На следующем перекрестке поворачиваем направо. Пойди мы налево, вышли бы на главную улицу, а там — рестораны и магазины. Но мы пошли в другую сторону, тут еще больше домов. Над дорогой нависают деревья, на самом верху их ветки переплетаются, словно пальцы рук, что тянутся друг к другу. Боуи обнюхивает лужи, грязь, лает на зашевелившийся куст. Наверное, ящерица проскочила или птица пролетела.

Дергаю за поводок, идем по тротуару дальше. Со свистом мимо нас проносятся два велосипедиста. Убрав пряди волос с лица, ускоряю шаг, — пытаюсь поспеть за Боуи. На лопатках выступает пот, стекает каплями вниз по спине. Обычно когда мы гуляем, на улице не так жарко; я еще раз пожалела, что не проснулась раньше. Каждый сентябрь удивляюсь, как же поздно осень приходит к нам в Сакраменто.

Проходим мимо домов в викторианском и колониальном стиле, их украшают широкие, удивляющие своей красотой лестницы и просторные веранды. Идем по кварталу, который намного красивее нашего. По левую руку — один из моих самых любимых домов в этой части города: с полукруглыми окнами и дымоходом — словно из сказки.

Возвращаемся к перекрестку и идем домой.

Завернув на свою улицу, замечаю Лесли: стоит на тротуаре перед домом и говорит с мужчиной, похоже, он был на пробежке. На нем короткие шорты, мокрая от пота футболка и кроссовки.

Он поворачивает голову, и я понимаю, что это Хадсон.

С шага перехожу на бег.

— …посмел вернуться! — в ее словах желчь, вот-вот закричит. Вижу Бет, выглядывающую из окна. Ничего удивительного. Уверена, другие соседи тоже наслаждаются сценой.

Не слышу, что ответил Хадсон, но он точно что-то ответил: повисла небольшая пауза, а Лесли заорала:

— Никто не хочет тебя здесь видеть!

Тяжело дыша, подбегаю к ним, сердце вот-вот остановится. Несмотря на пересохшее горло и жуткую одышку, с трудом произношу:

— Я. Я хочу его здесь видеть.

Лесли резко ко мне поворачивается.

Сделав глубокий вдох, продолжаю:

— Он мой сын. Ему тут всегда рады.

— Но не после того, что он сделал с Хезер.

— Я не виноват, — спокойно сказал Хадсон и попытался поймать взгляд Лесли, но она не смотрела на него. Все ее внимание было приковано ко мне.

— Я знаю, что это твоих рук дело, — без каких-либо эмоций ответила она.

Свободной рукой я схватила сына под локоть и повела домой:

— Пойдем, нечего тут делать.

Эти обвинения слышим от нее уже не первый год.

Тошно от них.

— Поверьте мне, — обернувшись к Лесли, умоляет Хадсон, я тащу его домой. — Клянусь, я не виноват.

— Перестань, — успокаиваю я его, Лесли не переубедить, проверено. Собственные домыслы для нее превыше всего, она никого не слушает. Ненависть к нам засела в ней слишком глубоко.

— Ты врешь! — закричала она нам вслед. — Уж я постараюсь, чтобы каждый в квартале знал, на что ты способен! Всем докажу, что ты за монстр.

Я почувствовала, как напряглась рука Хадсона.

— Не обращай внимания, — сквозь зубы сказала я, поднимаясь в дом. — Это лишь слова. Ничего она тебе не сделает. Пойдем домой, я завтрак приготовлю.

— Хорошо. — Он провел по потному лбу тыльной стороной ладони.

— С пробежки? — спросила я, открывая входную дверь.

Не знала, что он бегает по утрам. В детстве за ним такого не водилось.

— Ну да, начал пару лет назад.

Заходя в дом, он задел ногой горшок с суккулентами, что стоит на веранде.

— Как тут много горшков.

— Можно сказать, мое хобби.

— Покупать цветы? — удивленно спросил он.

— Делать из них композиции.

Я всегда была творческой натурой. Раньше самовыражалась через музыку, но бросив ее, начала искать другое занятие для души. Какое-то время вместе со своей лучшей подружкой Сюзанной ходила на занятия танцами. Потом узнала про студию искусств в том же центре. Я пыталась уговорить Сюзанну составить мне компанию, но ей некогда. И где-то год назад с удивлением поняла, что у меня неплохо выходят композиции из суккулентов. Обычно с растениями я не дружу, но за суккулентами ухаживать проще.

Зайдя в дом, отстегнула поводок Боуи.

— Я тут подумала, может, на ужин что-нибудь закажем? Как насчет «Сьюзи бургерс»? — Его любимое место.

— Вообще-то я думал сегодня посидеть с ребятами. — Тыльной стороной ладони он вытер пот со лба и пошел на кухню. Я пошла следом.

— Какими такими ребятами? — Слишком уж быстро он завел новых друзей.

— Браунинг, Грифф и Зверь. — Достал из холодильника бутылку воды, открывает.

Стою соображаю. Джаред Браунинг, Марк Гриффин и Адам Стетсон. Друзья детства; эти прозвища они получили, когда играли в бейсбол. Хадсон познакомился с ними подростком.

— Думала, они разъехались, — задумчиво произнесла я.

— Не-а. — Он сделал глоток.

Вода попала на бороду, и мне вдруг подумалось: как же, наверно, жарко бегать с такой штуковиной на лице. Знаю, это сейчас модно. Если что, я еще не отстала от жизни. В городе постоянно вижу ребят с бородищами, одетых в обтягивающие джинсы, длинные футболки, а на лице — очки в толстой черной оправе. Сюзанна говорит, что молодежь, которая у них работает, называет таких хипстерами. Даже муж Кендры Тео носит бороду, только она у него небольшая, аккуратно подстриженная. Хадсону тоже не помешало бы побриться, а то лица совсем не видно.

— Браунинг живет совсем рядом. Где-то год он провел с родителями в Орегоне, но потом вернулся. Говорит, слишком дождливо. Стетсон и Гриффин живут от нас в получасе езды.

— И куда вы собираетесь? — Я облокотилась на столешницу.

— Еще не решили. Может, посидим в баре или клубе. И кстати, Браунинг говорил о работе, вдруг что подвернется.

— Что за работа?

— Его дядя подрядчик, ищет себе помощника.

Он выкинул бутылку и, проходя мимо, коснулся рукой моего плеча.

— Все, пойду в душ.

Хадсон сказал, что встречается с ребятами, и я погрузилась в дежавю.

— Мам, — в трубке раздался короткий вздох. Связь плохая, шумит. — Приезжай быстрее. Кое-что произошло.

— Что-то серьезное? — Я села на кровать, сердце ушло в пятки. Рядом повернулся Даррен и включил на тумбочке лампу. Яркий свет ослепил меня.

— Очень серьезное, — его голос дрожал, со мной будто говорил ребенок, а не взрослый подросток. — Мама, мне страшно. Похоже, я влип. Приезжай.

Я вспомнила ту ночь, когда мы отмечали первый альбом. Как оставила его дома одного, а потом не отвечала на звонки, хотя он был ужасно напуган и не знал, что делать. Как и в прошлый раз, он позвонил мне, но теперь я ответила, он не попросит дать трубку отцу. Вот он шанс все исправить.

— Ладно, успокойся. Скажи, где ты.

Послышалось рычание, и это вернуло меня в реальность. Холодок пробежал по спине. Хадсон замер на месте.

— Боуи! — Его шерсть встала дыбом, зубы оскалены. С ним такое нечасто. Обычно он дружелюбный. — Хватит! Это Хадсон. Хадсона ты знаешь. — Но слова не помогают. Боуи гавкает. Снова рычит. Хадсон делает шаг назад. В груди ощущаю ужас, бросаюсь вперед. Встаю между ними, кладу руку на спину Боуи и аккуратно начинаю его гладить. — Малыш, все хорошо. — Чувствую, как он успокаивается.

Хадсон, нас обходит, глядя с опаской. Только он вышел из комнаты, сузив глаза, смотрю на Боуи.

Он ведет себя так, будто мне угрожает опасность.