Грейс судорожно вздохнула, когда его взгляд скользнул выше, задержавшись ненадолго в зоне декольте. Она взмолилась, чтобы ее соски никак не отреагировали на это, но тщетно.

Затем их глаза встретились, и на какой-то миг исчезло все, кроме взаимного сексуального притяжения, которое зазвенело в повисшей между ними тишине.

Грейс сглотнула. «Немедленно возьми себя в руки!»

Она откашлялась и коснулась ручки двери. Шум снаружи был приглушен, но вполне различим, и он помог ей вновь привести непослушные мысли в порядок.

— Ты, наверное, уже не помнишь, какой здесь был дурдом в то время?

Суматоха отвлекла внимание Брента от гулких ударов его сердца и от предательски обтягивающих джинсов Грейс. Он улыбнулся:

— Отчего же, я помню. Мне нравился этот дурдом.

Она кивнула. Брент говорил правду. Так оно и было.

— Это хорошо, потому что теперь все стало намного хуже.

Он пожал плечами:

— Я готов.

Грейс закатила глаза:

— Не говори потом, что я тебя не предупреждала.

Она повернулась, открыла дверь и тут же попала в эпицентр торнадо — семейство Перри было в сборе.

На долю секунды на заднем дворе воцарилась полная тишина, и все головы повернулись к ним.

Затем раздались радостные возгласы «Брент!», и его тут же обступили плотным кольцом.

— Это для вас, — сказал он матери Грейс, протягивая ей цветы.

— О, Брент, они такие красивые, — ответила Триш, чмокнув его в щеку.

— Ты всегда был подлизой. — Маршалл хлопнул Брента по спине и пожал ему руку.

— Венди, ты ближе всех. Будь добра, поставь их в воду.

— Давайте я, — вызвалась Грейс, освобождая сестру от выполнения задания.

Тем временем Брент и ее отец обнимались так, что кости трещали.

Грейс удалилась в дом, чтобы наполнить вазу водой. Большое венецианское окно открывало перед ней панораму заднего двора во всем ее полноцветии, поэтому было просто невозможно не увидеть происходящее.

Брента встречали как родного сына, который вернулся домой после долгого отсутствия. Даже Барри радостно пожимала ему руку, а ведь ей было всего шесть, когда Грейс уехала в Брисбен, и она уж точно не могла его помнить.

Сердце Грейс сжалось от боли. Неужели они решили таким образом восполнить пустоту?

Пустоту, которую оставила Джули после своего ухода.

Веселиться здесь всем вместе без нее было как-то неправильно. Весь последний час они только и делали, что притворялись, будто не замечают огромной дыры, зияющей в центре их семейного счастья.

Именно этим они занимались и сейчас. Шутили и смеялись. Болтали, рассказывали анекдоты, веселились.

И шумели. Шумели как можно сильнее. Притворялись.

Друг перед другом. Перед Таш и Бенджи. Пытались быть нормальными.

Грейс знала, что со стороны все это выглядит вполне обыденно. Обычная, просто слишком большая семья из пригорода устроила праздник по случаю выходных на заднем дворе своего дома.

Но дыра-то ведь никуда не делась.

Вдруг возвращение Брента поможет? Они все снова перенесутся назад, в счастливые времена. В те времена, когда их семья была полной и ничто не могло сломить их.

Старые добрые времена.

Что до Брента, то он наслаждался всем этим. Грейс улыбнулась, несмотря на тяжесть в сердце и дурные предчувствия, связанные с его приходом сюда.

Эпизод у двери подтвердил все ее опасения. Такое ощущение, что они и не расставались, — он вел себя так, словно был ее парнем, и чувствовал себя вполне комфортно.

Вот только он — не ее парень.

И он — не Джули.

Грейс отогнала от себя грустные мысли и снова присоединилась к остальным.

— Вот она, — провозгласила Триш. — А мы уж собирались посылать за тобой поисковый отряд.

— Вижу, ты быстро освоился, — сказала Грейс.

Брент улыбнулся и протянул бутылку пива. Она взяла ее и ощутила холод стекла, резко контрастировавший с жаром, вспыхнувшим во всем теле. Брент был воплощением сексуальности.

— А вас тут прибавилось со времени моего последнего визита, — ухмыльнулся он.

— Через час мы устроим тебе проверку, — поддразнила его Триш.

Брент издал звучный смешок:

— А, понятно. Мне придется заработать свой ужин.

— Здесь так заведено, — с улыбкой ответил отец Грейс.

— Вижу, старый домик на дереве все еще держится, Лукас, — заметил Брент.

Он смотрел на огромный клен, занимавший целый угол большого двора — его ветви свешивались по обеим сторонам забора, бросая тень и на соседние участки. Это было величественное дерево.

Не меньшего внимания заслуживал и домик на дереве. Семья Робинзонов не построила бы лучше. Брент поднес ко рту бутылку пива, чтобы скрыть улыбку — он вспомнил, как они с Грейс однажды ночью занимались там любовью.

— Ага. В нем теперь внуки играют, — сказал отец Грейс.

Подошла Таш, как обычно хмурая, и Грейс напряглась:

— Все в порядке, Таш? Скоро будем есть.

Брент вмешался до того, как племянница успела отреагировать — или не отреагировать — на слова Грейс.

— Ага, так вот кто у нас Таш, — сказал он, протягивая руку. Он бы никогда не узнал в этом подростке улыбающуюся девочку со светлыми волосами, которую видел на фотографии. — Приятно познакомиться.

Таш моргнула, и Грейс увидела, как губы ее племянницы слегка приоткрылись и хмурое выражение ее лица сменилось удивленным, а затем она даже изобразила нечто вроде улыбки.

Грейс не могла поверить в такую перемену. Хотя ничего странного в ней не было. Брент Картрайт, кажется, одинаково влиял на всех женщин — от младенцев до бабушек.

Таш метнула тревожный взгляд в сторону тети:

— Вы… видели мою фотографию?

Грейс точно знала, о чем сейчас думает ее племянница: «О боже, что на мне было надето? Сколько мне лет на этой фотографии? Это ведь не та ужасная фотка, где я голая плещусь в бассейне на заднем дворе?»

— Твоя тетя Грейс показала ее мне. Я подумал тогда, что ты очень похожа на нее, но сейчас, увидев тебя в жизни, я бы сказал, что ты — вылитая Джули.

Грейс услышала, как ее мать громко вздохнула, и почувствовала невероятное напряжение в собственных мышцах.

— Вы… знали мою маму? — спросила Таш.

Брент бросил взгляд в сторону Грейс и Триш, которые заметно побледнели.

— Да, знал. Она была потрясающая. — Он замолчал на секунду, не зная, что сказать дальше. — Мир без нее опустел.

Таш пристально смотрела на него несколько секунд, потом вмешалась Триш:

— Ну ладно, пойдем, дорогая. — Она потрепала волосы девочки. — Пойдем-ка посмотрим, не готовы ли колбаски.

Таш позволила увести себя, а Брент смотрел им вслед.

— Извини. — Он скорчил гримасу, посмотрев на Грейс. — Я что-то не то сказал?

Грейс отрицательно покачала головой:

— Нет. Мы все перед ней на цыпочках ходим. Обычно она вообще не терпит, чтобы кто-то произносил имя Джули. Никогда не знаешь, как она отреагирует.

— Она ходила к психологу?

Грейс кивнула:

— Пару раз. А потом отказалась.

Брент слышал невыразимую грусть в голосе Грейс. Это было так тяжело.

— Она должна научиться говорить о своей матери.

Грейс почувствовала укол негодования.

— Я и сама знаю.

Она же ведь врач как-никак. Он что думает, она этого не понимает?

— Я просто не хочу торопить события, — сказала она в свою защиту.

Да что он может знать? У него ни детей, ни даже жены нет. Она делает все, что в ее силах, черт побери! Всю свою сознательную жизнь она жила одна и о материнском инстинкте знала только в теории. Все это было для нее новым.

Брент кивнул:

— Прости, я не собирался тебя критиковать. Ты справишься с этим. Уверен, что справишься.

И поскольку ему показалось, что ей это нужно, он обнял ее за плечи и притянул к себе. Он был удивлен, когда она положила голову ему на плечо, принимая его утешение и не пытаясь сопротивляться.

Совсем как в старые времена.

«Она, должно быть, совсем измучена», — подумал он.

Грейс закрыла глаза, на мгновение доверившись его теплу, надежности, уверенности, позволив ему облегчить тревогу, терзающую ее изнутри.

— Кто будет играть в крикет?! — завопил Маршалл, подбросив теннисный мяч высоко вверх.

Раздался оглушительный дружный ответ, и Брент сжал руку Грейс:

— Надо пойти надрать задницу кое-кому из Перри.

Она рассмеялась:

— Удачи!

Некоторое время они стояли, улыбаясь друг другу, и сердце Грейс колотилось как сумасшедшее. Затем он ушел, а она осталась стоять, рассеянно потирая неожиданно похолодевшие руки.

Грейс не заметила, как стукнуло семь и толпа постепенно начала редеть. Родители сгребали в кучу своих уставших детишек и готовились к отъезду, все вокруг что-то носили и убирали. Вечерний воздух принес прохладу, хотя днем было тепло, и Грейс пришлось напомнить себе о том, что она больше не живет в Солнечном штате.

— Не нужно, Брент, мы сами уберемся, — сказала она, когда он остановился рядом и начал собирать со стола грязную посуду.

— Глупости, — возразил он. — Я помогал свинячить. Помогу и убраться.

Грейс рассмеялась:

— Ну конечно, это ты больше всех насвинячил, а не три десятка детишек, которые оставили после себя кучу грязных тарелок и все здесь раскидали.

— Тетя Грейс?

Грейс обернулась и увидела Таш. Она теребила в руках мобильный телефон и не смотрела ей в глаза. Грейс подавила внутреннее напряжение и улыбнулась племяннице:

— Да?

— Я иду в кино. Вернусь к одиннадцати.

Грейс моргнула. У нее в ушах зашумела кровь, когда Таш обрушила на нее эту информацию, даже не думая спрашивать разрешения.

Грейс выровняла дыхание. «Она ведь подросток. Просто проверяет границы дозволенного. Это нормально».

Грейс скрестила руки на груди:

— Мм… нет. Ты не пойдешь в кино.

— Пойду, — продолжала стоять на своем Таш.

Грейс напряглась так, что кончики ее пальцев больно впились в предплечья.

— Сегодня воскресенье. Тебе завтра в школу.

Таш посмотрела на тетушку:

— Я не ребенок.

— Да, ты не ребенок. Но ты все равно должна следовать правилам.

— Правила — отстой! — выпалила Таш, не скрывая агрессию.

Грейс кивнула:

— Да. В большинстве случаев так оно и есть.

— Ну пожалуйста, тетя Грейс! Всего один разочек, — начала упрашивать Таш.

Грейс поразилась тому, как быстро ее племянница изменила тактику.

— Нет.

— Я больше никогда не попрошу.

Грейс едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. О, если бы это было правдой! С другой стороны, на этот раз она хотя бы спросила разрешения. Тот страшный день, когда ее племянница сбежала и она не могла найти ее несколько часов, добавил Грейс пару десятков седых волос.

— И на чем же ты будешь туда добираться? И с кем вообще ты собираешься идти, Таш?

Девочка неопределенно пожала плечами, и в ее мимике снова засквозила агрессия.

— С ребятами из школы.

— А имена у них есть?

Таш поджала губы:

— Просто ребята. Друзья.

Грейс сделала глубокий вдох, стараясь сохранять спокойствие.

— Тринни, Симона и Джустина?

Таш покачала головой:

— Новые друзья.

Беспокойство Грейс начало усиливаться. После возвращения в город Таш избегала своих прежних друзей. Это вызывало тревогу — старые друзья были одной из причин, по которым Грейс решила привезти детей обратно в Мельбурн.

— Если захочешь пойти в кино в следующие выходные, мы обязательно что-нибудь придумаем. Только сначала я должна познакомиться с твоими друзьями и узнать, на чем вы туда поедете. И еще мне нужны телефоны их родителей.

На лице Таш отразилось такое недоверие, как будто Грейс попросила предоставить ей справки о несудимости, выданные полицией, и результаты анализов мочи на содержание наркотиков.

— Да это же идиотизм! — возопила Таш. У нее на глазах навернулись слезы. — Мама меня отпустила бы.

У Грейс перехватило дыхание от такого обвинения. Она почувствовала, как ей на плечо легла теплая рука, которая скользнула вверх по шее и остановилась на затылке. Грейс обернулась и увидела Брента, с сочувствием смотревшего на нее. Она почти забыла, что он стоял рядом.

Почти забыла, что вокруг было полно людей, которые занимались уборкой и старались не слушать их с Таш разговора. Но внезапно воцарившаяся тишина была красноречивее всяких слов.

Грейс посмотрела на племянницу, и ее сердце сжалось, когда по лицу Таш заструились слезы.

— Мы обе знаем, что это не так, Наташа.

— Да откуда тебе это знать?! — закричала Таш. — Тебя никогда не было рядом!

— Наташа! — воскликнула Триш, пораженная этим выпадом.

Девочка виновато посмотрела на бабушку, а затем снова перевела взгляд на Грейс.

— Ладно, забудь, — прорычала она, смахивая слезы резкими движениями. — Проехали. — Она сорвалась с места и вихрем промчалась мимо них, направляясь в сторону домика на дереве.

Грейс повернулась было, чтобы побежать за ней, но Брент остановил ее.

— Подожди, пусть успокоится, — сказал он тоном, не терпящим возражений.

Грейс всю трясло от этой стычки, от ядовитого обвинения, брошенного племянницей в ее адрес.

— Но ведь она плачет. Мне так больно видеть ее слезы. — В ее глазах читалось страдание.

— Знаю, — сказал Брент, поглаживая большим пальцем ее предплечье. — Просто дай ей немного побыть одной. Полчаса. А потом поговоришь с ней.

— Он прав, дорогая, — заметила Триш.

Грейс знала, что они оба правы, но все равно хотела пойти к Таш.

— Ладно, — вздохнула Грейс. — Я помогу убраться, а потом поговорю с ней.

Глава 6

Через сорок пять минут Грейс спустила грязную воду в кухонной раковине и в сотый раз посмотрела в окно — домик на дереве был неразличим в темноте.

Предстоящий разговор вселял в нее такой ужас, что у нее сводило желудок.

Как же ей с этим справиться?

— Это последняя, — сказал Брент, вытирая единственную оставшуюся тарелку.

Они были одни на кухне и стояли бок о бок у раковины. Все разъехались в шумной спешке, а родителей Грейс Брент выпроводил, взяв в руки кухонное полотенце и велев им идти отдыхать. Бенджи от усталости едва держался на ногах, поэтому полчаса назад отправился спать.

Брент остался с Грейс наедине, но разговор не клеился — скорее это был его монолог.

Он поставил сухую тарелку на полку, подошел к Грейс сзади и начал массировать ей плечи, пытаясь снять напряжение. Брент смотрел в сторону домика на дереве, рассеянно разминая узелки зажатых мышц, упираясь подбородком в ее макушку.

— Хочешь, я сам поговорю с ней?

Грейс вышла из полузабытья. Было так приятно опереться на него, ощутить спиной его тепло, но это не давало ей права перекладывать ответственность на его плечи, как бы ей того ни хотелось.

— Нет. Я сама. — Она произнесла это так, словно готовилась выйти на расстрел.

— Я серьезно. Иногда проще разговаривать с тем, кого не так хорошо знаешь.

Грейс хотела уступить. Очень хотела. Переложить этот груз на кого-то другого. Имела ли она право на это?

— По крайней мере, позволь мне попытаться. Вдруг мне удастся растопить лед.

Грейс почувствовала, как ее захлестывает волна благодарности и облегчения от того, что можно наконец расстаться с принципом «Я должна делать все сама».

— Хорошо, — произнесла она, отстраняясь от него.

Через несколько минут они вышли на улицу и окунулись в прохладу ночи. Грейс порадовалась, что накинула кардиган. Она направилась к старым деревянным качелям, которые висели на дереве позади домика, а Брент стал взбираться по лестнице. Качели тихонько скрипнули, когда она опустилась на них.

Грейс прислонилась щекой к толстой, грубой на ощупь веревке, и в нос ей ударил застарелый запах. Он смешался с витающими в воздухе ароматами жареного мяса и дыма горящих поленьев и перенес ее в детство. Стоило закрыть глаза, и вот ей уже снова пятнадцать.

Столько же, сколько сейчас Таш. Сердце больно сжалось в груди от нахлынувших чувств. Беспомощность, злоба, отчаяние. Всеобъемлющая грусть. Бедная Таш!

Она слышала, как Брент поднимается по ступенькам деревянной лестницы, такой же прочной, как и в тот день, когда отец Грейс соорудил ее, — они тогда только переехали в этот дом. Грейс в то время было шесть лет.

Потом раздался стук, и Брент спросил, можно ли ему войти. Его голос проникал в открытые окна домика и растворялся в тишине ночи.

Таш ответила что-то неразборчивое, а затем Грейс услышала шаги Брента и легкое шуршание, когда он садился.

Она скрестила пальцы.

Глаза Брента понемногу стали привыкать к темноте.

Здесь было полно пластиковой мебели: столы, стулья, большой кухонный гарнитур, стеллажи и шкафчики, расставленные вдоль стен. Повсюду были разбросаны детские игрушки.

Опускаясь на пол, Брент оперся о него ладонями и почувствовал, как что-то мелкое и сыпучее впивается в кожу. Песок из песочницы, не иначе. Он рассеянно отряхнул руки о джинсы.

Таш сидела, прижав колени к подбородку и укрыв ноги большим вязаным пледом — одним из тех, что лежали высокой стопкой в старом шкафу позади нее.

— Ты, наверное, пришел «выразить свое разочарование», — произнесла Таш через несколько секунд, изобразив пальцами в воздухе невидимые кавычки.

— Нет.

— Прочтешь мне дурацкую проповедь о том, что я сильная и со всем справлюсь?

— Нет.

— Что, даже не скажешь «сочувствую твоей потере»? Или «время лечит»? — у Таш вырвался резкий смешок. — Боже, как же я ненавижу банальности, всю эту чепуху. Неужели люди не понимают, что их утешения мне до фонаря? Можно подумать, я потеряла библиотечную книжку или мобильник.

— Нет. — Брент покачал головой. — Этого ты от меня тоже не услышишь. Все это полная фигня. Полнейшая. Да, вам с Бенджи пришлось нелегко. Мне бы очень хотелось чем-то помочь. Все хотят вам помочь. Я знаю, что и Грейс тоже. Но, к сожалению, вам придется самим справляться со всем этим.

Таш покосилась на него:

— Ты ведь не психиатр, нет?

Брент рассмеялся:

— Нет.

— Хорошо. Потому что ты в этом ни черта не смыслишь.

Брент снова усмехнулся, и они на некоторое время замолчали.

— Просто это как-то неправильно, — сказала Таш. — Собираться вот так, всем вместе, без них.

Брент кивнул:

— Это чувство тебя еще долго не покинет. Может быть, никогда.

Таш натянула плед до самого подбородка и внимательно посмотрела на него:

— А твои родители живут в Мельбурне?

Брент пожал плечами:

— Не знаю. Я никогда не видел своих родителей. От меня отказались, когда я был еще младенцем, и все свое детство я провел в приемных семьях.

Таш распрямилась, и плед упал на пол. Она пристально смотрела на Брента.

— Правда? Надо же, сочувствую…

Брент поднял бровь.

— Моей потере? — он улыбнулся.

Таш хотела сказать что-то еще, но замолчала, поняв, что Брент дразнит ее.

— Ну да, ну да. — Она улыбнулась и подняла плед, на этот раз накинув его на плечи.

На какое-то время снова повисло молчание, затем Таш его прервала:

— Расскажи, что ты помнишь.

Брент нахмурился. Она хотела услышать о его детстве? Что именно ее интересовало? Он, конечно, мог бы рассказать о неотступно преследовавшем его воспоминании, связанном с этим домиком на дереве, только это вряд ли было бы уместно.

— А конкретнее?

— Ты ведь знал мою маму, так? Расскажи, что ты помнишь о ней.

Ах вот оно что!

Перед глазами Брента проплыли мириады образов из прошлого — он крутил и вертел их так и эдак, разглядывая словно картинки в калейдоскопе, пытаясь найти тот единственный рисунок, который лучше всего отображал бы характер Джули.