Я кивнул, услышав, как ритмичное биение его сердца на мгновение замерло. Его янтарные глаза слегка потускнели. Он больше не был веселым принцем-вампиром — сейчас передо мной сидел человек, который знал, что поступил неправильно.

Он улыбнулся, слезы с шипением текли по его щекам, оранжевые и золотые линии прорезали кожу. Боль исказила его черты, плоть на руках треснула.

— Просто не отказывайся от нее. — Его голос был еле слышен. — Габби бы не отказалась.

— Я не откажусь. Клянусь.

Дрейк из последних сил пытался повернуть голову и посмотреть на Логана.

— Мне жаль из-за случившегося с Неверрой, но она жива.

Лицо Логана смягчилось, и я понял, что ему нужно было услышать эти слова, даже если метка на его руке была цела.

— Она у Кадена. Вам просто нужно его найти. Найдите, где открывается мир.

Слова сорвались с его губ хриплым шепотом. Это было последнее, что он сказал, прежде чем его тело превратилось в пепел, который унес ветер вместе с останками его семьи и дома.

— Что, черт возьми, произошло?

Голос Винсента был первым, что мы услышали, когда двери на верхнем этаже Гильдии распахнулись.

Мы с Логаном вошли в здание, с ног до головы покрытые сажей и кровью, и направились к главному конференц-залу. Небожители в панике бегали кругами, прижав к ушам телефоны. Экраны, развешанные по стенам здания, горели красным цветом, на каждом из них было изображение Дианны в обличье Иг’Моррутена, улетающей прочь от полыхающего Заралла.

— Эй, я с вами разговариваю, — сказал Винсент, догоняя меня и Логана.

— Мне пришлось тушить лесной пожар, — сказал я.

— Я не понимаю, в чем проблема, — сказал Логан, кивнув в сторону экрана, когда мы проходили мимо. — Можно подумать, ты действительно беспокоишься об их безопасности.

— Что? — Винсент практически кричал, пытаясь прорваться через шум множества голосов. — Что случилось?

— Это безумие — переживать из-за того, что она делает. Я бы поступил так же. Я бы убил любого, кто причинил вред Неверре. Так почему нас волнует, живы они или мертвы?

Я толкнул двери с большей силой, чем собирался.

— Нас это не волнует.

— О ком мы говорим? Почему Заралл горел? — закричал Винсент.

Я молчал, пока Логан рассказывал Винсенту о событиях последних часов. Мы дошли до главного конференц-зала, и я направился прямо к стопкам книг и свитков на столе. Вздохнув, я принялся искать то, зачем пришел сюда.

Винсент встал рядом со мной.

— Самкиэль, если она убивает…

— Я знаю.

— Знаешь что? — вмешался Логан. — Как я уже сказал, она убивает плохих парней. Это то, чего мы хотим, верно?

Мое сердце сжалось, когда я, наконец, нашел нужную книгу. «Кадрос: история множества войн». Я открыл ее и принялся листать в поисках необходимой главы.

— Я беспокоюсь о ней, а не о них. Их смертей будет недостаточно. Мы оба это знаем. Ей понадобится больше сил, особенно если она нацелилась на Кадена. Пока мы были вместе, она ни разу не питалась смертными и не пила кровь. Сейчас она это делает, и если мы не поспешим, она не сможет остановиться. Что происходит, когда Иг’Моррутен съедает слишком много?

Они замолчали. Я раскрыл книгу на нужной главе, и перед нами предстал заголовок, написанный крупными буквами. Первое правило Фартара. Написано тогда, когда появились Иг’Моррутены.

— Полное и абсолютное опустошение. Вот чего я боюсь. Может, я и Губитель Мира, но первыми разрушителями миров были именно они.

Я сделал шаг назад и провел ладонью по глазам. Моя голова пульсировала от воспоминаний о последнем часе — я видел ее, я чувствовал ее, но в то же время это была не Дианна.

— Хорошо, но ведь это Дианна, а не хищный зверь, — сказал Логан, стоя позади меня.

Винсент издал тихий гортанный звук.

— Я знаю, но существуют мифы. Я помню один из них — я узнал его, когда мы с отцом впервые осадили Юрнагун. Он сказал, что у меня есть способность чувствовать Иг’Моррутенов. Несмотря на наши различия, все мы созданы из частиц одного и того же вселенского хаоса. Когда боги переживают тяжелое событие, они застывают и обращаются в камень. Каждая молекула затвердевает, словно отрицая саму жизнь. Иг’Моррутены устроены иначе. Жажда крови может поглотить когнитивные функции мозга Иг’Моррутена. Чрезмерное потребление крови приводит к массовым убийствам, перепадам настроения и беспорядочному поведению.

Я провел рукой по волосам, пытаясь вспомнить как можно больше деталей.

— Словно по щелчку, все смертное в них гаснет — остается лишь зверь. Мой отец говорил, что по-настоящему отвратительные твари полностью лишены света и любви, от них веет абсолютным хаосом. Некоторые из самых старых и могущественных существ боялись даже солнца. Есть истории об Иг’Моррутенах, сожженных солнечным светом, — породившая их тьма не смогла его вынести. Дианна никому не подчиняется, но все же она идет по пути, который проложил для нее Каден. Я не потеряю ее из-за тирана. Я отказываюсь.

В комнате воцарилась тишина.

— Отныне либо вы полностью со мной, либо нет. А если нет… — произнес я, выдерживая их взгляды.

— С тобой, — ответили оба без колебаний.

— Совет Хадрамиэля по-прежнему игнорирует эту ситуацию. Объясните произошедшее в Заралле бурей и ужасной молнией. Побочный эффект моей силы, — сказал я.

— Хорошо, — выпрямился Винсент. — Я проведу собрание и все передам.

Я кивнул.

Винсент ушел. Его миссия была ясна, и я знал, что он ее выполнит.

Логан, как всегда, остался. Он взглянул на отметину на своем пальце.

— Он их отпустил.

— Что? — переспросил Логан.

— Каден отпустил всех соучастников на свободу без какой-либо защиты. Он хочет, чтобы она убивала и питалась, пока ее личность полностью не исчезнет. Он рассчитывает, что в таком случае ей не к кому будет обратиться, кроме него, — очередной омерзительный способ ее вернуть. Он надеется, что я стану королем из легенд. Убийцей монстров и тварей, защитником королевств и миров, но я ее… — Я остановился, не в силах закончить фразу.

— Я знаю.

Конечно, Логан знал. Он знал меня лучше, чем кто-либо другой, и был моим самым близким другом. Моим братом.

— Если бы ты знал, что существует хотя бы малейший шанс спасти того, кто тебе дорог, ты бы тоже им воспользовался, правда? Любой ценой? Независимо от последствий?

Логан взглянул на меня так, словно я сказал какую-то глупость.

— Конечно. Без всяких сомнений.

— Возможно, сейчас Винсент и дал свое согласие, но… Что бы ни случилось, что бы я ни приказал, ты меня прикроешь, верно?

— Тебе нет нужды переспрашивать. Обещаю.

Я кивнул еще раз.

— Если бы существовала хотя бы ничтожная возможность спасти Неверру, я бы не раздумывая за нее ухватился.

Я сглотнул и положил руку на лоб, в голове нарастала пульсирующая боль.

— Мы ее спасем. Мы сможем сделать и то, и другое. Спасти Неверру, Дианну и весь мир.

В отличие от меня, Логану удалось заставить себя улыбнуться.

8. Дианна

Большой палец коснулся холодного металла замка, застывшего в моей руке. Подняв глаза, я окинула взглядом несколько рядов металлических цепей, царапавших деревянную поверхность. Дверь дрогнула, с другой стороны раздались громкие удары. Я защелкнула замок, вытерла руки о штаны и отвернулась, направившись в коридор. Когда я завернула за угол, шепот за дверью стал едва слышен.

— У тебя мало времени.

Голос Габби разнесся по гостиной.

Я наклонилась и вытащила малярную кисть из ведра на полу. Окунув его в краску, я подошла к сестре.

— О чем ты? — спросила я, проводя кистью по стене.

Толстый белый слой краски покрыл тонкие, рваные обои.

Этот дом был слишком старым и определенно нуждался в ремонте, но он был наш. Наш первый настоящий дом после Эории и первое, на что я потратила деньги за убийство синдиката, который мешал Кадену.

— У нас почти не осталось времени на украшение дома.

Габби повернулась ко мне — ее лицо, руки и одежда были измазаны белой краской. Она опустила кисть и улыбнулась. Ее длинные косы весело болтались у плеч, лицо обрамляли выбившиеся локоны.

— Помнишь те месяцы, когда Онуна находится дальше всего от Солнца? Это мое любимое время. Я так люблю Праздник падения!

Я фыркнула, закатила глаза и наклонилась, чтобы окунуть кисть в краску. Мы уже привели в порядок пол и кухню. Последней задачей осталась покраска стен. Гостиная была самой большой комнатой в доме, и мы приберегли ее напоследок.

— Будь твоя воля, мы бы жили в вечном холоде.

— При чем тут холод? Я люблю гирлянды и музыку.

— М-м-м, значит, это не имеет никакого отношения к подаркам?

Я посмотрела на сестру, приподняв одну бровь.

Она улыбнулась, покачала головой и пожала плечами:

— Хорошо, хорошо, твоя взяла. Подарки я тоже люблю, но для меня это месяцы настоящего счастья.

Я легонько подтолкнула ее плечом:

— Знаю, знаю. Мне просто нравится тебя дразнить.

Габби наклонилась и подняла кисть, собираясь заняться противоположной стеной.

— Не могу в это поверить. Осталась одна стена, и все будет готово. У меня такое чувство, будто мы трудились над этим домом целую вечность, но, по крайней мере, он наш. Наш первый настоящий дом после… всего.