Откуда-то издалека я слышу еще один голос:

— Я никогда не делал Грязного Санчеса [Что это такое, мы узнаем чуть позже вместе с Фреей. // — Какую собаку мне спасти? — спросил месье Олета. // Ему указали на одно из животных. Он немедленно влил ей в пасть свое лекарство, впрыснул под кожу несколько капель другого, и через пятнадцать минут собака убежала совершенно здоровой, в то время как ее товарка испускала дух в ужасных конвульсиях. Это было еще не все. Олета дал себя укусить одной из змей, также выбранной наугад, и с ним ничего не случилось. При этом опыте на улице Шуазель присутствовало по меньшей мере сто пятьдесят человек. Месье Олета умер лет десять назад, оставив рецепт своему сыну, с которым я познакомился в Ремире. У меня еще будет случай рассказать о нем. — Примеч. автора.].

Все присутствующие издают стон, переходящий в вой. Не знаю почему, но я поднимаю вверх кулак и снова пью. Раздается еще больше аплодисментов, и Сантино придвигается настолько близко, что уже почти сидит у меня на коленях.

Кто бы мог подумать, что обширный сексуальный опыт принесет мне столько популярности? Жаль, что раньше я не занималась сексом. И аналом, и Грязным Санчесом, что бы это ни значило. На полпути ко рту большая, сильная ладонь забирает из моей руки стакан и крепко хватает меня за запястье. Я поднимаю голову и вижу огромного Мака, хмуро смотрящего на меня сверху вниз. Никогда не видела его по-настоящему расстроенным. Мак рывком поднимает меня со стула и выплевывает:

— Мы уходим.

— Но мне весело! — пытаюсь отшутиться я.

— Кук, это не обсуждается.

«По крайней мере, он не назвал меня Куки», — думаю я. Сантино встает рядом и не успевает открыть рот, как Мак устремляет на него свой суровый взгляд. Клянусь, пока он возвышается над бедным парнем, его грудь раздувается, как воздушный шар. Итальянец молча садится на место, и Мак с крепкой хваткой на моем запястье тащит меня за собой. Все присутствующие смотрят на нас с недоумением, и, честно говоря, я разделяю их чувства. Никогда не видела Мака настолько расстроенным. Что случилось? Что я пропустила?

До его серого «Лексуса» мы идем в тишине. Он заталкивает меня на заднее сиденье и сердито топает к водительскому месту. Когда он забирается в машину и давит на газ, я громко икаю. Прежде чем мне удается что-то сказать, икота снова поднимается к горлу, но в этот раз вместе с кислотой.

Я зажимаю рот рукой и высовываюсь в окно.

— Притормози, меня сейчас вырвет!

Мак ворчит и сворачивает на первом же повороте. Не дожидаясь, пока он остановится, я распахиваю дверцу машины и выблевываю все содержимое желудка на асфальт.

Боже мой, почему это так жутко выглядит?

— Меня тошнит кровью! — взываю я к небу.

— Нет, не кровью, — ровно отвечает Мак.

— Я умру! — всхлипываю я, чувствуя, как из носа текут сопли.

— Да не умрешь ты, — тяжело вздыхает Мак.

После небольшой паузы он протягивает руку и сочувствующе хлопает меня по спине.

— Куки, ты пила вишневый гренадин, он красный.

— Ох, — глупо отвечаю я и сажусь, утирая слезы, — я и не подумала об этом.

— Ты вообще мало о чем сегодня думала, — выдавливает сквозь зубы Мак. Кнопки приборной панели освещают его хмурое лицо.

— Что ты хочешь этим сказать? — рычу я и захлопываю дверцу. — Почему ты так злишься на меня?

Мака потряхивает от раздражения.

— Какого черта ты там творила, Кук?

— Веселилась, — ухмыляюсь я.

— Напиться в стельку и врать в этой глупой игре, что делала все эти вещи, не совсем значит «веселиться».

— Откуда ты знаешь, что я этим не занималась?

— Кук, я с тобой почти каждую ночь тусуюсь. Думаю, я бы заметил, если бы ты дрочила в общественных местах и раздавала минеты в машинах.

Я содрогаюсь от последнего, смутно вспоминая, что пила за это. Игнорируя свою реакцию, я расправляю плечи, словно пытаясь саму себя в чем-то убедить.

— Ты не все знаешь обо мне, Мак. Вообще-то до нашей встречи у меня была своя жизнь.

Как он смеет считать, что знает меня как облупленную? Мы никогда не обсуждали наши отношения! Весь прошлый год эта тема почему-то была запретной. Мак вообще не рассказывает о своей сексуальной жизни, но он наверняка с кем-нибудь спит во время своих футбольных поездок. Поэтому меня до глубины души оскорбляет его уверенность в том, что я не делала ничего из упомянутых на вечеринке вещей.

— Несколько часов в день ты меня не видишь, тугая ты башка. Откуда ты знаешь, что я в это время не сижу на Тиндере, свайпая вправо и соглашаясь на свидания? — огрызаюсь я, мысленно ужасаясь при мысли об этих дурацких приложениях для знакомств и моем плачевном опыте с ними.

— И что, правда сидишь на Тиндере? — Мак сверлит меня странным взглядом. У меня перед глазами все двоится, и я не могу понять, что означает выражение его лица.

— Не твое дело! — Я указываю на дорогу. — Просто отвези меня домой. Не хочу больше быть рядом с тобой.

Мак пронзает меня обиженным взглядом и заводит машину. Доехав до моей квартиры, он помогает мне добраться до двери. Сил возразить уже нет, тем более что тошнота снова подбирается к моему горлу.

Не найдя ключи в своей сумке, я чувствую странное желание плакать. Словно читая мои мысли, Мак мягко отодвигает меня в сторону и открывает дверь. Несколько месяцев назад я дала ему запасные ключи, чтобы он присмотрел за Геркулесом.

«Присмотреть», конечно, сильное слово: Геркулес и на километр к нему не подходит. Но Мак проследил за тем, чтобы у кота всегда была еда, вода и чистый лоток, так что, наверное, мне не стоит сейчас так ему грубить.

Мак вместе со мной едет на пятый этаж. Как только он открывает дверь квартиры, я вижу рыжий хвост Геркулеса, убегающего в мою спальню.

— Даже Геркулес на тебя обижен. — Я снимаю туфли, они громко падают на пол.

— Он меня ненавидит, — холодно отвечает Мак. — Я уже успел забыть, какой у него окрас.

— Он просто стесняется, — отвечаю я и иду на кухню за бутылкой воды из холодильника. — Не все любят быть в центре внимания, как ты.

Мак идет за мной и сверлит меня обвиняющим взглядом.

— Ты сегодня вообще не стеснялась, выставив себя полной дурой на вечеринке.

— Хватит ворчать, я просто подыгрывала. — Воспоминания об игре начинают возвращаться, и я издаю жалобный стон, понимая, что он абсолютно прав. — И вообще, откуда ты знаешь, может, я правда всем этим занималась.

Мак резко вздыхает и скрещивает забитые руки на груди.

— Да, но я уверен, что ты не делала как минимум одну вещь из того списка.

— С чего бы это?

Он опирается на стол и наклоняется, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Фрея, ты вообще знаешь, что такое Грязный Санчес?

Я хмурюсь и делаю большой глоток воды.

— Конечно знаю.

Мак выжидающе на меня смотрит.

— Я весь внимание.

Секунду я колеблюсь, но решаю просто что-нибудь выдумать. Он наверняка тоже без понятия, что это.

— Это когда вы занимаетесь Тем Самым на грязном индейском покрывале.

Мак жмурится, словно ему стыдно.

— Даже не близко. И на будущее: у людей, которые называют секс Тем Самым, явно его нет.

— Объясни мне тогда, кто такой этот Грязный Санчес. Сначала ты рассказал, что значит «Нетфликс и расслабон», теперь это! Не знала, что дружу со специалистом по сексу.

Он игнорирует этот выпад и отвечает:

— Грязный Санчес — это когда юноша засовывает палец в задницу леди и вытирает его об ее верхнюю губу.

— Господи боже мой, отвратительно! — вскрикиваю я.

— Я знаю! — отзывается Мак, выпрямляясь в полный рост и выпячивая грудь. — И ты выпила так, словно делала это, перед кучей людей! Я совершенно точно знаю, что ты бы не решилась на это даже под дулом пистолета.

— Я бы даже ради спасения Геркулеса на это не пошла, — соглашаюсь с ним я. — Конечно, мой кот мне дорог, но, если бы выбор стоял между его жизнью и необходимостью понюхать собственную задницу, ему пришлось бы отправиться на небеса. — После этих слов я быстро оглядываюсь в страхе, что Геркулес подслушает и обидится.

Мак тяжело вздыхает, и я снова смотрю на него.

— Куки, скажи мне тогда, ради бога, что ты такое творила на вечеринке? К чему было это представление? И не пытайся оправдаться алкоголем, мы оба знаем, что это не имело никакого отношения к твоей выходке.

Я издаю усталый смешок и держусь за бутылку с водой как за щит, который сможет меня укрыть от пристального взгляда Мака.

— Я просто пыталась влиться в компанию.

Он презрительно усмехается.

— С каких пор ты так сильно хочешь вписаться?

С тех пор, как я решила, что не хочу рассказывать полной людей гостиной, что я все еще девственница в двадцать девять и мой сексуальный опыт можно назвать максимум унылым!

— Я не хотела, чтобы все знали, — шепчу я и в жалкой попытке набраться храбрости прижимаю ко лбу пластиковую бутылку.

— Чтобы знали… что?

Я с раздражением отдергиваю от лица бутылку.

— Разве неясно?

— Что? — хрипло спрашивает Мак.

Я устало прикрываю глаза. Если до здоровяка так и не дошло, что я все еще не потеряла свою девичью метку, я не собираюсь ему в этом признаваться.

— Нормальное свидание у меня было несколько лет назад, не говоря уже о поцелуях. Как бы я ни старалась, я даже двух слов не могу связать рядом с мужчинами. Я надеялась найти пару на свадьбу Элли и Роана, но я безнадежна! В присутствии парней в меня вселяется клоун с заплетающимся языком, путающий порядок слов. Как будто я пытаюсь кроссворд вслух прочитать.

— Со мной ты постоянно разговариваешь, — недоумевает Мак. — Даже бросаешься умными словами, которые потом приходится гуглить.

— Ну, ты не обычный парень. — Я отворачиваюсь и выдыхаю, чтобы не смущать его запахом рвоты.

Мак придвигается вплотную, в его голосе слышна хрипотца.

— Еще сегодня утром мой болт с яйцами были на месте, хоть они и вывернулись наизнанку, увидев, как ты вечером пила за Грязного Санчеса.