Грейс повернулась, взялась за ручку дверцы:

— Увидимся на следующей неделе.

— Можешь ответить мне на один вопрос? — спросил он.

Грейс застыла, уже поставив одну ногу на асфальт.

— Конечно.

Брент наклонился, оперся локтями о колени, запустил руки в волосы:

— Зачем ты согласилась выйти за меня? Зачем принимать предложение, надевать кольцо на палец, а через два месяца разрывать помолвку? Я не верю, что все дело в учебе, в том, что я якобы отвлекал тебя от занятий. В чем настоящая причина, Грейс?

Грейс почувствовала, как ее сердце на мгновение остановилось, а затем сделало очередной удар, причинив боль.

— Потому что я любила тебя, Брент, а ты так хотел этого. Я мечтала сделать тебя счастливым.

— Это больше похоже на причину остаться вместе.

— Но цели у нас были разные. Я не хотела детей и уютный домик с беленьким заборчиком. Я стремилась стать врачом, сделать карьеру.

— Я же сказал тебе, что могу обойтись без всего этого.

Грейс сильнее сжала ручку дверцы.

— Да, но я знала, что ты этого хочешь. И знала, что, не имея всего этого, ты будешь несчастлив. У тебя было трудное детство, и ты заслуживал большего. А я не могла дать тебе счастье, о котором ты мечтал.

— Дело не только в этом, Грейс. Должно быть что-то еще.

Грейс кивнула. Он был прав. Она никогда не говорила ему об этом, потому что выставила бы себя эгоисткой, но, возможно, сейчас пришло время признаться.

— Я боялась, что уступлю тебе, потому что слишком сильно тебя любила. И буду несчастна от этого.

Была и еще одна причина, но Грейс не могла произнести ее вслух. «Я боялась, что люблю тебя слишком сильно и со временем сама захочу всего этого. Что предам свои мечты, не моргнув глазом».

Брент уронил руки:

— Зато теперь мы оба так счастливы, правда?

Его сарказм был понятен Грейс. Они оба жили той жизнью, о которой мечтали. Только не вместе, а каждый по отдельности.

Но прошлого не вернуть.

— До вторника, — сказала она, выбираясь из машины и захлопывая за собой дверцу.

Грейс направилась прямиком в душ, срывая с себя одежду, бросаясь под струи воды, чтобы скорее смыть с себя его запах, его прикосновения, его вкус. Ее тело все еще тосковало по Бренту, но в глубине души она понимала, что нужно удалить со своей кожи все следы.

Иначе ей придется всю ночь мучиться от бессонницы и медленно сходить с ума.

Пока вода омывала ее лицо, в голове беспрестанно звучали слова Брента: «Ты не можешь просто так снова впорхнуть в мою жизнь и начать с того места, где мы остановились». Она прокручивала их снова и снова. Включила в голове режим непрерывного повтора. Потому что должна была их запомнить. Ее тело должно было их запомнить.

Они больше не вместе.

У них по-прежнему были проблемы. Не такие, как раньше, но все же проблемы. И она не позволит себе второй раз испортить отношения с Брентом только из-за какой-то неуместной ностальгии. Или буйных гормонов.

Они больше не вместе.

Через две минуты Грейс торопливо закрыла краны и решительно выкинули плохие мысли из головы.

Она запомнила. Они больше не вместе.

Грейс быстро вытерлась полотенцем. Пора было начать думать о том, что у нее есть здесь и сейчас, а не о том, чего она иметь не могла.

У нее есть дети, дом, семья. Работа.

По дороге в спальню она задалась вопросом: с каких это пор медицина оказалась у нее на последнем месте?

Ответ явился ей, как только она переступила через порог своей комнаты. Таш и Бенджи лежали в постели и крепко спали. Тяжелые мысли улетучились, а сердце наполнилось любовью к этим двум несчастным детям. Во сне они выглядели такими милыми и невинными. Почему жизнь так жестока?

Сейчас главным в ее жизни были дети. Все остальное отошло на второй план.

И все же лекция о приоритетах, прочитанная Грейс самой себе, не помогла: в следующие несколько дней она ни на секунду не переставала думать о случившемся на заднем сиденье автомобиля. Она снова и снова прокручивала в памяти картины того вечера. Представляла, как бы все закончилось, если бы Брент не врезал по тормозам. Испытывала то стыд за то, что они вели себя как подростки, то сильнейшую сексуальную неудовлетворенность.

С приближением вторника Грейс все больше и больше нервничала, не зная, как сложится их разговор. И какими теперь будут их отношения.

Но ей не стоило волноваться.

Вторник начался с неожиданного удара, и в течение всего дня лучше не становилось. Времени на психоанализ уж точно не было.

Ее сестра Венди позвонила около половины восьмого утра, когда Грейс упаковывала обед детям в школу, и сообщила, что ее дочь Келли накануне видела Таш и еще нескольких девочек в местном парке, где те курили после школы.

Грейс начала разбираться с Таш. Последовал скандал. Грейс пыталась сохранять спокойствие — Таш не считала это необходимым. Она громко все отрицала, когда Грейс отобрала у нее сумку и начала искать в ней сигареты. Сигарет там не оказалось, однако Грейс почувствовала слабый запах табака. В качестве наказания она конфисковала плеер Таш и посадила ее под домашний арест на две недели.

Таш выбежала из дому, захлопнув за собой дверь, вся в слезах, крича, что живет в тюрьме.

На работе у Грейс тоже не было времени ни на смущение, ни на обсуждение случившегося. Не прошло и часа с начала ее смены, как больница погрузилась в хаос.

Небольшой аэроплан упал на спортивную площадку близлежащей школы, попав прямо в толпу людей, которые собрались на ежегодный спортивный фестиваль. Мельбурнская центральная больница, больница «Ройал Мельбурн» и детская больница моментально перешли к утвержденным планам, разработанным на случай массовых катастроф, и ждали наплыва раненых.

После первых страшных минут, когда Грейс испугалась, что это может быть школа Таш, она словно по щелчку переключилась в рабочий режим. В свое время она не раз участвовала в учениях, имитировавших подобные ситуации, и отлично знала всю процедуру.

Специально для таких случаев в больницах, особенно в отделениях неотложной помощи, имелись обширные регламенты. Каждая больница имела свой план действий и опыт работы в таких условиях; сотрудники всех отделений были обучены тому, как справляться с подобными случаями.

Она знала, что центральная — не исключение.

Брент уверил ее, что больница абсолютно готова к ситуациям такого рода: персонала, профессиональных навыков и оборудования было предостаточно, чтобы помочь всем.

В чрезвычайных ситуациях требовались также лидерские качества, коммуникативные способности и отлаженное сотрудничество со всеми экстренными службами — полицией, пожарной службой и скорой помощью. От команды, работавшей на месте происшествия, Брент получил распоряжение прислать к ним двух старших докторов и сестринский персонал, чтобы помочь с первичной сортировкой пациентов. Он без раздумий вызвал Грейс.

— Поехали, — сказал он. Эпизод, произошедший субботним вечером на заднем сиденье его автомобиля, померк перед лицом катастрофы, случившейся в двух километрах от их больницы. — Мы нужны им для сортировки.

Грейс кивнула:

— Здесь все в порядке. Реанимация и операционные готовы принимать раненых. Все палаты и бригады врачей предупреждены. У нас двенадцать ординаторов, а Эллен договорилась, чтобы нам прислали дополнительный сестринский персонал из палат.

— Хорошо. — Он кивнул. — Возьмем с собой ее и еще двух медсестер.

Десять минут спустя все они вышли из машины Брента на месте происшествия. На них была синяя униформа, в руках — чемоданы с инструментами. На униформе Грейс и Брента спереди и сзади была надпись «Врач». На сестринский униформе значилось «Медсестра».

По мере приближения к месту катастрофы Грейс все сильнее ощущала резкий запах горящего авиационного бензина. Спортплощадка превратилась в сцену из фильма о наступлении апокалипсиса. Повсюду на земле лежали раненые, которых направляли в разные медпункты. Одни плакали, другие кричали, кто-то истекал кровью, а кто-то с выражением полного отчаяния на лице искал своих знакомых.

Машины служб экстренной помощи были беспорядочно припаркованы по всему периметру площадки — пожарные, полиция, скорая помощь. На фоне этой ужасной сцены разрушения они выглядели как игрушечные машинки. Вой сирен раздавался и вдалеке, и совсем близко. Над головой кружили вертолеты новостных служб.

Черный дым поднимался от тлеющих обломков того, что когда-то было самолетом. Пожарная команда беспрерывно поливала их пеной из шлангов. Казалось, самолет смел половину спортивной площадки, вспахав землю во время торможения, опрокинув многочисленные спортивные сооружения и наконец вонзившись носом в деревянную трибуну, отчего та рухнула, словно карточный домик, и загорелась.

— Надо передать на центральный командный пост, — сказал Брент, выводя всю команду из секундного ступора.

Доктор Дженнифер Уорнер, руководившая процессом, была рада, что они наконец прибыли.

— Сортировка почти завершена. Раненых распределили в красную, зеленую и желтую группы. — Она указала на временные медпункты, где сидели и лежали люди. — У нас семеро погибших. Двое учеников. Пятеро взрослых. Не считая пилота. — Она указала большим пальцем через плечо на трупы, укрытые простынями.

Двое полицейских сооружали брезентовую ширму, чтобы скрыть жуткое зрелище от глаз наблюдавших за происходящим, а также от назойливых журналистов, которые уже начали собираться, словно жаждущие крови стервятники, за ограждением из желтой ленты.

Грейс поежилась. Семь трупов. Не считая пилота. Она снова взглянула на искореженный обуглившийся корпус самолета. Разумеется, при таком ударе нет шансов выжить.

— Вы могли бы взять на себя красную группу? Нужно оказать врачебную помощь и помочь с транспортировкой.

— Уже идем, — сказал Брент. А затем началась круговерть.

Направляясь в самую гущу событий, Грейс знала, что всем пострадавшим с красными браслетами на запястьях требуется неотложная медицинская помощь, поскольку их ранения были опасны для жизни. Красным помечали тех, у кого было затруднено дыхание или слабый радиальный пульс, а также тех, кто находился в состоянии шока и был не способен выполнить простейшие действия.

Проталкиваясь через толпу потрясенных людей, Грейс заметила, что многие из них попали в зеленую группу. В большинстве своем это были люди, получившие незначительные повреждения и способные самостоятельно передвигаться. Помощь им будет оказана не раньше, чем с места происшествия эвакуируют всех тяжелораненых.

По пути к красной зоне они миновали многочисленную желтую группу, куда направили людей с ранениями, не опасными для жизни. У этих пострадавших пульс был в норме, но из-за ранений они не могли сидеть или стоять.

Грейс знала, что, хотя эти пациенты и не нуждаются в неотложной медицинской помощи, лечение потребуется им в течение нескольких ближайших часов.

День обещал быть долгим.

— Док, сюда! — санитар скорой помощи отчаянно размахивал руками.

И они принялись за дело.

Грейс не знала, скольким людям успела оказать помощь за первые два часа. Она опускалась на колени рядом с носилками, накладывала повязки, контролировала кровотечения, извлекала осколки. Критических пациентов направляла к бесконечному потоку машин скорой помощи для эвакуации. Снимала одни перчатки, надевала другие и принималась за следующего раненого.

Она действовала на автопилоте. Они с Брентом работали рука об руку под палящим солнцем, и казалось, они проработали вместе все последние двадцать лет. Врачи из больницы «Ройал Мельбурн» трудились вместе с ними. Методично и тщательно. Помогая друг другу. Абстрагируясь от внешних шумов и толпы людей вокруг.

Взрослые и ученики, которые оказались на спортплощадке, сновали туда-сюда, ошеломленные или рыдающие, успокаивая друг друга. Напуганные родители приезжали в школу и в панике искали своих детей.

Раз в полчаса кто-то передавал каждому из врачей стакан воды и шоколадный батончик. Они молча проглатывали их и снова возвращались к работе — к оказанию помощи раненым.

— Еще один, док! — Санитар и пожарный подбежали к ней с человеком на носилках. — Его только что вытащили из-под трибуны. Он в критическом состоянии. Радиального пульса нет. Артериальный пульс слабый. Шумы в дыхательных путях. Левый зрачок растекся.

Брент и Грейс кинулись к носилкам. Пациент был без сознания, на голове виднелась огромная рана.

Брент нащупал слабый пульс. Грейс схватила ближайший переносной аспиратор, распечатала отсасыватель и подсоединила его к концу трубки. Вставила его в рот пациента и прочистила дыхательные пути. Трубка заполнилась кровью.

— Искусственное дыхание — две минуты, — скомандовал Брент.

Грейс схватила мешок Амбу и начала делать искусственную вентиляцию легких. Грудь пациента поднималась и опускалась синхронно с надавливающими движениями Брента.

Через две минуты санитар произнес:

— Время.

Брент остановился, проверил пульс, выждав гораздо дольше, чем было необходимо. Ничего. Возможно, он мог бы спасти этого человека, этого незнакомца, оказавшегося не в том месте и не в то время, будь у него в запасе два часа времени, нейрохирург и больничное оборудование.

Но ничего этого у него не было.

Зато, если повезет, он может спасти двадцать человек с красными ярлыками на запястьях, которые лежали в ряд на носилках.

К сожалению, именно это всегда происходит в случае массовых катастроф. Расстановка приоритетов. Необходимо быстро и эффективно оказывать помощь и эвакуировать выживших в специальные медицинские центры, оснащенные всем необходимым оборудованием. А не тратить драгоценные минуты на тех, кого уже не удастся спасти.

Брент стянул перчатки:

— Повесьте черный ярлык и отнесите к остальным.

На долю секунды все четверо застыли. Глядя на лицо погибшего человека, Грейс ощутила абсолютную беспомощность. Тщетность происходящего казалась ей еще более удушающей, чем вездесущий запах горящего бензина.

Как его зовут? Он был чьим-то отцом? Учителем? Чем он провинился в этой жизни? Чем заслужил умереть сегодня вот так, в окружении незнакомцев?

Она взглянула на все со стороны. Жизнь — хрупкая штука. Она это знала лучше, чем кто-либо другой. Учитывая характер ее работы и потерю Джули. Но в суете и суматохе повседневности смерть быстро забывается. Было легко позволить нескончаемым жизненным неурядицам и проблемам с Таш накрыть ее с головой.

А ведь у Грейс все хорошо. С детьми все нормально. С Брентом тоже все наладится.

Ее жизнь не была идеальной. В ней не хватало абсолютного порядка и контроля, как того хотелось бы Грейс.

Но у нее все было хорошо. И она со всем справится. Санитары, которые принесли неизвестного пациента, подняли носилки и удалились.

— Черт, хреново, — пробормотала Грейс, глядя им вслед.

Брент кивнул и перевел взгляд с удаляющихся санитаров на Грейс:

— Ты как себя чувствуешь?

Она взглянула на него:

— Нормально.

Они занялись следующим пациентом.

Глава 11

Воскресным утром Грейс привезла Бенджи на футбольную площадку. Таш, обиженная и надувшаяся, тоже сидела в машине. Ее племянница все еще негодовала из-за того, что пришлось расстаться с плеером и сидеть под домашним арестом, так что атмосфера была напряженная. Бенджи был вне себя от счастья, а вот у Грейс внутри все кипело.

Брент, высокий, темноволосый и потрясающе красивый, был для нее лучшим противоядием.

Или афродизиаком?

На нем были старые потертые джинсы и толстовка с надписью «Коллингвуд». Он выглядел настолько сексуально, что Грейс захотелось повалить его на землю и страстно поцеловать на глазах у двадцати впечатлительных детишек, которые, очевидно, боготворили его.

Однако его фраза «Ты не можешь просто так снова впорхнуть в мою жизнь и начать с того места, где мы остановились» не давала ей покоя.

Грейс предпочла бы целовать Брента, а не вести беседу с Таш, которая по-прежнему сохраняла каменное выражение лица. Это было бы намного приятнее.

Посмотреть на игру Бенджи съехалась половина родственников, благодаря чему зрителей сразу значительно прибавилось, а Грейс почувствовала себя более комфортно в компании Брента.

Насколько это было возможно.

По крайней мере, она смогла сконцентрироваться на чем-то другом. Но каждый раз, когда с тренерского места раздавались слова ободрения или она слышала свисток Брента, взгляд ее неизменно падал в его сторону, а огонь желания разгорался немного сильнее.

Похоже, их страстное приключение в машине высвободило ее подавленное либидо, а абсолютное физическое совершенство Брента, которое она наблюдала здесь, на площадке, лишь усиливало его.

Не последнюю роль в этом играло и его умение обходиться с детьми.

Он прекрасно ладил с каждым из них, не исключая Бенджи. Он смеялся и шутил. Уговаривал и подбадривал. Хвалил и давал советы. И, кроме того, позволял им немного похулиганить. Не раз он перехватывал у них мяч и убегал с ним, а десяток детишек гнались за ним со смехом, выкрикивая: «Лови его!»

Он позволял им поймать себя, повалить на землю и попрыгать на нем. Он вырывался со смехом и ревом и пытался двигаться в направлении ворот, а ребята гроздьями повисали у него на руках и ногах.

Они просто обожали его. И понятно почему.

Когда игра в то утро закончилась и приемные родители забрали детишек домой, семейство Перри решило продолжить игру. К шумному и веселому сражению подключились все, включая и Грейс. Даже Таш забыла о том, что у нее плохое настроение, заразившись общим весельем.

Брент был капитаном детской команды, а Маршалл возглавлял взрослых. Некоторые сочли бы такое разделение несправедливым, но только не дети, ведь в их команде был чемпион — Брент. Грейс большую часть времени бегала по полю, не представляя, что нужно делать, и в основном разглядывала Брента, который проносился мимо нее, бросая и ловя мяч, и ныряя в общую кучу-малу.

На него хотелось смотреть не отрываясь. Она настолько отвлеклась, что была совершенно ошарашена, когда в какой-то момент ей в руки вдруг попал мяч. Долю секунды она ошеломленно разглядывала его. И тут Бенджи закричал: «Лови ее!», обращаясь к Бренту, который оказался рядом с ней. Грейс оглянулась и увидела веселых чертиков в золотисто-карих глазах Брента, который уже летел на нее с ревом индейца племени апачи, вышедшего на тропу войны.

— Беги! — завопил Маршалл.

Грейс еще раз взглянула в глаза Брента, блестевшие озорно и азартно, и не стала дожидаться повторной команды. Она издала нечеловеческий визг, развернулась и бросилась к воротам, сопровождаемая гвалтом одобрительных возгласов и криков поддержки.

Но куда ей было тягаться с прыткостью Брента! Она не успела убежать далеко — он налетел на нее, сгреб в охапку, прижав к груди, и закружил так, что небо, облака и верхушки деревьев замелькали у нее перед глазами, как разноцветные стеклышки калейдоскопа.

— Хватит, Брент! — взмолилась она, вцепившись одной рукой в мяч, другой — в его толстовку, пытаясь удержаться изо всех сил. У нее кружилась голова и страшно болело в боку от смеха. Так она не хохотала уже очень давно. — Поставь меня. Поставь на землю. У меня голова кружится.

Ее сумасшедшее, глупое сердце билось и трепетало в груди, как рыба, выброшенная на берег.