— Никакая это не пижама. Хотя…
Легонько пожав плечами, женщина оглядела на себе одежду, затем снова бросила взгляд на полицейского и недовольно поджала рот, чем привлекла его внимание к своим соблазнительно полным губам. И Остин Купер («Господи, помоги!») готов был поспорить на последний пенни, что у этих губ сейчас сладостный вкус!
— Ну, чисто технически действительно минувшую ночь я провела в этих штанах, — пояснила незнакомка. — Но это лишь потому, что мне лениво было их снимать, да и к тому же было слишком холодно, чтобы спать голой.
«Допустим…» — мысленно согласился Остин.
— А… тапочки? — Он опустил взгляд на две заячьи головы с мягкими торчащими ушами у нее на ногах.
На этот раз незнакомка уперлась рукой в бок.
— А что, в вашем прелестном захолустье на самой обочине Восточного Колорадо ношение домашних тапок вне дома считается незаконным?
Несмотря на ее обидное предположение, что Криденс — мелкий, захолустный городок, Остин покачал головой:
— Не считается.
Она снова опустила руку.
— На улице холодно.
Сказано это было так, будто разумней объяснения было не найти.
— Да, — подтвердил Остин. — И вправду холодно.
У нее же наверняка есть туфли? Хоть какая-нибудь обувь для выхода на улицу и в люди.
— Как вас зовут?
Незнакомка разом напряглась, вскинула бровь.
— Я не обязана называть вам свое имя.
— Ну, на самом-то деле обязаны, мэм. Согласно административному постановлению пятьсот восемьдесят три, раздел первый, любое лицо обязано удостоверить свою личность по требованию представителя закона.
Остин знал наизусть несколько городских постановлений. Ведь именно это и приносило ему хлеб насущный. Обеспечение правопорядка.
— Ах да, точно! Вы ж законник! Мужчина правил и регламентов! Ну, разумеется! — Она скрестила руки на груди. — Прямо как Чарли Хаммерсмит, черт его дери!
Остин вздохнул.
— Ладно, так и быть, клюну на наживку. Кто такой этот Чарли Хаммерсмит?
— Мой бывший говнюк-начальник.
— Ясно.
Вряд ли сказанное что-то прояснило Куперу, но это было и не важно.
— Я не намерена сообщать вам свое имя, — вызывающе зыркнула на Остина незнакомка. — Я заявляю о своем конституционном праве хранить молчание.
«О боже… Даруй мне терпение!»
— Вы не под арестом, мэм.
— Так арестуйте меня! — Она протянула к Остину запястья. — Наденьте мне наручники.
В иных обстоятельствах Купер с огромным удовольствием надел бы наручники этой загадочной и сумасбродной гостье Криденса, но сейчас она имела в виду совсем другое.
— Я не собираюсь вас арестовывать.
— Почему же? — требовательно спросила она.
— Потому что нет такого постановления, чтобы брать под арест того, кто раздражает окружающих. — Будь там подобный пункт, Остин уж точно бы его запомнил! — К тому же это не то нарушение, за которое можно арестовать.
«К сожалению».
— Отлично. — Она опустила руки и вскинула подбородок. — А как насчет перехода улицы в неположенном месте? — Скользнув мимо Купера, она ступила на проезжую часть возле капота его машины. — Я нарушаю закон?
Вздохнув, Остин посмотрел ей в лицо:
— Да. Городское постановление четыре-шестьдесят семь, раздел два, параграф А.
Купер только что сочинил эту галиматью, однако незнакомке совсем не обязательно было это знать.
— Что ж, ладно… — И она двинулась на середину дороги.
— Мэм… Что вы делаете? — Поскольку ни единой машины на улице не было, Остин не волновался, что женщину могут задавить.
— Перехожу дорогу в неположенном месте. Арестуйте меня!
— Мэм…
Она вновь протянула к нему руки:
— Посадите меня в «обезьянник».
Тут уже, не в силах сдержаться, Остин запрокинул голову и расхохотался.
В «обезьянник»? Дамочка явно пересмотрела телевизор!
— Мэм, насколько мне известно, большинство людей как раз стараются любой ценой избежать того, чтоб оказаться за решеткой. Что с вами стряслось?
— Я нарушаю правила, — заявила женщина. Сперва она слегка нахмурилась, словно не уверена была в таком определении своих действий, но потом кивнула, видимо, решив, что это вполне годится. — Точно. Отныне я нарушительница правил.
«Отныне?»
Неожиданно она вернулась к Остину, поднялась на тротуар и, подступив к нему почти вплотную — вторгнувшись в его личное пространство, — толкнула в грудь:
— Я сделаюсь самым жутким твоим кошмаром, парень.
Обычно, когда какой-либо гражданин пытался на него агрессивно наскакивать — даже здесь, в Криденсе, где он знал всех до единого, — у Остина в мозгу сразу звучали сигналы тревоги. Его учили всегда быть начеку и близко к себе не подпускать никаких представителей населения. Однако почему-то эта женщина совершенно не воспринималась им как угроза.
Более того, Остину сейчас, как ни абсурдно, хотелось от души расхохотаться.
— Офицер Купер, — поправил он дамочку, указав на свой нагрудный знак.
Кивнув, женщина повторила:
— Офицер, — и толкнула в грудь, — Купер. — Толкнула еще раз.
С такого близкого расстояния он хорошо мог разглядеть эти необыкновенные, переливающиеся, зеленые глаза и манящие пухлые губы, крошечные морщинки вокруг глаз. Она была немного старше его, успел осознать Остин, прежде чем его осенила другая догадка: никак от этой дамочки припахивало… пивом?
Он немного отступил:
— Мэм, вы что, пьяны?
— Что? — раздраженно сверкнула она глазами. — Нет, конечно. — Но тут же выражение лица у нее переменилось: — Ах да, погодите… Я действительно пила пиво на завтрак. Но я нисколько не пьяна.
— Вы пили на завтрак пиво? — Теперь у Купера начала вырисовываться картинка.
Она кивнула, вновь внезапно приняв свой задиристый образ.
— Ну да. А знаете почему? Потому что я нарушаю все правила. — Тут же на его глазах незнакомка вновь изменилась в лице. — Погодите… — прищурила она один глаз. — А ведь появление на публике в нетрезвом виде противоречит закону, верно?
Остин кивнул и на ходу сочинил несколько цифр:
— Муниципальное постановление один-восемь-два, тире девять.
— Ну, в таком случае — я пьяна. Я в стельку пьяна, оциффер. Я отказалась сообщить вам свое имя, я переходила улицу в неположенном месте и появилась пьяная в публичном месте.
И, дабы усилить впечатление от сказанного, женщина рыгнула, причем довольно громко.
Боже милостивый! С ее впечатляющим умением рыгать, непослушными растрепанными волосами, видавшей виды одеждой, весьма сомнительной обувью и пивом на завтрак эта колоритная особа казалась пылкой ночной мечтой какого-нибудь неопытного мальчишки-студентика. Остин Купер никогда не был членом мужского студенческого братства, и все же он солгал бы, если б не признал, что сам от этой женщины слегка завелся.
— Я правонарушительница, — продолжала она, — и ваша обязанность меня арестовать. — И она опять протянула к нему руки.
Остин вздохнул. Он в жизни не встречал человека — будь то мужчина или женщина, — который бы так настойчиво стремился попасть за решетку.
В сущности, кто он такой, чтоб обмануть надежды дамы?
— Ну что ж, ладно, — кивнул он и указал рукой на свою патрульную машину: — Садитесь.
Нахмурившись, женщина не двинулась с места.
— Вам что, не нужно надеть на меня наручники?
— Если вы желаете, чтоб я надел на вас наручники, то мы можем потолковать об этом как-нибудь вечерком, после приятного ужина или танцев. Но на службе я надеваю наручники лишь на тех, кто представляет угрозу обществу, или когда есть риск, что некто сбежит.
Незнакомка вскинула бровь:
— Что же заставляет вас считать, что я не то и не другое?
— Исключительные навыки работы в полиции.
Смешливо закатив глаза, она сказала:
— Я могла бы вас охмурить.
Остин сдержал улыбку, в душе восхищаясь ее дерзкой храбростью.
— Ничто не мешает вам попробовать, мэм.
Пару мгновений она оглядывала его с ног до головы, словно всерьез над этим размышляла, после чего пришла к неизбежному осознанию ситуации.
— Ладно, — недовольно фыркнула женщина. — Обойдемся без наручников. Но про ужин и танцы забудьте. Это был ваш первый и последний шанс.
И она рывком распахнула дверцу машины.
Остин усмехнулся. Когда ему бросали вызов, он был не в силах устоять.