет. — Он деликатно откашлялся. — Возможно, милорд, вы сочтете необходимым намекнуть герцогу Вилльерсу, что его юному родственнику лучше не задерживаться. Мисс Дежарден говорила что-то о... хм... двенадцати девственницах...

— Двенадцати?! — ошеломленно повторил Джем и разразился громовым хохотом. — Ну, тогда она просто волшебница! Готов поспорить, что во всем доме ей вряд ли удастся сыскать хотя бы одну!

— Мистер Коуп... — Дворецкий твердо стоял на своем и не собирался участвовать в празднике в честь Венеры.

Джем со страдальческим вздохом поднялся на ноги.

Он терпеть не мог, когда его отрывали от работы, однако платил Поуви по-царски — и в первую очередь за то, чтобы вовремя узнавать о подобных вещах. Бог свидетель, у них тут не монастырь, и гореть им всем в аду за те грехи, что совершались под крышей его дома. Но одного он не намерен был терпеть — растления малолетних. Он не допустит, чтобы в его доме кто-то расстался с невинностью. Эти таитянские девственницы, черт бы их побрал, явились сюда по доброй воле. И юный мистер Коуп — или как его там? — останется тут, только если сам этого захочет.

Хотя он не мог припомнить ни одного молодого человека, который нуждался бы в защите. Скорее всего, юный родственник герцога Вилльерса сам рвется с поводка.

Вздохнув, Джем молча двинулся вниз по лестнице.

Через несколько минут он без стука вошел в розовую гостиную и окинул быстрым взглядом новоприбывших.

Был лишь один эпитет, достойный мистера Коупа, — прелестный. Его вьющиеся каштановые волосы, стянутые в косицу, не были осквернены пудрой. Юноша был одет в прекрасное пальто — он не был бы родственником герцога Вилльерса, не обладай он присущим всей этой семейке безупречным вкусом. Но его выдавали глаза. Глаза у мальчика были потрясающие — и не только благодаря их цвету и густым ресницам, которым позавидовала бы любая принцесса. Нет, просто они излучали свет невинности.

Джем, прищурившись, смерил Вилльерса неодобрительным взглядом. Во всем этом чувствовалось что-то странное. С одной стороны, Вилльерс, совершенно очевидно, не спал с дамой, которую ему почему-то взбрело в голову притащить с собой, с этой леди Косуэй. Впрочем, она была хорошенькая, даже очень — живая, яркая и кокетливая, — но Вилльерс смотрел на нее без тени вожделения в глазах. С другой стороны, Джем не был уверен, что Вилльерс вообще способен испытывать желание к женщине — во всяком случае, в настоящий момент, поскольку вид у него был — краше в гроб кладут. Окинув взглядом, осунувшееся лицо герцога, Джем прикинул, что тот потерял в весе никак не меньше трех стоунов.

— Вилльерс, — проговорил Джем. Герцог, обернувшись, приветствовал хозяина изысканным поклоном. Даже в таком болезненном состоянии он вел себя как истинный герцог — герцог до мозга костей.

— Давайте-ка, я провожу вас в вашу комнату: по-моему, вам лучше лечь в постель, — вместо приветствия предложил Джем. Слухи о дуэли и болезни Вилльерса докатились и до него, но ему и в голову не могло прийти, что герцог чувствует себя так скверно. Решив, что ведет себя, по меньшей мере, глупо, Джем резко бросил: — Выглядите вы чертовски отвратительно!

— На самом деле все не так уж плохо. Но мне запретили играть в шахматы, так что одна надежда на вас, Стрейндж. Иначе я попросту умру от скуки.

— Как-нибудь справитесь. — Джем, повернувшись к предполагаемой герцогине, приветствовал ее поклоном. — Ваша светлость.

И тут же понял, что перед ним действительно герцогиня. Слишком яркая, так сказать, в итальянском духе, но теперь у него не осталось ни малейших сомнений, что перед ним и в самом деле герцогиня Косуэй. Или, возможно, будущая герцогиня Косуэй — так будет вернее.

Каким-то чудом ей удалось сделать реверанс — учитывая оригинальный покрой ее дорожного платья, облегавшего тело как тугая перчатка.

— Ваш визит для меня большая честь, — вежливо, хоть и слегка натянуто продолжал Джем. Гостей с подобными титулами он не слишком жаловал — особенно же терпеть не мог представителей высшего сословия, которым, похоже, нравилось, когда хозяева в их присутствии вели себя как полные идиоты. Сейчас она начнет капризничать, а через день-два и вовсе запрется у себя в комнате.

Но она вдруг улыбнулась ему, и он мгновенно изменил свое мнение о ней. Смуглая, как у всех итальянок, кожа, сочные, словно вишни, губы... они манили, будто обещая сладость поцелуя...

Может, она и девственница, промелькнуло у него в голове, но непохоже, чтобы она была особенно смущена.

А вот у мистера Коупа поклон вышел неловким.

Джема трудно было чем-то удивить — но сейчас он был явно удивлен. Удивлен тем, как в нем вдруг вспыхнула искорка интереса, при этом не к женщине, а — стыд-то какой! — к юному мистеру Коупу. К этому безусому юнцу с глазами испуганного олененка. К мужчине! «Господи помилуй, — корчась от омерзения к себе, думал Джем. — Старею, наверное». Но если это так, то избави его Боже от такой старости!

Он мысленно дал себе зарок держаться от этого Коупа подальше.

— Сколько лет этому юноше, которого вы привезли с собой? — спросил он шепотом у Вилльерса, как только ему представился удобный случай.

— Двадцать два, — шепнул Вилльерс. — Да, знаю, он выглядит совсем зеленым, но не обманывайтесь на его счет.

— Что вы имеете в виду?

— Жуткий распутник. Притворяется сущим ягненком, поскольку это нравится дамам. Но подождите, пока не увидите его в женском обществе. Они десятками падают к его ногам. Причем, как правило, на спину. Но он славный парнишка и обычно не пытается воспользоваться их слабостью.

— Мне это не по душе. — В голосе Джема появились стальные нотки. — Возможно, мой дом уже стал притчей во языцех, Вилльерс, но я был бы весьма благодарен вам, если бы вы избавили меня от общества вашего родственника. Оправьте его домой, к матушке. — Джем мог говорить прямо — он считал Вилльерса равным себе по уму и образованности.

— Ладно, сдаюсь — он не распутник. — В голосе Вилльерса был скрытый гнев — и одновременно нечто похожее на удивление. — Ничего такого, Стрейндж. Но парнишка имеет такое же право вкусить радостей жизни, как и все, кто приезжает сюда. Вы первый не станете этого отрицать.