Стиснув зубы и приказав себе отвлечься от столь опасных мыслей, он пошел к ее дому. Миновав газон и поднявшись на несколько шатких и скрипучих ступеней, он оказался на темном крыльце перед дверью. На вопрос о ключе она не ответила.

— Виктория? — Он немного ее встряхнул. Ответа не было.

Немного отступив, он оглядел крыльцо. Он не сомневался, что при ее доверчивости где-то должен был быть спрятан ключ. Но на крыльце было мало предметов, где можно было бы его спрятать, — ни горшков с цветами, ни корзин, только одинокая качалка, тихо поскрипывавшая на ветру. Но он был уверен, что ключ существовал. Его взгляд остановился на дверном косяке.

Прижав к двери колено, чтобы поддержать ее бедра, он осторожно переместил свою ношу и, освободив одну руку, начал шарить пальцами по верхней планке двери. Он не удивился, когда в руки ему попался металлический предмет.

Этой женщине определенно нужен защитник.

Алекс опустил руку и заметил, что Виктория чуть повернулась и прижалась к нему. Ее губы были так близко…

Но тут налетел порыв холодного ветра, ресницы Виктории затрепетали, и она открыла глаза. Она потянулась, явно не понимая, где она.

Алекс чуть было не уронил ее — такое его вдруг пронзило вожделение.

Она ухватилась за него, пока он опускал колено и подставлял руку под ее ноги. Наклонившись к двери, он стал искать в темноте замочную скважину. Если бы он опустил ее на крыльцо, это не помогло бы, потому что было темно, а высокие деревья заслоняли луну.

Наконец ему удалось вставить ключ в замок и толкнуть дверь. Но дверь заклинило.

Виктория попыталась освободиться, но он ее не пустил.

— Погодите. Это традиция — переносить невесту через порог. — Он снова толкнул дверь. — Надо смазать петли.

— Что-то заедает. Иногда она не открывается. Если вы меня опустите, я ее открою. Я знаю, как это делается.

— А как же мой образ сэра Галаада [Один из рыцарей Круглого стола короля Артура, воплощение рыцарских добродетелей]? Вы об этом подумали?

Он нажал на дверь плечом, стараясь не сделать больно Виктории. Дверь немного подалась вовнутрь, и он собрался еще раз ее как следует толкнуть.

— Здесь какой-нибудь секрет?

— Постойте! Вы разнесете дерево в щепки. Дверь перекосило. Надо одновременно приподнимать дверь за ручку и толкать.

Он сделал так, как она сказала, и дверь легко открылась. В тот же самый момент раздался оглушительный вопль. Алекс почувствовал, что запутался в чем-то теплом. Виктория снова попыталась вырваться, он непроизвольно отпустил ее, и она, словно кошка, приземлилась на обе ноги, оставив его выпутываться из чего-то, что было у него под ногами. Эта теплая масса, продолжая скулить и повизгивать, сбила его с ног, и он шлепнулся на пол.

Вопль прекратился в тот же момент, как он ударился затылком об пол. То, на что он наступил, громко взвизгнуло и прыгнуло на него. Он застыл, увидев, как Виктория бросилась к выходу.

— Это был Питтс? Я слышала… Все в порядке?

Алекс смотрел на темный комок у себя на коленях.

— Кто такой Питтс?

— Золотистый ретривер. На самом деле его зовут Брэд Питт. Моя сестра решила пошутить. Но я зову его Питтс.

По крайней мере у нее есть хоть какая-то защита. Правда, пушистый щенок, радостно повизгивавший у него на коленях, не слишком его успокоил.

Виктория опустилась рядом с Алексом на колени и стала чесать щенка за ухом.

— Спасибо вам. Я всегда мечтала, чтобы меня перенесли через порог.

— Не стоит благодарности. Почему здесь так холодно?

— Я ведь предполагала, что после свадьбы уеду на две недели. Я решила не топить камин, потому что Вера должна была забрать щенка после моего отъезда.

— А свет?

— Перегорел. Надо заменить лампочку. Однако когда я отключила звонок, я все же включила обогреватель. Так что скоро будет тепло.

Действительно. Он услышал, как заработал ее старый обогреватель.

Виктория стояла в нерешительности. Ей следует отпустить Алекса. Пусть он едет домой. Иначе она снова попросит его провести с ней ее брачную ночь. Он не оставлял ее все это время, позволил ей выплакаться, обнимал ее, дал ей почувствовать, что она желанная женщина, когда ей казалось, что все в ее жизни потеряно. Он пришел ей на помощь, спас ее, и если она попросит его заняться с ней любовью, он может согласиться… и тогда он навалится на нее всем своим сильным и горячим телом и войдет в нее… а когда утром он уйдет, она снова останется одна в холодной постели.

Питтс радостно скулил, пока Виктория чесала его за ухом. Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела, что Алекс трет свой затылок.

— Больно ударились?

— Да, есть немного.

Она протянула руку и, как делала сотни раз, когда дети в ее центре получали ушибы, стала гладить его голову, чтобы утешить и снять боль. Их руки соприкоснулись, и по ее руке, словно змейка, пробежала дрожь. То, как она отреагировала на его прикосновение, напугало ее. Она почувствовала, что не владеет собой.

Так оно и было на самом деле. Она не отрицала, что ее влечет к нему, но ей не хотелось признаваться, что это влечение такое сильное. Она не хотела, чтобы Алекс уехал. И не только потому, что ей было страшно оставаться одной в брачную ночь. Она знала, что будет скучать по нему, что ей будет его не хватать. Не хватать его тепла, его силы, нежного изгиба его губ и раскатов низкого бархатного голоса и той связи, которая так неожиданно возникла между ними.

Она с трудом встала. Ноги ее не слушались. Необходимость отойти от него причиняла ей боль.

— Давайте я принесу лед, и вы приложите его к затылку.

Но дело было не в голове. Алекс это знал. Лед надо положить ему в трусы. Ее бросили, и она уязвима. Теперь, когда он узнал, в каком жутком доме она живет и что единственным ее защитником — совершенно ненадежным по причине возраста — был щенок, он захотел ее еще больше.

Лучше всего было бы сказать, что им движет похоть, но это было не так. Она ему нравилась. Она была прелестной, обаятельной женщиной, не заслужившей того, что с ней случилось сегодня. Но она сумела справиться с ситуацией и всегда будет так себя вести. При других обстоятельствах…

— Не надо льда. Я не могу оставаться у вас надолго.

Она понимающе кивнула.

— Я хотела бы попросить вас помочь мне снять платье, прежде чем вы уйдете.

— Помочь?

— Мне кажется, что у меня на спине не менее восьми тысяч крошечных пуговиц. Я до них не дотянусь и сама не сумею снять платье.

Очевидно, она хотела, чтобы он раздел ее. Алекс почувствовал, как брюки вдруг стали ему тесны.

Он поправил очки. Он это сделает. Какие проблемы? Неужели это так трудно — помочь женщине снять свадебное платье? Все очень просто… надо только постараться, чтобы в темноте ненароком до нее не дотронуться.

— Зажгите свет.

Виктория перешла в гостиную и включила настольную лампу. Комната оказалась просторной с удобной, но немного потертой мебелью: диван, стол, несколько стульев. На полулежал восточный ковер. Обои пожелтели от времени, но не были рваными. Низкий кофейный столик стоял между диваном, стульями и кирпичным камином, разделявшим два огромных окна. Эта комната была рассчитана на вечера, полные дружеского расположения, тепла и любви.

Когда она обернулась и мягкий свет лампы упал на ее соблазнительные формы, Алекс понял, что ему не следовало сюда приходить. Возможно, это была самая плохая идея, которая когда-либо приходила ему в голову. Но ему почему-то было все равно.

— Так достаточно света? — спросила она и подошла к нему поближе.

— Вполне. — Более чем достаточно. На самом деле света даже слишком много. Теперь он отчетливо видел ее пышную грудь, изгибы ее бедер под белой шелковой юбкой. Ее глаза стали синими и сияли. Гладкая кожа приняла оттенок слоновой кости.

Она повернулась к нему спиной. Свадебное платье было открыто почти до самой талии в форме сужающегося книзу клина, стороны которого соединялись с помощью тонких нитей из бус. Посередине шла планка, вдоль которой располагался целый рад крошечных перламутровых пуговиц. Сквозь все это великолепие просвечивало голое тело.

Он начал расстегивать первую пуговицу, стараясь унять дрожь в пальцах. Вот это испытание. Но она вовсе не пытается его соблазнять, напомнил он себе.

Когда обнажилась ее спина, он решил отвлечься и думать о системных параметрах — о той скучной информации, которая содержится в каждой компьютерной программе.

«Температура воздуха».

Она вздрогнула, когда он расстегнул последнюю пуговичку и потер ладонью ее шелковистую кожу, чтобы согреть ее. Потом он неохотно убрал руку, и она повернулась к нему лицом. Под свободно обвисшим платьем ее тело расслабилось, терзая его и без того пылкое воображение.

«Датчики движения».

Его стало трясти, словно наркомана, которому нужна доза.

— Мне надо идти.

Она взглянула на него своими огромными глазами.

— Спасибо. За все.

«Скорость процессора».

Поднявшись на цыпочки, она запечатлела легкий поцелуй на его холодной щеке, но не отошла, а провела пальцами по отворотам его пиджака, как будто расправляя их.

— Что ж, спокойной ночи.

Он поправил узел галстука.

«Направленная коррекция».

— Спокойной ночи, — прошептал он, сжимая ее талию и наклоняя голову. От одного поцелуя ничего не изменится.

«Прерывание цикла».

В следующее мгновение все мысли улетучились. Ее губы нежно прижались к его губам, и Алекс с шумом втянул воздух. Он провел языком по ее губам, чувствуя вкус шампанского и ее собственной душистой прелести.

Алекс осмелел. Виктория была невинна и честна даже сейчас, когда она обнимала его и прижималась к нему всем телом. Его руки скользнули вверх по ее спине и прикоснулись к волосам. Он весь вечер мечтал о том, как одну за другой вытащит все шпильки и ее густые волосы упадут каскадом ему на руки.

Алекс тихо застонал.

Все в ней идеально. Даже волосы. Мягкие и шелковистые. Словно шелковая паутина, в которой он запутался.

Он не понимал, как мужчина может бросить такое, бросить ее. Она убрала руки с его груди, и он собрался было запротестовать, но она прошептала:

— Люби меня. — Ее голос стал хриплым от желания.

Неожиданно Алекс вернулся в реальный мир и оттолкнул ее. Она смутилась. Ее припухшие от поцелуя губы, раскрасневшиеся щеки, блеск в глазах, спутанные волосы… все было частью ее невинного приглашения.

— Алекс?

«Будь сильным».

Он покачал головой:

— Мне надо идти.

Она снова положила ему руки на грудь.

— Пожалуйста, не уходи. Я не хочу оставаться одна. Только не сегодня ночью. Я хочу быть с тобой. — Она подняла на него правдивый взгляд. — Ты мне нужен, Алекс.

Если бы она хитрила или флиртовала, он смог бы устоять. Если бы она была коварна или в отчаянии, он нашел бы в себе силы уйти. Если бы она сказала: «Я хочу тебя», — он приписал бы это шампанскому. Но она сказала, что он нужен ей, с такой безыскусной искренностью, что он сдался.

Да ему и не хотелось уходить. Он понимал, что это всего на одну ночь, но он мог дать ей то, о чем она просила, что ей было нужно. И что было нужно ему.

Глядя в ее сияющие, полные надежды и доверия глаза, он спросил:

— Где твоя спальня?

Глава 3

Виктория бросилась к Алексу и растаяла в его объятиях. Что-то сжалось у нее в груди от предвкушения.

Сегодня она украдет у судьбы несколько мгновений счастья. Они не принадлежат друг другу, но какое это имеет значение?

— Моя спальня на втором этаже.

Она прижалась губами к его шее. Ровное биение его пульса свидетельствовало о его силе и стойкости.

Он обхватил ладонями ее голову, и она ощутила у своего рта его колючий подбородок и вдохнула свежий запах его туалетной воды.

— Между прочим, вы можете поцеловать невесту. — Это была традиционная заключительная фраза церемонии бракосочетания, но она произнесла ее так печально, что у Алекса сжалось сердце.

Виктория не помнила, чтобы она когда-нибудь раньше чувствовала себя такой женственной, такой сексуальной, такой… могущественной. У нее закружилась голова от сознания того, что Алекс, вне всякого сомнения, хочет ее — по крайней мере этой ночью.

— Не теряй времени, — бросила она и побежала наверх.

Алекс нагнал ее на середине лестницы.

— Я покажу тебе, как не терять времени, — игриво прорычал он и поднял ее на руки.

Он без труда поднялся наверх, на ходу целуя ее в шею и шепча пылкие обещания того, что он с ней сделает. Она смеялась, полностью расслабившись, доверившись его сильным рукам, будто так и должно было быть.

Он даже не задохнулся, когда вошел в спальню. Поставив ее на ноги, он сказал:

— Дорогая, надеюсь ты готова, ведь я ждал тебя весь вечер.

— Я готова. — Ее восторг был неописуем.

— Тогда иди ко мне. — Он снял очки и положил их на туалетный столик. — По-моему, на тебе чересчур много надето.

Медленно и осторожно, словно она была первой на свете невестой, которую раздевают, первой женщиной, которая желает, чтобы ее раздели, он спустил платье с ее плеч, глядя голодными глазами на обнажившееся тело. Страстное желание, которое она читала в его глазах, все больше возбуждало ее. Ей казалось, что она может покорить весь мир.

Когда платье задержалось на ее бедрах, он не стал стягивать его вниз: тяжелые складки увеличивали ощущение обнаженности ее торса. Он провел языком по ложбинке между грудями, и у нее подкосились ноги.

Алекс рассмеялся:

— Мне это нравится… ты как будто собралась упасть к моим ногам.

— В любое время, если пожелаешь. — Она была пьяна от желания и предвкушения. Ее груди набухли, соски затвердели. — Прикасайся ко мне, Алекс, — попросила она, и он незамедлительно выполнил ее просьбу. Ее окатила мощная эротическая волна, и она поняла, что сдерживаться уже не сможет.

Она испугалась этого лишавшего ее разума желания и отшатнулась. Что такое в этом мужчине, что она не может контролировать себя?

Он тут же ее отпустил. Никакого давления, никаких уловок или уговоров, чтобы удержать ее. Но в его глазах она прочла страсть, и он тяжело дышал.

— Что случилось?

— Ничего. Я не знаю. Это… слишком. Мне жаль. Извини.

— Не извиняйся. Ты не сделала ничего плохого. Если я остановлюсь, это меня не убьет. Будет немного не по себе, но это пройдет. Я не хочу причинять тебе боль.

Однако его слова неожиданно возымели на нее обратное действие: страх и сомнения вдруг исчезли.

— Я не хочу, чтобы ты останавливался.

Улыбнувшись, он снова привлек ее к себе. Потом стянул с бедер платье, не прикасаясь к ее телу. Он будто молча давал ей понять, что она может остановить его в любой момент. Под платьем оказались белый кружевной пояс и чулки с кружевным верхом. Она перешагнула через платье, и его руки тут же оказались на ее бедрах. От неожиданности она покачнулась и схватилась за край туалетного столика у себя за спиной, чтобы не упасть.

— Все хорошо? Мне продолжать? Может, помедленнее?

— Нет, не останавливайся.

Он отстегнул чулки. Безумное желание охватило ее, она притянула его к себе и впилась губами в его рот. «Вот оно. Именно так это должно быть». Это было ее последней четкой мыслью. Язык Алекса проник внутрь ее рта, и горячая волна окатила ее с головы до ног.

Потом одновременно с поясом он стянул с нее чулки и трусики. Она пыталась расстегнуть пуговицы его рубашки, но Алекс прижал ее к себе и стал так целовать, что она уже не могла сосредоточиться. В конце концов, она просто рванула рубашку, так что пуговицы разлетелись в разные стороны. Сорвав пиджак и рубашку с его плеч, она прижалась к его груди. Болтавшийся на шее галстук придавал ему вид стриптизера, а мощная мускулатура только усиливала впечатление.

— У нас впереди вся ночь, незачем так торопиться, — сказал он.

Но она возразила:

— Нет. Сейчас. Я хочу сейчас.

И вот она уже оказалась на кровати, а Алекс, навалившись всем телом, начал осыпать поцелуями ее подбородок, шею, горло.

Алекс нежно укусил ее в шею в том месте, где бился пульс, и Виктория выгнулась ему навстречу. Она еще никогда не чувствовала себя такой необузданной и распущенной. Со своими прежними женихами она чувствовала бы смущение от того, то не может сдержать вожделение. Но с Алексом всё было по другому. Ему это не только нравилось. Он поощрил ее.

Его язык скользнул вниз по груди. Когда он взял в рот твердый сосок, Виктория хотела что-то сказать, но лишь застонала. Когда он целовал ее, а его руки ласкали се тело, на нее накатывали волны страсти. Как будто угадывая ее тайные желании, понимая ее сомнения и неуверенность, он прошептал ей на ухо:

— У тебя великолепное тело, Виктория. Тело настоящей женщины, созданное для любви.

— Так люби его. Люби меня. И ни на секунду не останавливайся.

— Не знаю, смогу ли я.

— Сможешь. Но на одном из нас слишком много одежды. Думаю, что на тебе.

— Вот как?

— Да.

Она приблизила к себе его голову и поцеловала с такой страстью, что он задрожал.

— Нам не следует так спешить, иначе все кончится до того, как начнется.

— Ты хочешь сказать, что мы и не начинали?

— Доверься мне, милая. Будет еще лучше.

— У меня нет сил ждать.

Она вся была ожидание, предвкушение, нетерпение. Он опять слегка укусил ее шею и скатился с нее. С ним ушло и тепло, и она задрожала, недоумевая, что она сказала не так.

— Алекс?

— Не двигайся.

Он быстро снял с себя одежду, и у Виктории перехватило дыхание при виде такой красоты. Он был большой, стройный, мускулистый. Через минуту он уже лежал на кровати рядом с ней, и она прильнула к нему.

— Нам нужен презерватив, — прошептал он у самого ее рта.

— Посмотри в тумбочке.

Она слышала, как он открыл ящик и роется в нем.

— Ты уверена?

— Они должны быть где-то там. Может быть, в самой глубине.

Вот что бывает, если чем-то редко пользуешься, с горечью подумала она.

Все произошло так быстро, что она не успела опомниться, а он уже был внутри ее.

Алекс прижал ее к себе и положил голову в ямку между шеей и плечом. Его движения все убыстрялись, она двигалась с ним в такт, наслаждаясь его силой и его запахом.

Сила ее чувства напугала ее. Она словно летела куда-то, уже не владея собой. Она сжала его бедрами, чтобы он замедлил темп, и предложила свой. Он подчинился.

— Давай, дорогая. Расслабься. Доверься мне.

Это было сказано таким страстным шепотом, что она и вправду ему доверилась, а он, не спуская с нее глаз, замедлил темп.

— Ну же, расслабься, — повторил он. — Я позабочусь о тебе.

И она ему поверила. Сегодня, в эту ночь Алекс был ее защитником, ее хранителем.

Его движения снова стали быстрым и, он тихо стонал, а затем прижался к ней в последний раз. Виктория вскрикнула, мир вокруг нее вспыхнул тысячами огней, и тело выгнулось в экстазе.

— О Боже! О Боже! Боже! Боже! — не переставая твердила она.

— Я знаю. — Он тяжело дышал, его сердце громко стучало, гулко отдаваясь и груди, и она воспринимала это как биение собственного сердца. — Я знаю. — Он прижался к ней потным лбом, его плоть пульсировала внутри ее, и они были как единое целое.

Когда к ней вернулся дар членораздельной речи, она сказала:

— Это было потрясающе.

Алекс рассмеялся:

— Тебе понравилось, не так ли?

— Это было похоже на катание на «русских горках». Хочешь еще покататься?