Теперь на консилер мне точно хватало, чтобы прямо сейчас купить. А приду домой, проверю, сколько у меня там ещё денег есть, и завтра зайду сюда сразу после уроков. И Оксану позову. Ей же наверняка тоже что-нибудь надо.
Но сначала я ещё немного походила вдоль стеллажей. Мало ли, может что ещё более интересное найду. Но потом вернулась за консилером. Всё-таки он сильнее остальных пригодится — завтра утром перед школой пару прыщей замазать. А то кожа вокруг них покраснела, издалека заметно. Нашла тюбик с нужным тоном и отправилась на кассу.
Там уже стояла одна девушка, но постарше меня, лет, наверное, двадцати пяти. А стоило мне подойти, сзади пристроились ещё две женщины, одна так совсем пожилая, гораздо взрослее моей мамы.
Когда подошла моя очередь, я положила консилер на стойку. Кассирша глянула на него, а потом уставилась на меня и спросила:
— Это всё?
— Ну да, — подтвердила я.
— Уверена?
Конечно, уверена. На большее у меня просто денег с собой нет. А вот, что кассирша хотела, совсем неясно.
— А ты в сумке проверь. Или в карманах. Не завалялось ли ещё чего? — сказала она.
— Ничего там не завалялось, — возразила я.
— Ну надо же, совсем страха нет! — Кассирша покачала головой, прицокнула языком. — Думаешь и тебе удастся сбежать, как подружке?
— Какой подружке? — озадачилась я, неосознанно огляделась по сторонам. — Да о чём вы вообще?
Только тут я обратила внимания, что рядом с кассой, загораживая проход, стоял охранник и тоже пялился на меня. И мне стало совсем не по себе, будто я угодила во что-то ужасное.
— А то ты не понимаешь?
— Не понимаю.
Пожилая тётка, стоящая позади меня, уточнила со злорадством и нескрываемым интересом:
— Воришка, что ли, попалась?
— Да тут их целая компания орудует, — охотно поделилась с ней кассирша, выложила, негодуя: — Сначала не догадывались, чего они всё ходят, а потом камеры посмотрели и дошло. Вчера одну чуть с поличным не поймали. Да ей вторая помогла, отвлекла. Обеим удрать удалось. — Она сердито зыркнула на меня. — А эта, видать, самая наглая. Всё равно заявилась, да ещё в одиночку.
— Бесстыжая, — поддержала её тётка.
— Вы совсем уже? — не выдержала я.
Неужели они серьёзно? Я поверить не могла. Бред какой-то.
— Давай-ка показывай, что у тебя в сумке, — приказала кассирша, потом обратилась к охраннику. — Валера, проверь!
— Да не собираюсь я вам ничего показывать! — возмутилась я, притиснула сумку к себя, изумлённо наблюдая за надвигающимся охранником. — Я же сказала, у меня больше ничего нет.
— Ну так и покажи тогда, — рыкнул тот. — И сумку, и карманы. Чего зажимаешься, если и правда не брала?
— Не покажу!
Ещё чего? Я же не воровала. У меня даже мыслей подобных не возникало. Они совсем не въезжали? Какого чёрта я бы тогда на кассу попёрлась платить? Просто бы вышла побыстрее. Наверное. Не знаю. Я таким не занималась никогда, представления не имела, как правильно делать.
— Да что вы с ней разговариваете? — опять влезла тётка. — В полицию её надо. У них в таком возрасте совсем совести нет. Считают, что все им должны, и что они на всё право имеют. Вы уж так не оставляйте, чтобы впредь неповадно было.
А вторая женщина, помладше, но вся из себя недовольно поджала губы, показательно вздохнула.
— Господи! Да сколько ещё ждать? Заканчивайте уже это представление.
Кассирша, мельком посмотрев на неё и даже заискивающе улыбнулась, опять обратилась к охраннику, прошипела с напором:
— Валера, да уведи ты её уже отсюда. И разберись. А то всех покупателей распугаем.
И я поняла, что нельзя больше стоять и ждать, нет смысла, их не переубедить. Но и обыскивать себя я не дам. Я же ни в чём не виновата! И я сама ринулась навстречу охраннику.
— Ничего я не брала! — заявила, глядя ему в лицо. Хотела решительно и твёрдо, но, кажется, получился отчаянный писк: — Пропустите меня!
Рассчитывала всё-таки проскользнуть, но он схватил меня за локоть, сжал его крепко.
— Да, конечно. Куда разбежалась? — И, убедившись, что мне от него не деться, удовлетворённо хмыкнул, потом, нахмурившись, проговорил: — Пойдём-ка в подсобку. Там и выясним, как ты не брала. — И сразу дёрнул меня, легко сдвинул с места, поволок за собой.
Наверное, нужно было вырываться и звать на помощь, но я до сих пор не верила до конца, что это всё реально происходило. И, конечно, испугалась тоже. Мне было страшно, душно и жарко, поэтому я только упиралась и твердила:
— Никуда я не пойду. Отпустите.
Я ощущала себя абсолютно беспомощной — тряпичной куклой в чужих руках, с которой любой мог делать, что хотел: тащить куда-то, швырять, трясти. И это ужасно, особенно вот так, когда ничего плохого не сделала. И вместо того, чтобы собраться с силами, я только сильнее терялась. Но тут рядом раздалось:
— Эй, дядя!
Глава 7
Мы с охранником одновременно повернулись на голос.
Слава! Мне не привиделось? Точно Слава.
— Ты чего к ней прицепился?
— Не твоё дело, — рявкнул на него охранник. — Катись давай мимо и не лезь.
Но Слава не отступил, преградил дорогу.
— Девочку отпустите и покачусь.
— Да щас! — огрызнулся охранник, но остановился, уставился на него. — Или вы тут вместе промышляете?
— Да не промышляем мы! — выкрикнула я. — Я же собиралась заплатить. А больше ничего не брала.
— Вот сейчас и проверим. Пошли! — распорядился охранник, опять сдвинулся с места, дёрнул меня за собой.
Слава подскочил к нему, толкнул в плечо.
— Э! Куда вы её тащите?
Охранник отмахнулся от него свободной рукой, рыкнул:
— А ну отвалил отсюда! — И пригрозил: — А то я сейчас полицию вызову. Пусть везут в отделение и там с вами разбираются.
— Да я сам вызову, — заявил Слава невозмутимо, отступил на пару шагов, достал из кармана телефон. — Пусть заодно и с вами разберутся. Как давно вы таким занимаетесь? Ни за что цепляетесь к малолеткам, а потом водите их в подсобку.
Он выставил мобильник перед собой, видимо, открыл камеру и навёл её на охранника. Тот побагровел, выругался, процедил сквозь зубы:
— Я тебе поснимаю, засранец!
Но Слава ухмыльнулся в ответ.
— Так и продолжайте. Хорошо получается.
Охранник опять выругался, уставился на него яростно, но локоть мой выпустил, и я моментально отскочила подальше.
— А ну выметайтесь отсюда! И чтобы я вас тут больше не видел! — орал охранник,
но мы и сами не собирались оставаться.
Слава взял меня за руку, повлёк за собой.
— Идём.
Но мог бы и не говорить, я и сама побыстрее рванула к выходу. Мы выскочили на улицу, прошли несколько шагов… и тут меня накрыло.
Мышцы разом обмякли, стали ватными, коленки подогнулись, и я бы точно уселась на асфальт, если бы Слава в последний момент меня не подхватил. Я вцепилась в его куртку. Меня трясло, в горле стоял комок, слёзы ручьями катились из глаз, но я ничего не могла с этим поделать, и, чтобы не захлебнуться в эмоциях и рыданиях, без конца повторяла:
— Почему они так? Я же ничего не сделала. Я не воровка. Я же честно сказала, а они не поверили.
Он пытался меня успокаивать:
— Ксюш. Ксюш. Ну что ты? Ну всё же закончилось. Мы же уже ушли, никто тебя больше не тронет. Ксюш. Ну Ксюш. Да забей ты на них. Уроды. Всё хорошо уже. Хорошо.
Так мы и бормотали одновременно, перебивая друг друга, слыша, но не вникая. Я всё никак не могла остановиться, пыталась, но ничего не получалось. Словно механическая игрушка, которую завели, и она не угомонится, пока завод не закончится, пока пружина не раскрутится. А Слава, наверное, перепугался, что от переживаний я умом тронулась, и что теперь так и буду невменяемой.
Он сильнее сжал мои плечи и произнёс:
— Ксюш, посмотри на меня.
Твёрдо и чётко. И я не смогла не послушаться, запрокинула голову. Он замер на пару секунд, а потом наклонился и… поцеловал.
Правда. Поцеловал. По-настоящему, а не просто дотронулся на мгновение.
Я хорошо ощутила — и прикосновение, и какие губы у него мягкие, горячие и нежные — пусть и не сразу осознала, что произошло. У меня моментально из головы всё вылетело: и то, что случилось в магазине, и остальное. Я больше думать ни о чём не могла. Точнее, я вообще больше думать не могла и, кажется, дышать больше не могла, и сердце у меня остановилось, и стало жарко, даже слёзы мгновенно высохли, и мурашки побежали по спине и рукам, будто я замёрзла. А Слава отстранился и произнёс шёпотом:
— Теперь успокоилась?
— Ага, — выдохнула я, почти не осознавая, что делаю.
Он спросил, а я на автомате ответила.
— Ну всё, пойдём отсюда, — сказал он. — Можешь идти?
Я кивнула. Только уходить мне не очень-то хотелось. Хотелось, чтобы он опять… ну хотя бы ещё разочек. У меня губы до сих пор жгло. И, наверное, это не пройдёт, если не повторить. Я их облизнула — не помогло — и посмотрела Славе в глаза. Я старалась, я изо всех сил старалась, чтобы он обо всём догадался по моему взгляду. Но он лишь настойчивее повторил:
— Пойдём. — Взял меня за руку и тут же развернулся, шагнул, потянул за собой.
Я, конечно, пошла, покрепче сжала его пальцы.
Держаться за руку тоже приятно, но целоваться гораздо круче. А ещё я счастлива, что мой первый настоящий поцелуй был именно со Славой. Я даже нарочно лицо опустила и смотрела под ноги всю дорогу, потому что мой рот сам собой расплывался в улыбку, и я ничего не могла с ним поделать, так же как недавно со слезами и рыданиями.